Жизнь в Галлиполи и новый приезд Главнокомандующего Руской армией
Жизнь в Галлиполи текла своим чередом. Комиссия закончила свою работу и около 1000 человек — чинов корпуса — получили категории и все освобожденные от военной службы уехали 6 января в Константинополь.
По случаю православного Сочельника выдача хлеба была увеличена и каждый получил по 400 грамм очередного пайка и добавочно к нему по 250 грамм, как подарок к празднику Рождества Христова за счет средств полученных от русских. Сам первый Праздник вне Родины был отмечен тихо и скромно.
Вновь наступили будни. Продолжалась работа по прокладыванию полотна узкоколейки от города до лагеря. Неожиданно 11 января в Галлиполи вернулись из Константинополя все уволенные из армии категористы. Их вначале держали на пароходе, а потом для них устроили лагерь вдали от лагеря частей корпуса.
К этому времени, наконец, определился размер нашего дневного рациона — на некоторое время, — хотя вид продуктов и их сортимент постоянно менялись. Стали выдавать в день на человека хлеба от 400 до 500 грамм, мясных консервов до 200 грамм, картофеля до 750 грамм, два грамма бульонных кубиков, до 20 грамм сахара и столько же кокосового масла, 1 грамм чая, немного соли и иногда добавочно 75 грамм муки. Картофель заменялся иногда на 100 грамм риса, чечевицы или фасоли. Иногда давали селедку или по 100 грамм камсы, но в такой день значительно урезывали количество мясных консервов. 10 и 11 января была раздача долгожданных лир. Все, вдруг разбогатев, стали готовиться, и в лагере, и в городе, к встрече Нового года по старому стилю.
13 января отпраздновали Новый год. В полночь загремели выстрелы и непрерывная стрельба продолжалась довольно долго. Стреляли всюду по случаю праздника даже залпами, что вызвало у сенегальцев страшную панику. Со страха их часовые возле одного склада удрали с постов, а весь караул разбежался.
Обещанное обмундирование, белье и остальное, которое было вывезено из Крыма, так и не пришло для раздачи. Французы все забрали в свои руки и отправили в Марсель для продажи, а можно было бы одеть всю Русскую армию с иголочки и еще остались бы запасы.
Предполагавшийся Крещенский парад пришлось отменить ввиду проливного дождя, и водосвятие состоялось позже. Вокруг лагеря появились в большом количестве зайцы, которые стали забегать и в самый лагерь. Появилось новое развлечение — ловля зайцев. Этим занимались все, кому не лень и многие счастливцы возвращались в палатки с трофеями. Стали носиться слухи, что теперь лиры будут выдавать каждый месяц. Говорили о том, что генералу Кутепову французы прислали жалование в размере 135 лир, но он деньги вернул обратно, пояснив, что он не может их принять и не желает получать жалование до тех пор, пока его не будут получать все остальные чины армии.
Ночами, особенно с наступлением холодной погоды, стали подходить близко к палаткам и завывать шакалы, которых было очень много. К их резкому и неприятному вою и хохоту было очень трудно привыкнуть. Продолжала свирепствовать эпидемия сыпного и возвратного тифа, уносивших много жертв. Лазареты были полны больными. Скончался от тифа и генерал Шифнер-Маркевич, — редкий по храбрости, талантливый кавалерийский начальник. Похоронили его в Галлиполи 23 января 1921 года.
Водосвятие в лагере состоялось только 25 января в 11 часов. Богослужение совершил греческий митрополит Константин в сослужении наших военных священников. После состоялся парад войск. К началу службы, из города прибыли генерал Кутепов со штабом, французский комендант — подполковник Томассен, также со своим штабом, местные греческие и турецкие власти и много корреспондентов. По окончании молебна и водосвятия генерал Кутепов приветствовал войска, которые в ответ прокричали «ура» России, генералу Врангелю, местным властям и населению. Местные жители все время сердечно относились к своим неожиданным гостям — Русскому армейскому корпусу. Построенные для парада части были при оружии и произвели на всех присутствовавших отличное впечатление своей выправкой и стройными движениями. Для нас было немного странно видеть пехоту, вооруженную винтовками без примкнутых штыков. Корреспонденты не поскупились в словах при описании этого парада, наши части, действительно, проходили церемониальным маршем очень стройно. В особенно ярких красках и восторженно описал картину парада корреспондент газеты «Пресс дю Суар». Кроме всего другого он написал: «Вот идут знаменитые Дроздовцы и все поле покрылось малиной». Хотя наши части были в потрепанном обмундировании, но оно было приведено в полнейший порядок и все имели головным убором фуражки с малиновым верхом. Недостатки обмундирования сгладились стройными движениями. Наши «цветные» полки постарались вывести наши части в соответствующих им формах, благодаря чему получилось отличное зрительное впечатление. Смотря на проходивших зритель чувствовал, что проходят части, к которым вернулось бодрое настроение, есть вера в свою силу, сгладилась острота переживаний после катастрофы в Крыму. Дисциплина, пошатнувшаяся было, вновь сама собой восстановилась. Чувства растерянности и безнадежности прошли. Испытания новой жизни за рубежом еще больше усилило любовь к своей Родине. Это особенно проявилось во время водосвятия и парада.
