Выход Добровольческой Армии в 1-й Кубанский поход
Впереди шел Генерал Корнилов в генеральской форме, за ним развевалось трехцветное Знамя... Начался знаменитый «Первый Кубанский Генерала Корнилова ледяной поход».
Цель его определялась Генералом Алексеевым так:
«Мы уходим в степи. Можем вернуться только, если будет милость Божия... Но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы».
Генерал Корнилов, как командующий Добровольческой Армией и как первый инициатор борьбы с разрушителями национальной России и ее Армии, помимо речи на Московском совещании и потом своего манифеста, свое отношение к происходящему в данный момент определил в своей телеграмме генералу Духонину при выходе из Быховской тюрьмы так:
«Доношу вам, что сегодня покинул Быхов и отправляюсь на Дон, чтобы там снова начать» хотя бы рядовым бойцом, беспощадную борьбу с поработителями Родины».
Таким образом, выход в первый Кубанский поход явился у Генерала Корнилова и его Корниловцев продолжением борьбы, начатой ими в дни создания ударных частей, оформившейся в Быховской тюрьме и теперь продолжающейся в зависимости от соотношения сил противников. Обстановка для формирования Добровольческой Армии, как силы-продолжательницы ведшейся Генералом Корниловым борьбы, но только на новом месте и в условиях чисто гражданской войны, сложилась самым ужасным образом. Местные силы казачества, офицерства и иногородних уже спешили воспользоваться «свободами февральской» и не только разложились, но и были враждебны к национальному движению. Первый Атаман Всевеликого Войска Донского генерал Каледин при виде этого свою любовь к России выразил своим выстрелом, в надежде образумить казачество, но это не помогло. Надежды наших Вождей здесь тоже не оправдались, — процесс разложения национальной России зашел глубоко, засосав в свою муть не только пассивное население, но и патриотически настроенное, при виде грандиозных сил разрухи. Силы палачей России на самом деле превзошли все ожидания: «первая февральская» во главе со своим представителем Керенским за свое предательство и разрушение во время войны своей же родной Армии была с позором низвергнута Провидением через 8 месяцев. Она не только просто «пала» а своей преступной деятельностью создала благоприятный плацдарм для разрушительной работы большевиков Ленина, агента Вильгельма, о котором хорошо знали, что он не только пропущен врагом, для разрушения
нашей Действующей Армии, но еще и снабжен миллионами золотых марок и готовым на месте штабом. При подавлении первого восстания большевиков в начале июля 1917 г. в Петрограде. Кронштадте и Финляндии я был в составе 178-го пехотного Венденского полка, принимавшего участие в подавлении, и видел разрушительную силу агента Вильгельма, подкрепленную золотом и бездарностью «Временного правительства». И теперь, когда я добровольно ехал в конце ноября на сборное место сил Генерала Корнилова, не раз и мою голову сверлила мысль о безнадежности положения при сравнении сил врага с нашей, представлявшей из себя жидкую цепь зайцев, проскакивавших через заставы безжалостных охотников за нашими черепами. На станции Зверево и я был пойман и ПРИГОВОРЕН к расстрелу, и так как у палачей было много работы, то меня под конвоем двух представителей «красы и гордости революции» поздно вечером погнали, без ботинок, за полотно, куда-то на свалку. Но здесь Бог был милостив, — молодость и озлобление взяли свое, — и на свалке очутился не я, а мои конвоиры. Ночь покрыла мое бегство, и через короткое время я был в Новочеркасске. Прибыл я на сборное место не только побывавшим в гражданской войне, но и спасенный волею судьбы. Таковыми были почти все собравшиеся там. Всем было ясно, что не мы начали братоубийственную войну, а разрушители России и ее Армии с их небывалым террором. Выхода для всех нас не было «смерть или победа» — вот первоначальный девиз добровольцев. Нейтралитет многих тысяч (17 т.) офицерства в Ростове и Донской области лег на нас большой тяжестью.