Добровольческая армия

Вступление в командование Добровольческой Армией Ген. Деникина

Донесение генералу Алексееву в станицу Елизаветинскую: «Доношу, что в 7 часов 20 минут в помещении штаба был смертельно ранен Генерал Корнилов, скончавшийся через 10 минут. Я вступил во временное командование войсками Добровольческой Армии. 31 марта. 7 часов 40 мин. № 75. Генерал Деникин».

Приехавший генерал Алексеев обратился к генералу Деникину: «Ну, Антон Иванович, принимайте тяжелое наследство. Помоги вам Бог.»

 

Приказ по Армии о назначении Генерала Деникина командующим Добровольческой Армией

§ 1

«Неприятельским снарядом, попавшим в штаб Армии, в 7 час. 30 мин. 31 сего марта убит Генерал Корнилов. Пал смертью храбрых человек, любивший Россию больше себя и не могший перенести Ее позора. Все дела покойного свидетельствуют, с какой непоколебимой настойчивостью, энергией и верой в успех дела отдался он на служение Родине.

Бегство из неприятельского плена, августовское выступление. Быхов и выход из него, вступление в ряды Добровольческой Армии и славное командование ею известны всем нам. Велика потеря наша, но пусть не смутятся тревогой сердца наши и пусть не слабеет воля к дальнейшей борьбе. Каждому продолжать исполнение своего долга, памятуя, что все мы несем свою лепту на алтарь Отечества.

Вечная память Лавру Георгиевичу Корнилову, нашему незабвенному Вождю и лучшему гражданину Родины. Мир праху его.

В командование Армией вступить генералу Деникину».

Генерал от инфантерии Алексеев.

Одним из первых распоряжений нового Командующего Армией был приказ об отступлении от гор. Екатеринодара.

Не легко было ему начать свое командование таким приказом. Но обстановка требовала этого. Было решено отходить на север. Другого направления не оставалось: все другие пути преграждались рекой Кубанью или силами большевиков, 2-ой бригаде опять пришлось занять свое обычное место в арьергарде. Начали отход вечером, небольшими частями, чтобы не обнаружить своих намерений. Оставшиеся на месте части усилили свой огонь, и большевики отвечали тем же, опасаясь, видимо, нашего наступления. Во время этой перестрелки мы тоже понесли немалые потери, и между другими был убит доблестный офицер лейб-гвардии Казачьего Его Величества полка есаул Рыковский. С наступлением темноты 1-я бригада генерала Маркова тронулась в авангарде, а 3-я конная бригада генерала Эрдели должна была прикрывать Армию на походе, жертвуя собой.

Корниловский Ударный полк в составе своей 2-ой бригады генерала Богаевского, будучи в арьергарде Армии, снялся с позиции под городом поздно ночью. Офицерский полк за бои под Екатеринодаром свои потери исчисляет в 50%, но у Корниловцев их трудно и подсчитать. В Ново-Димитриевской полк получил пополнение и к началу боев за Екатеринодар имел в своих рядах тысячу штыков. В Елизаветинской с есаулом Кисель поступило пополнение в 300 казаков. После боев за Черноморский вокзал и смерти полковника Неженцева полковник Кутепов принял полк в 67 штыков. По приказанию Генерала Корнилова в него вливают 350 казаков Новомышастовской станицы под командой полковника Шкуратова, а в колонию Гначбау полк прибывает в составе СТА штыков. Итак, Корниловский, Ударный полк за Екатеринодарскую операцию имел в своем составе: 1.000 плюс 300 плюс 350 итого 1.650 штыков. В момент же отступления полковник Кутепов имел 67 штыков. Исходя из этого расчета, потери полка считаются 1.583 человека.

В Екатеринодарскую операцию входят следующие бои: за станицу Григорьевскую, Смоленскую, Георгие-Афипскую и Екатеринодар.

Эта цифра потерь Корниловского Ударного полка говорит о том, что полк Генерала Корнилова от начала до конца, согласно словам его прощального приказа, нес на алтарь своего Отечества все свои мысли, чувства и силы. Результат этой жертвенности теперь заключался в многоверстном обозе, где тела Генерала Корнилова и полковника Неженцева лежали на одной повозке, а на остальных было до 1.500 раненых... Не всех их можно было взять, — и 64 тяжело раненных были оставлены в ст. Елизаветинской, где большевики почти всех их перебили.