Прошло то время, когда возмущались военной организацией и пели песенку «Мама, мама, что мы будем делать...» Авторитет генерала Врангеля, очень большой и раньше, возрос невероятно, а с ним и авторитет других начальников. Все с нетерпением ожидали приезда генерала Врангеля, чтобы выразить ему свою верность.
27 января ночью разразилась редкая по силе гроза при сильнейшем ветре. Ударом молнии в палатку беженского лагеря было убито двое и несколько человек ранено. Выйти из палаток во время грозы мало кто и пытался. Кругом были потоки воды; ручей в лощине так разлился, что превратился в бушующую речку и наша лощина заполнилась быстро текущей темно-коричневато-желтой водой, несущей песок и глину. Для приготовления обеда пришлось взять эту, окружавшую нас, воду и обед получился малосъедобный, а вместо кипятка для чая получилось что-то вроде густого кофе — и по цвету, и по густоте. Когда перестал лить дождь, подул северный ветер и похолодало на столько, что сразу все замерзло. В палатках невозможно было согреться, так как от печек тепла почти не было, но дымили они так, что было трудно дышать и глаза наполнялись слезами.
29 января объявили приказ, согласно которому всем желающим вернуться на Родину нужно было записаться у французских властей, указав порт, а котором они желают высадиться. Французы только обещали доставить записавшихся в Россию, но никаких других гарантий не давали, а поэтому каждый мог возвратиться только на свой риск. В Галлиполи желающих возвратиться на Родину не нашлось, но среди донцов и кубанцев некоторые выразили такое желание.
В конце января выдали немного белья и по второму одеялу. На белье была пометка, что оно предназначалось для армии генерала Колчака. С 1 февраля в частях Армейского корпуса в Галлиполи были введены занятия по следующему расписанию. С 9 до 10 часов — гимнастика, от 10 до 11 часов — пеший строй, с 15 до 16 часов — теория стрельбы и потом, один час, уставы. Такого рода занятия пытались ввести еще в ноябре, но тогда из этого ничего не вышло. Тогда предложение заниматься встретили возгласами: «К чему?!» или «На кой чёрт это?!». Теперь не только таких возгласов, но даже и какой-либо критики не было слышно. Правда, занятия эти, из-за нарядов, не всегда проводились.
У артиллеристов появилась мысль составить историю Дроздовской артиллерийской бригады, начиная с момента выхода из Ясс и до лагеря в Галлиполи. Для этого, приказом по Дроздовскому дивизиону, была образована комиссия, председателем которой был назначен полковник Булатов, — из 2-й батареи. История эта не была написана, а собранные материалы и весь архив погибли во время второй мировой войны.
Лагерь жил и готовился к ожидавшемуся вскоре приезду генерала Врангеля. Проводились строевые занятия и приводилось в порядок обмундирование. Наши полки, в полном смысле из ничего, создавали свои формы. Наконец стало известно о дне приезда генерала Врангеля, и что 15 февраля в лагере состоится смотр частей и парад. С утра 15 февраля моросил дождик и многие уже пришли в уныние, поговаривая, что из-за дождя и грязи парад, наверно, отменят. В 11 часов было приказано выходить и строиться в поле между ручьем и пехотным лагерем. Части, несмотря на моросивший дождь, стали выходить и строиться четырехугольником. «Цветные» полки вышли в своих формах. Как они ухитрились добыть и сделать эти формы, — много не говорили. Если приглядеться к их формам, можно было изумляться, как и из чего они сделаны, но, в общем, все же вид был отличный, — детали сглаживались. Дроздовский артиллерийский дивизион вышел и скромном и уже потрепанном обмундировании, но в однообразном и вычищенном. Всех поразили пехотинцы и кавалеристы — все Дроздовцы были в фуражках с малиновым верхом и белыми околышами и при белых поясах. Как потом узнали, пояса были сделаны из полотенец, но издали это заметить было невозможно, а вид получился более чем приличный. Немного навредил моросивший дождик, краски немного потекли, но и это не бросалось издали в глаза. Все замерли в ожидании приезда Главнокомандующего. Раздалась команда «смирно!» и наступила гробовая тишина. В это время вдали показался генерал Врангель в сопровождении большой свиты, в которой были представители французских военных и гражданских властей, греческой и турецкой властей, а также многочисленные журналисты и корреспонденты. В это время разорвались тучи и заблестело солнце. В поле прозвучала команда «Слушай, на-караул!», и по лощине разлились торжественные звуки встречного марша, повторяемые в горах эхом. Прошло еще несколько минут и генерал Врангель стал быстрыми шагами обходить, в сопровождении французских военных начальников, построенные войска, здороваясь с ними. Сразу же после ответа на приветствие раздавалось столь мощное «ура», что в нем тонули торжественные звуки марша. Минуты встречи были настолько величественно-торжественны, что их трудно описать. У переполненных чувствами людей на глазах выступали слезы радости. Старшие офицеры, видавшие разные встречи и смотры Императором Николаем Александровичем в былое время в России, говорили, что редко последнему Государю устраивались встречи, подобные по своей торжественности и полные такого чувства, как эта, устроенная частями Армейского корпуса Русской армии своему Вождю — Главнокомандующему генералу Врангелю, вдали от Родины, на голом поле в «Долине роз и смерти», в Галлиполи. Говорить одновременно со всеми генерал Врангель не мог, а поэтому он вначале обратился с приветствием к частям кавалерийской дивизии, а потом — к пехотным частям. Его приветствие и слова обращенные к войскам, в обоих случаях были следующие.
