На Дону
Переброска Корниловского Ударного полка в г. Ростов н/Д.
Наконец 25-го из Ставки был получен приказ о переброске Корниловцев на Кавказский фронт. Неженцев выехал вперед, а его Полк стал спешно готовиться к погрузке на станции Печановка. Уже головная часть полкового обоза подтягивалась к станции, когда оставшийся заместителем полковника Неженцева капитан Скоблин неожиданно получил от генерала Духонина новое приказание о приостановке погрузки. Это приказание капитан Скоблин немедленно разослал с конными по всем батальонам, растянувшимся на походе, а сам еще оставался в штабе Полка, в доме священника. Уже темнело. Вдруг все комнаты озарились ярким светом, и в это мгновение разнеслись громовые раскаты. Огромный огненный столб над станцией, небо колыхалось от ежеминутных взрывов. При станции были взорваны громадные склады со снарядами. От станции, от поездных составов и от лежащего вблизи поселка не осталось камня на камне. Охранная рота при складах, станционные служащие и местные жители были убиты. Опоздай капитан Скоблин вовремя остановить Полк, не остался бы в живых и никто из Корниловцев.
НА ДОНУ
25 октября ночью в Петрограде большевики подняли восстание. «Верховный Главнокомандующий Керенский», оставив в Зимнем дворце свое беспомощное правительство под защитой юнкеров и женского Ударного
батальона, рано утром умчался на автомобиле в Гатчину. Оттуда он через несколько дней бесследно исчез.
В должность Верховного Главнокомандующего вступил автоматически его начальник штаба генерал Духонин. Захватив власть, большевики стали готовить экспедицию для ликвидации Ставки и «Быховских узников». Во гладе экспедиции был поставлен прапорщик Крыленко, назначенный советским правительством «Верховным Главнокомандующим».
Генерал Духонин, получив сведения о движении большевицкого отряда на Могилев, послал 1 декабря Генералу Корнилову телеграмму, в которой советовал ему и всем арестованным с ним генералам спешно уезжать на Дон, чтобы избежать в Быкове большевистского самосуда. Сам же генерал Духонин решил остаться на своем посту до конца.
После совместного обсуждения и по настоянию Генерала Корнилова оставшиеся с ним под арестом генералы Деникин, Лукомский, Романовский и Марков выехали из Быхова рано утром 2 декабря, а в 10 часов вечера того же дня Генерал Корнилов вышел к своим Текинцам и во главе их двинулся в Донскую область. Перед своим отъездом Генерал Корнилов отправил генералу Духонину телеграмму: «Доношу вам, что сегодня
покинул Быхов и отправляюсь на Дон, чтобы там снова начать хотя бы рядовым бойцом беспощадную борьбу с поработителями Родины». Георгиевский батальон, уже понявший всю правду Генерала Корнилова, обступил его и провожал пожеланиями: «Счастливого пути, господин Генерал! Ура Генералу!»
Узнав о бегстве Быховских узников, большевики немедленно отдали распоряжение выследить, по каким путям двигается Текинский полк, и отправили ему вдогонку красные отряды и бронепоезда. Приближалась зима, наступила гололедица, кони подбились. Текинский полк попадал то в засады, то под огонь бронепоездов. Так прошли 400 верст. После одной переправы через реку Сейм полк попал в полузамерзшее болото и потерял много коней. Не желая больше подвергать опасности своих верных текинцев, Генерал Корнилов снял с них данную ими клятву не оставлять его, распрощался с ними и, переодевшись в крестьянский зипунишко, сел в поезд на одной из глухих станций.
(В журнале боевых действий 2-го Корниловского Ударного полка имеется название этого села, около которого Генерал Корнилов переправился через реку Сейм. Когда 2-ой полк при наступлении в 1919 году проходил это село, все жители из него убежали, — очевидно они боялись наших репрессий за то, что были замешаны в противодействии Текинскому полку при переправе через болотистый Сейм).