 

Мои личные переживания за 31 марта

Весть о смерти Генерала Корнилова и вступление в командование Армией генерала Деникина рисовали в напряженном мышлении раненых мрачную картину будущего. Поздно вечером входит к нам хозяин дома, где мы лежали, казак станицы Елизаветинской, и говорит: «Армия отступает, я не могу отвезти вас, но даю вам пару коней, а править будет моя 14-летняя дочка». Уложил он на хорошо приготовленную телегу нашего тяжело раненного, помог нам обоим взобраться со своими костылями, вывел за станицу и попрощался с нами. Что побудило казака на такую большую жертву для нас — трудно сказать. Думали мы тогда, что это боевое товарищество спасло нас. Казачка знала свое дело, и мы в ту же ночь были в составе лазарета. Начиная с утра, по дороге, и днем, в колонии Гначбау, мы слышали вспышки стрельбы и испытали близкие разрывы снарядов. Хуже всего было видеть приведение в негодность бросаемого оружия, но особого паникерства мы не заметили. Полковник Левитов.

 

*  *  *

1 апреля 1918 г. Добровольческая Армия заняла небольшую колонию Гначбау, всего в 12 дворов. Противник это заметил, и его артиллерия стала ее обстреливать. Снаряды падали по всей колонии, наводя панику. Один попал в дом, где остановился генерал Алексеев и убил писаря. Настроение у всех было подавленное. Многие из молодых казаков последнего пополнения ушли потихоньку от нас и вернулись в свои станицы. Ушли несколько человек с генералом Гилленшмидт и бесследно пропали. Некоторые открыто говорили о безвыходности нашего положения и о необходимости спасаться любыми средствами. Однако им стали открыто возражать. Так, один воспитанник Виленского военного училища громко заявил: «Вы — как хотите, а я буду биться. Девиз нашего училища говорит: «Один в поле и тот воин!». Громко и уже с возмущением обрушились Корниловцы-офицеры на павших духом, обвиняя их в предательстве. Были и такие, которые пытались оправдать не пошедших с нами офицеров из Ростова, но их стали прямо называть предателями, и в дальнейшем разговоры об этом прекратились. Красные стали было наступать, но их отбили. Согласно распоряжению, все лишнее уничтожалось, обозы сокращались. Перед вечером противник снова повел наступление с юга, и мы, раненые, с замиранием сердца следили, как Корниловцы, пополненные музыкантами, в количестве не более ста штыков, стали жиденькой цепочкой подниматься на бугор, навстречу врагу. Цепь скрылась в наступившей темноте, послышалось жидкое «ура», замелькала чья-то конница... Наступили долгие минуты напряженного ожидания: кто же кого отбросил?

В это время обоз с ранеными быстро стали вытягивать и мы тронулись, похоронив в неизвестной могиле Генерала Корнилова и полковника Неженцева. Могилу сравняли, не оставив никаких признаков, только сняв кроки с местности. Однако, как потом стало известно, большевики на другой день после нашего ухода с помощью местных жителей нашли могилу, вырыли тела и, бросив обратно тело полковника Неженцева, труп Генерала Корнилова отвезли в Екатеринодар, где долго издевались над ним и потом сожгли. По полученным после данным, тело Генерала Корнилова возили по Екатеринодару, забрасывая его всякой дрянью, повесили перед домом штаба армии и через день сожгли, а прах его выстрелили из пушки. С приходом же добровольцев, на берегу Кубани, около молочной фермы, где Генерал Корнилов скончался, был поставлен крест на его символической могиле.

Мало кто знал о намерениях генерала Деникина, но пока что Армия взяла направление на станицу Медведовскую.

Командир нашей 2-ой бригады генерал Богаевский так освещает в своих воспоминаниях этот переход:

«Колония Гначбау, оставившая у нас тяжелое воспоминание, осталась далеко позади. Артиллерийский огонь красных постепенно затих. Наша колонна длинной лентой обоза вытянулась по степи. Моя бригада — остатки Корниловского Ударного полка и Партизанского — в арьергарде, Марковцы впереди. Предстояло снова переходить железную дорогу. Для нас она была злейшим врагом: везде шныряли красные бронепоезда, на станциях стояли готовые эшелоны, и мы, с нашим ничтожным запасом снарядов были бессильны вступить с ними в серьезный бой. А ведь на переход всего 10-верстного обоза с ранеными нужно было не менее 2-3 часов.

