Учреждение конституции и самоубийство генерала Каледина
Обстановка, в которую попал Корниловский Ударный полк по прибытии в Ростов.
В середине декабря, на конспиративном собрании генералов Алексеева, Корнилова, Каледина, Деникина и других было вынесено постановление — общими силами вести борьбу против большевиков, причем была учреждена конституция первой Российской антибольшевистской власти на Дону. Схема ее была следующая: 1) Генералу Алексееву вручалось управление, внешние сношения и финансы, 2) Генералу Корнилову — власть военная, 3) Генералу Каледину — управление Донской областью, 4) Верховная власть — триумвират. Но это постановление осуществить не удалось: Дон был ревнив к своей свободе и своим «завоеваниям революции». В частности, он оставлял за собой право иметь свою армию. Это привело к тому, что 26 декабря 1917 г. все вооруженные силы генерала Алексеева были официально переименованы в «Добровольческую Армию», во главе которой стал Генерал Корнилов. Отличительным знаком чинов Добровольческой Армии был установлен угол национальных цветов, носимый на левом рукаве шинели и гимнастерки.
27 декабря были впервые обнародованы цели Добровольческой Армии: 1) Создание организованной вооруженной силы, которая могла бы быть противопоставлена надвигавшейся анархии и немецко-большевистскому нашествию. Добровольческое движение должно быть всеобщим, как в старину, 300 лет тому назад, вся РОССИЯ должна снова подняться народным ополчением на защиту своих оскверненных Святынь и своих потерянных прав. 2) Первая непосредственная цель Добровольческой Армии — противостоять вооруженному нападению на юг и юго-восток Рос-
сии. 3) Но рядом с этой целью ставится другая: Добровольческая Армия должна быть той действенной силой, которая дает возможность русским гражданам осуществить дело государственного строительства свободной РОССИИ. Новая Армия должна стать на страже гражданской свободы, в условиях которой хозяин земли Русской, ее народ, выявит через посредство Учредительного собрания свою державную волю. Перед этой волей должны преклониться все классы, партии и отдельные группы населения. Ей одной будет служить создаваемая Армия, и все, участвовавшие в ее образовании, будут беспрекословно подчиняться власти, поставленной Учредительным собранием.
В заключение воззвание призывало «встать в ряды Русской рати всех, кому дорога многострадальная РОССИЯ, чья душа исполнилась к ней сыновней болью».
Добровольцы с восторгом читали это обращение и с надеждой взирали на будущее.
Однако в то смутное время всякого рода постановления рушились перед жестоким развалом страны, и об этом так писал тогда в «Донской Волне» Николай Туземцев:
«Все эти вопросы обсуждались на экстренном собрании в Атаманском дворце. В заседании участвовали представители юго-востока и некоторые генералы Русской Армии. Атаман Каледин со своей обычной манерой говорить тихо, коротко и отрывисто, охарактеризовал разрушительную картину действий красноармейцев, захват ими Москвы и других центров и высказал необходимость подачи помощи Москве. Такое неожиданное заявление Атамана, высказанное твердо и убежденно, не могло быть случайным, а явилось, очевидно, плодом долгих и серьезных размышлений. Все присутствовавшие на заседании, пораженные неожиданностью, молчали. Атаман высказал, что он прекрасно сознает, что «когда все крестьянство отравлено ядом большевизма» и «когда пожар восстания готов вспыхнуть на Дону», опасно и нецелесообразно отвлекать надежные войсковые части, но он настолько верил в правоту своего намерения и считал настолько важным оказание помощи страждущим героям, что находил поход на Москву целесообразным».
По словам Туземцева, противники похода казаков на Москву, который собирался предпринять Каледин, считали, что юго-восток в данный момент должен отделиться от севера и создать крепкий союз с сильной армией, которая впоследствии может оказать действительную помощь России. А. М. Каледина поддержали генералы Алексеев и Сахаров, бывший на собрании. Генерал Сахаров настаивал на немедленной помощи России. Когда выяснилось, что большинство против похода на Москву, генерал Сахаров, бывший командующий одной из Армий, заметил иронически: «У вас, господа, своя политика, и дай вам Бог успеха!» А затем добавил: «Теперь такое время, когда личность имеет огромное значение. У вас, господа, такой величиной является А. М. Каледин. Группируйтесь и объединяйтесь вокруг него». Наступила пауза, которую нарушил генерал Алексеев, сидевший около молчавшего все время А. М. Каледина. Ни к кому не относясь, генерал сказал: «Россия гибнет, и никто не желает спасти ее. Нет героев, нет личностей, которые пожертвовали бы собой для спасения родины». Произнеся эти простые слова, такие жуткие, старый боевой генерал заплакал. Настроение создалось тяжелое. Атаман продолжал сидеть так же молча, но было ясно, что в душе его боролись два чувства: любовь к гибнущей на его глазах РОССИИ и любовь к казачеству, правда еще сохранившемуся (?), но близкому к падению. Это была борьба Атамана — казака с казаком — гражданином гибнущей России. Чувствовалось, что Атаман ждет чего-то.
За этим следует выступление кубанца-черкеса Шахим-Султан-Гирея. Обращаясь почти исключительно к генералам Алексееву и Сахарову, он сказал: «Вы предлагаете перебросить крупицу казачьих войсковых частей в Москву. Мы не отказываем вам в этом. Героизм и самопожертвование личности имеет значение, но мы пойдем на героические поступки только в том случае, когда окружающая обстановка будет свидетельствовать о необходимости и целесообразности таковых. В противном случае это самопожертвование и бесполезно и гибельно для дела. Мы все уважаем и ценим генерала Каледина, но решительно протестуем против похода на Москву. Не Москва и Воронеж спасут теперь Россию и юго-восток, а наше объединение. Пока что наша задача — сохранить хоть один угол, откуда можно было бы начать борьбу в любой момент, когда масса, стряхнув с себя красный кошмар, позовет нас на помощь (?). А при существующих условиях самопожертвование обаятельных личностей, известных своей честностью и авторитетом, преступно».
Генерал Каледин встал, как-то особенно выпрямился и, медленно, отчеканивая слова, произнес: «Я — казак, и интересы казачества мне дороже всего. Установим на юго-востоке порядок и тогда увидим, войти ли нам в состав России как автономная область или же на началах федерации. Распоряжения свои о походе на Москву и Воронеж ОТМЕНЯЮ».
Что думал и на что рассчитывал донской казак и русский патриот генерал от кавалерии Алексей Максимович Каледин, мы не знаем. Во всяком случае, слезные мольбы ею боевого товарища, генерала Алексеева, не помогли осуществить этот план. А может быть Каледин уже понял, что ему не только некого посылать на Москву, но даже нет частей для защиты родного Дона. Казакам-фронтовикам нужно было на своей шкуре испытать советский режим, чтобы потом восстать против него. Но Каледин до этого не дожил. Страшное сознание, что казаки перестанут его слушаться, привело его к самоубийству.
Памяти Атамана Каледина