Генерал Корнилов благополучно прибыл в НОВОЧЕРКАССК 6 декабря 1917 г. по ст. ст.
На другой день после ухода Генерала Корнилова из Быхова генерал Духонин был зверски убит в Могилеве матросами из отряда Крыленко. Сам Крыленко безучастно глядел из окна своего вагона на гибель последнего Верховного Главнокомандующего Русской Армией.
До сего времени сохранилась у меня фотография — Генерал Корнилов в Новочеркасске среди офицеров своего Корниловского Ударного полка.
О Генерале Корнилове из книги «Воспоминания генерала А. П. Богаевского 1918 год. Ледяной поход».
«5 января 1918 г. я вступил в командование войсками Ростовского района. Фактически я исполнял роль Генерал-Губернатора. Официально Добровольческая Армия подчинялась мне. Это было сделано с целью не слишком афишировать в левых кругах независимость добровольцев, фактически же Генерал Корнилов с этим не считался и действовал совершенно самостоятельно, иногда только обращаясь ко мне, когда приходилось иметь дело с городским населением, и приглашая меня на более важные военные советы. С Генералом Корниловым я был вместе в Академии Генерального штаба. Скромный и застенчивый армейский артиллерийский офицер, худощавый, небольшого роста, с монгольским лицом, он был мало заметен в Академии и только во время экзаменов сразу выделился блестящими успехами по всем наукам. После окончания Академии он уехал в Туркестан, и я много лет его не видел, но хорошо знал о его выдающейся боевой деятельности в русско-японской кампании и во время Великой войны. По приезде на Дон я вскоре зашел к Генералу Алексееву, а затем и к Генералу Корнилову. Оба они, великие патриоты, уже ушли в лучший мир... Я не буду писать их биографий и хочу записать только некоторые свои личные воспоминания о них.
Судьба столкнула нас на Дону в самые тяжелые дни нашей общей жизни, в которой они оба сыграли ИСКЛЮЧИТЕЛЬНУЮ РОЛЬ.
* * *
Лавра Георгиевича Корнилова я нашел в одном из небольших домов Новочеркасска, на Комитетской улице. Часовой, офицер-доброволец, подробно расспросил меня, кто я и зачем пришел, и наконец пропустил меня в маленький кабинет Корнилова.
Мы встретились с ним, как старые товарищи, хотя я и не был близок с ним в Академии. Главнокомандующий Добровольческой Армией был в штатском костюме и имел вид не особенно элегантный: криво повязанный галстук, потертый пиджак и высокие сапоги делали его похожим на мелкого приказчика. Разговор, конечно, сразу перешел на настоящее положение. В противоположность М. В. Алексееву, Корнилов говорил ровно и спокойно. Он с надеждой смотрел на будущее и рассчитывал, что казачество примет деятельное участие в сформировании Добровольческой Армии, хотя бы в виде отдельных частей. О прошлом он говорил также спокойно и только при имени Керенского огонь сверкнул в его глазах.
Пребывание в Новочеркасске, видимо, тяготило его необходимостью обращаться по всем вопросам к Войсковой власти, хотя генерал Каледин во всем шел навстречу добровольцам. Мы дружески расстались после этого свидания, точно предчувствуя, что судьбе будет угодно в скором времени связать нас стальными узами вместе пережитого кровавого похода в южных степях... Но в оживленном разговоре, полном надежд и бодрости, со старым товарищем по Академии, я не думал, что через три месяца, на крутом берегу многоводной Кубани сам вложу восковой крестик в холодеющую руку своего начальника, убитого русской гранатой».
Прибытие Генерала Корнилова подняло дух Корниловцев-ударников, и они с твердой верой следовали его завещанию: «Истинный сын Русского народа отдает Родине самое дорогое, что он имеет — свою жизнь». Генерал Корнилов.
«Гнев, печаль и боль за поруганную РОССИЮ несли в сердцах своих первые добровольцы Вождю своему Генералу Корнилову, — ему, кто в страшные годы лихолетия произнес имя РОССИЯ, взяв в руки и подняв высоко падшее ее Знамя.