«Славные воины непобедимой дивизии!
Три месяца тому назад мы оставили последний клочок Русской земли и сто тридцать тысяч русских прибыло на берега Босфора. Вчерашние наши друзья, заискивавшие перед нами, пока мы были сильны, поспешили от нас отвернуться в момент несчастья, а наши враги, трусливо молчавшие во время наших побед, начали сводить с нами личные счеты. Они слетелись со всех сторон в Париж и там начали говорить от имени России, стараясь запятнать доблестное Русское воинство, которое потеряло все, но принесло в изгнание незапятнанными свою честь и свои знамена. Но все козни врагов разбились о нашу стойкость и они ничего не добились, а только покрыли себя позором перед лицом всей Европы.
Тот мир, который смотрел на нас, не понимая значения этой борьбы, считал уже наше дело проигранным и законченным, но он ошибся, он не знал силы духа русского человека и его великой любви к Родине. Теперь я привез вам обращение тех избранников народа, когда Россия была еще сильна — членов Государственной Думы всех созывов и Государственного Совета. Они шлют вам свой привет и объединяются вокруг меня и вас.
Как два месяца тому назад говорил, так говорю и теперь вам:
Держитесь Орлы, держитесь! Один за всех — все за одного и нам враги не страшны.
Я говорю вам, что, как сегодня рассеялись тучи и выглянуло солнце, так и наши невзгоды рассеются и Россия снова воскреснет.
Пройдет два-три месяца и нас признают, нас попросят».
После обращения генерала Врангеля к войскам, генерал Кутепов провозгласил в честь Главнокомандующего «ура», которое прогремело еще мощней, чем предыдущие. После этого генерал Врангель расцеловался с генералами Кутеповым и Витковским.
Войска перестроились к церемониальному маршу и этот, никогда незабываемый, марш прошел с таким подъемом, что для его описания вообще нельзя найти подходящие слова. Без всякого самохвальства я должен отметить, что все части проходили мимо своего Главнокомандующего отлично, но особенно выделялись «Дрозды» в своих малиновых фуражках и со своими белыми поясами, что и отметили прибывшие в свите генерала Врангеля корреспонденты, которые без конца фотографировали. Парад и встречу снимали для кино. Уже будучи в Югославии, а позже в Германии, мне, пишущему эти строки, посчастливилось посмотреть фильмы об этом Галлиполийском параде, на котором я сам участвовал, будучи в строю 2-й Дроздовской конно-артиллерийской батареи.
По окончании парада генерал Врангель побывал в лагере, где долго ходил и осматривал палатки, знакомясь с условиями, в которых находились части армии, разговаривая с офицерами и солдатами, Он, между прочим, сказал:
«Я привез вам деньжат, правда не очень много, столько же как и в прошлый раз, и думаю что и в будущем удастся также их выдавать. Обмундирование «друзья» зажали, приходится от них понемногу выцарапывать».
За генералом Врангелем ходили толпами офицеры и солдаты. Всюду слышалось «ура». После осмотра лагеря в штабе дивизии был подан завтрак, на котором было провозглашено много тостов, приветствий, и об очень многом сказано генералом Врангелем. Он рассказал тогда и о том предложении, которое ему было сделано Керенским. Керенский предложил генералу Врангелю больше чем сотрудничество. Он обещал достать для армии все необходимое, в отношении содержания и пропитания, теперь же, но в то же время поставил и свои условия. Он признавал генерала Врангеля только как командующего армией, а все остальное оставлял в своих руках. На это генерал Врангель ответил, что он, может быть, и принял бы такое предложение, но он, генерал Врангель со своей стороны ничем не может гарантировать выполнение предложенных условий, так как он, кроме двух черкесок, ничего не имеет. Возражение генерала Врангеля осталось без ответа. Генерал Врангель также сказал, что до сих пор армию, как армию еще не признали и что, официально, мы все находимся на положении беженцев.
Под крики «ура» генерал Врангель отбыл из лагеря.