3 апреля. Около 4 часов утра, пройдя 24 версты, наш авангард подошел в темноте к железной дороге у станицы Медведовской. Сторож у переезда был арестован нашим разъездом, и генерал Марков, приехавший с ним, заставил его, крайне перепуганного, успокоить по телефону эшелон большевиков на станции, слышавших подозрительный шум нашего движения и спрашивающих о нем сторожа. В это время части генерала Маркова уже развернулись к атаке станции. Все шло хорошо, но вдруг с последней раздались выстрелы: наш переезд вспугнул красных часовых. От станции отделился красный бронепоезд и тихо, с закрытыми огнями двинулся к переезду, где находились генерал Алексеев и генерал Деникин со штабом Армии и куда прошла голова обоза. Бронепоезд был уже в нескольких шагах от переезда. Вдруг генерал Марков закричал машинисту, чтобы он остановился, так как в противном случае «своих передавит» и, когда ошалевший машинист действительно остановил поезд, Марков схватил ручную гранату и бросил ее в паровоз. С поезда немедленно начался адский огонь во все стороны, ружейный и пулеметный. Офицерский полк во главе с генералом Марковым вступил в горячий бой с гарнизоном бронепоезда, который упорно защищался. Полковник Миончинский почти в упор всадил в паровоз гранату из своего орудия и разбил ему его переднюю часть, часть вагонов удалось поджечь. Когда раздались первые выстрелы, я поспешил со своими на помощь Маркову, с трудом обгоняя обоз по пахотному полю, уже по пути получив приказание генерала Деникина — поспешить на помощь.

Когда я подошел к бронепоезду, где уже находился штаб Армии, здесь уже все было кончено. Тушили горевшие вагоны, вытаскивали из бронепоезда снаряды и патроны, переносили раненых. Неутомимый Марков, герой этого блестящего дела, весело рассказывал генералу Деникину и штабу подробности боя. Севернее, генерал Боровский со своими юнкерами атаковал станцию и взял ее. Моя батарея понадобилась, чтобы несколькими выстрелами отогнать появившийся с юга новый бронепоезд. Обоз быстро переходил через железную дорогу и рысью въезжал в станицу, попадая по пути в сплошную полосу пулеметного огня со станции. Трофеи: 360 артиллерийских снарядов и до ста тысяч ружейных патронов, много пулеметных лент, перевязочного материала, продовольствия и одежды. В Офицерском полку 15 убитых и 60 раненых. Четырех убитых артиллеристов хоронят тут же, у переезда. Четыре взятых на бронепоезде орудия генерал Марков приказал не брать и испортить.

После небольшого отдыха в станице Армия двинулась в станицу Дядьковскую, еще 17 верст. В авангарде 2-я бригада.

4 апреля. Победа генерала Маркова всех окрылила и вера в генерала Деникина зародилась. Ночь в станице Дядьковской прошла спокойно. Полковник Кутепов и старшие офицеры полка были заняты набором в свой полк всех, кто мог держать винтовку. Успех был полный: фактически сводная рота развернулась в пять рот (очень малого состава) по 50 человек, но среди них большинство были кубанцы. Это особенно радовало Корниловцев потому, что наши жертвы уже давали плоды, — светоч генерала Алексеева разгорается, и казачество, несмотря на наши неудачи, пополняет наши ряды.

В станице Дядьковской добровольцы оставили вторую партию тяжело раненных, с медицинским персоналом, с деньгами на их содержание и предупреждением большевикам, что если они будут расстреливать наших, тогда и мы расстреляем их видных большевиков, находящихся у нас в плену. Тяжело было генералу Деникину решиться на такую меру, но другого выхода не было. Причина этой меры — безнадежность для самих тяжело раненных в предстоящих Армии тяжелых переходах, всегда под обстрелом и без средств лечения. К оставлению было предназначено 200 человек, но фактически оставили только 119, остальных увезли их сослуживцы. Из них, как после узнали, двое были все же убиты при невыясненных обстоятельствах и 16 умерли сами. Первая партия была оставлена в станице Елизаветинской по той же причине, соединенной с отсутствием транспорта и медицинского персонала, могущего погрузить их. В живых из этой партии остался только один, временно командовавший 1-ой ротой поручик Фабер, тяжело раненный 28 марта под Черноморским вокзалом, оставленный в живых по приказанию командарма Сорокина и впоследствии освобожденный из тюрьмы организацией Савинкова.