В атмосфере ненависти, презрительного равнодушия, трусости, предательства, они смело пошли за ним».
«Слава истинному сыну РОССИИ Генералу Корнилову!»
Возвращаюсь к описанию положения Корниловского Ударного полка после взрыва артиллерийских складов на станции Почаевка.
Всякая связь Корниловцев с прежней Ставкой была прервана, и было решено принять собственные меры к переезду на Дон. С согласия казаков, уезжавших эшелонами на Дон, Корниловцы стали с их эшелонами переправлять в Новочеркасск свой обоз, обмундирование, винтовки, пулеметы, патроны. Удалось Корниловцам отправить часть своего обоза и отдельным эшелоном с фальшивым удостоверением о принадлежности его к одной из кавказских частей. Сами Корниловцы решили пробираться небольшими группами или же одиночным порядком. Переезд Корниловцев, как и всех тогда добровольцев, был труден, за ними охотились, да и сами они выдавали себя своим видом среди опустившихся солдат. Многим удалось спастись буквально из-под расстрела. Один за другим съезжались Корниловцы в Новочеркасск. Начало сбора Корниловцев в Новочеркасске — конец ноября 1917 г. До этого туда прибыл полковник Неженцев. В середине декабря в Новочеркасске было до 500 Корниловцев.
По данным одного из старейших Корниловцев, капитана Данилина (от 5 июня 1966 г. из Венецуэлы), Корниловцы привезли с собой в Новочеркасск 32 пулемета, что было большим вкладом для добровольцев Генерала Алексеева, у которых их тогда не было.
Полковник Неженцев собрал свой полк, и Корниловцы стали первым полком в Добровольческой Армии. Помимо этого в Ростове был для полка сформирован полковником Симановским чисто офицерский партизанский батальон четырехротного состава имени Генерала Корнилова, который был потом, в станице Ольгинской, влит в полк первым батальоном.
Как и раньше, Корниловцы выделялись своей дисциплинированностью и внешней подтянутостью. Служба в полку была нелегка, особенно с того времени, когда весь полк был переведен в Ростов-на Дону. Кроме занятий, ежедневно приходилось нести караулы и ходить патрулями по городу. Тысячи офицеров, разбежавшихся с фронта, бродили по городу и с равнодушием смотрели, как какие-то чудаки в офицерской форме, с винтовками за плечами, несли гарнизонную службу и всегда находились в полной боевой готовности — на окраинах города было очень неспокойно, а к самому городу подступали красные отряды. По нашим данным, число офицеров, не пошедших тогда в Добровольческую Армию, доходило до 17 тысяч, что для начала гражданской войны было решающим фактором в боях с наступавшей на Ростов латышской дивизией Сиверса.
Против красных в районе гор. Таганрога действовал под начальством гв, полковника Кутепова небольшой сводный отряд по одной роте от всех формировавшихся полков Добровольческой Армии. От Корниловцев была сводная рота в 128 штыков, что было в два раза больше каждой роты других частей, при четырех пулеметах, во главе с капитаном Скоблиным. Этой роте пришлось прикрывать весь отряд со стороны Таганрога, захваченного местными большевиками. На этих позициях Корниловцы впервые увидели зверства большевиков. Однажды, по приказу полковника Кутепова была с боем занята небольшая станция Хопры. На перроне валялся труп старичка-начальника станции. У него был отрезан и вставлен в рот.... а на груди лежали проткнутые штыками фотографические карточки двух молоденьких прапорщиков, сыновей начальника станции. Если так расправлялись большевики с родителями офицеров, то над самими офицерами, взятыми в плен, красные палачи изощряли всю жестокость. Добровольцы стрелялись, но не сдавались. Около станции Синявка красные оттеснили отряд полковника Кутепова, но в этот момент совершенно неожиданно подошли на подмогу две сотни казаков из станицы Гниловской. Впереди казаков шел священник с крестом в руках. «Православные, ратуйте за церковь Христову, за дом Богоматери!» — призывал священник и поднял крест. «Тут казаки и мы, — вспоминает Корниловец-ударник, — набрались духу от поднятия креста и перешли в наступление. Ну
и начался бой!.. Мы не мало побили латышей и даже взяли у них 12 пулеметов».