5 апреля. В 9 часов Армия выступила, оставив в станице тяжело раненных. Корниловский Ударный полк — в авангарде. В 16 час, полк прибыл в хутор Журавский, где был дан шестичасовый привал. В 22 часа приказано было выступить. Вся Армия — на подводах, генерал Деникин решил громадными маршами, не жалея лошадей, оторваться от противника и выйти из-под удара. К 24 часам полк подошел к линии железной дороги Тихорецкая - Екатеринодар и занял участок фронтом на ст. Кореновская, а Офицерский полк — на станцию Выселки; через переезд стали быстро пролетать обозы.

6 апреля. К 4 часам вся Армия перешла железную дорогу, полк снялся и пошел в арьергарде. В 5 часов подошел бронепоезд красных, но части уже отошли от железной дороги, и его снаряды не наносили вреда. К 9 часам полк подошел к станице Бейсугской, где и стал на большой привал. В 11 часов Добровольческая Армия продолжала движение вперед и к 16 часам прибыла в хутор Владимирский. В 22 часа Армия выступила.

7 апреля. В 2 часа перерезали железную дорогу Тихорецкая - Кавказская и к 5 часам Армия достигла хутора Хоперского. В 11 часов противник повел наступление, которое было отбито. В 18 часов Армия продолжала движение и к 24 часам прибыла в станицу Ильинскую, где и стали по квартирам.

8 апреля. Приведение полка в порядок. Панихида по Генералу Корнилову. Бросается в глаза хорошее отношение казаков.

9 апреля. Дневка в станице Ильинской. Полк в сторожевом охранении.

10 апреля. В 18 часов противник повел наступление со стороны станицы Димитриевской, обстреливая станицу артиллерийским огнем. Ликвидировать наступление приказано бригаде генерала Богаевского (2-ой), который для наступления дал Корниловцам участок правее дороги Ильинская — Димитриевская, а Партизанскому полку левее. К 22 часам полк оттеснил противника к станице Димитриевской. Взяло было два пулемета. Красные оставили Димитриевскую и отошли на станину Расшеватскую. В 24 часа Корниловцы вернулись обратно в станицу, став, по-прежнему, по квартирам.

11 апреля. Отдых в станице Ильинской. Противник не тревожит. Возвращаются в строй раненые Корниловцы, записываются добровольцами казаки-кубанцы. С притоком в Армию новых сил поднимается и настроение. Первоначальное чисто служебное отношение к новому командиру полка полковнику Кутепову сменяется чувством уважения за его жертвенную службу России. Полковник Кутепов, Александр Павлович. расположил к себе Корниловцев своей выдержкой и спокойствием. Он часто шел с цепями. Его коренастая фигура в фуражке, сдвинутой на затылок, всегда виднелась в наиболее опасных местах. В походе и на отдыхе заботы полковника Кутепова были прежде всего о своих солдатах. Пока не будет размешен на отдых весь полк до последней роты, пока не будут все накормлены, он не успокаивался. Конечно, не всегда это было, роль командира полка сводилась главным образом к боевой подготовке полка, к его подготовленности своевременно исполнить приказ начальника, но обстановка того времени во многом зависела от физического и морального состояния бойцов, на что командир полка и обращал сугубое внимание. Помимо того, что всегда кажется, что старого начальника, а особенно создателя полка и такого, каким был полковник Неженцев, — заменить нельзя и момент вступления полковника Кутепова в исполнение обязанностей командира Корниловского Ударного полка происходил в исключительно тяжелых условиях: он принял полк в составе 67 человек, смерть Генерала Корнилова и полковника Неженцева и отступление от Екатеринодара, — все это вызвало падение духа, в лучшем случае сохранив в душе бойцов желание драться до конца. Все это могло исправить только реальное ощущение притока свежих сил на смену павшим и удачное руководство Армией. Генерал Деникин своими непревзойденными тактическими приемами вывел Армию из окружения, спас ее, а формулировка генералом Алексеевым цели похода — «зажечь светоч» — осуществилась с оздоровлением казачества. Оставалось у Корниловцев, как и у всех частей Добровольческой Армии, одно непоправимое и невозвратимое — это невозможность свежим, почти сырым пополнением заменить павших первых добровольцев.