В этих боях под Таганрогом рота капитана Скоблина понесла большую потерю: у хутора Арабишева был убит подпоручик Андреев, начальник пулеметной команды. На эту ответственную должность в полку он был назначен Неженцевым еще с первых дней зарождения 1-го Ударного Отряда. 30 января 1918 г. сводная рота капитана Скоблина была сменена ротой Корниловцев в составе 120 человек под командой штабс-капитана Заремба. Надо заметить, что это была первая чисто офицерская рота в рядах Корниловского Ударного полка.
За время этих боев за станцией Хопры на Таганрогском направлении была и рота (3-я офицерская рота) офицерского партизанского батальона полковника Симановского имени Генерала Корнилова, который временами собирался там в полном составе четырех рот, представлявших собой внушительную силу около 500 штыков, но без пулеметов.
Особенно мне запомнились ночные переходы этого батальона в метель и сильные морозы, когда с рассветом мы увидели цепи латышей, преследующие нас. Батальон был остановлен и несколькими залпами замедлил движение противника, но в то же время из-за сугробов снега нас лихо атаковал справа эскадрон красных. Отделение взвода 3-ой офицерской роты быстро заняло участок сада, обнесенный плетнем, и стало в упор расстреливать подскочившую кавалерию, которая, видя нашу малочисленность, а свою очередь открыла огонь с коней, в результате которого был смертельно ранен прапорщик запаса. Наше хладнокровие и меткость огня обратили красных в бегство с большими для них потерями. После этого мы впервые могли убедиться в силе пулеметного огня роты нашего Корниловского Ударного полка, прикрывшего наш правый фланг и косившего латышей дивизии Сиверса.
В течение недели, по колено в снегу, без теплой одежды, офицерская рота полка защищала линию железной дороги Таганрог - Ростов-на Дону. Особенно досаждал Корниловцам бронепоезд красных, — не было ни ключа, чтобы отвинтить рельсы, ни подрывных шашек, чтобы взорвать полотно. Под пулеметным огнем приходилось загораживать путь бронепоезду шпалами. Только 7 февраля Корниловцев сменила морская рота в 17 человек и отряд есаула Грекова а 29 человек. На позиции около станции Хопры в то же время выступил весь Корниловский Ударный полк. На другой день на него обрушилась вся латышская дивизия Сиверса.
Полку было приказано в связи с общей обстановкой отходить к Ростову. Латыши преследовали Корниловцев и густыми цепями все время непрестанно вели атаки с фронта и с фланга. Фигура полковника Неженцева всегда появлялась там, где противник особенно наседал. Отбиваясь контратаками, Корниловцы к вечеру подошли к городу. Кругом слышалась артиллерийская стрельба. Огромными силами большевики сжимали Корниловцев в кольцо. Казачьи части больше не защищали своего Тихого Дона; они или расходились по домам, или же переходили на сторону большевиков. Даже роковой выстрел первого выборного Войскового Атамана генерала Каледина не встряхнул казачьи души. Когда Корниловцы
втянулись в город, в ту же ночь с 9 на 10 февраля по ст. ст. Генерал Корнилов решил вывести из Ростова всю маленькую Добровольческую Армию. Было объявлено брать с собой лишь самое необходимое. Корниловцы побросали свои чемоданы, запихали в вещевые мешки по смене белья, полотенце да мыло и выстроились в колонну. Крутился хлопьями снег. Сугробы, наметенные ветром, розовели розовым отблеском пылавших складов... Заскрипели колеса, заколыхались штыки — Армия тронулась в путь (см. схему).