И полковник Кутепов, перейдя к нам из Офицерского полка, на самом деле состоявшего только из офицеров, теперь, помимо ужасных потерь у нас, принял нормальный солдатский полк. Если и был в Корниловском Ударном полку офицерский батальон в четыре роты (почти 500 штыков) то в боях за Екатеринодар он окончил свое существование и теперь была только одна офицерская рота имени Генерала Корнилова, малого состава. Оставалось в славном Корниловском Ударном полку только: Шефство Генерала Корнилова и традиции полковника Неженцева. Все это вместе взятое и самого полковника Кутепова тянуло в свой родной Офицерский полк. Но долг службы в интересах спасения России привел командира Корниловского Ударного полка и его подчиненных к выполнению своего воинского долга в любых условиях, что при возрождении Армии породило в сердцах обеих сторон не только чувство глубокого уважения, но и дружбы до конца столь славной жизни генерала Кутепова, впоследствии командующего 1-ой Армией, в 1931 году похищенного большевиками в Париже.

12 апреля. В 9 часов Корниловский Ударный полк в составе 2-ой бригады выступил на станицу Успенскую, куда и прибыл в 18 часов.

13 апреля. Дневка в станице Успенской. Хорошее отношение казаков. В 14 часов приказано отправить один батальон в хутор Новолокинский, в распоряжение генерала Эрдели. Отправлено две роты 1-го батальона и одна 2-го, всего 160 штыков, под командой капитана Скоблина. Отряд прибыл в хутор к 20 часам. Генерал Эрдели приказал отряду приготовиться к наступлению.

14 апреля. Наступление отложено, и Корниловцам приказано вернуться в станицу Успенскую, куда отряд прибыл в 9 часов. В 18 часов отряду приказано снова выступить на хутор Новолокинский. К 23 часам отряд был на месте. Генерал Эрдели приказал в 2 часа атаковать противника и сбить его с бугров, что у Допятовского хутора. Правее будет действовать конная бригада генерала Эрдели и резерв — пластунский батальон Улагая.

15 апреля. Решено в 3 часа атаковать противника. Пользуясь темнотой, Корниловцы подошли к противнику почти на 50 шагов и несмотря на ураганный ружейный и пулеметный огонь, ворвались в окопы и опрокинули в десять раз превосходивших их численностью красных. Наши потери из 160 человек — 60 человек убитых и раненых. Были ранены полковник Зазулевский, есаул Милеев, штабс-капитан Голубятников и другие. На занятой позиции оставались до 20 часов, а затем согласно приказу перешли в станицу Успенскую, где и стали по квартирам.

16 апреля. Отдых отряду. В 14 часов противник повел наступление со стороны Расшеватской. Полк выступил на позицию. До 20 часов Корниловцы с Партизанским полком сдерживали наступление красных, и когда части Армии выступили из станицы Успенской, полк в арьергарде двинулся на подводах. Направление неизвестно.

17 апреля. Движение продолжалось целую ночь. На рассвете переход через железную дорогу Новороссийск - Мирская. Неудачные обстрелы бронепоезда. Перейдя железную дорогу, части стали привалом в хуторе Ново-Баклановском, через четыре часа выступили и к вечеру пришли в станицу Плосскую, имея в арьергарде Офицерский полк. За время немногим больше суток Армия сделала больше 70 верст, проведя Офицерским полком серьезный бой. Люди и кони были измотаны до крайности, в особенности кавалерия. Станица Плосская оказалась не только первой станицей Кубани, в которую вошла в начале похода Добровольческая Армия, она оказалась и последней, из которой Армия вышла в конце похода. Произошло завершение полной восьмерки. До нашего санитарного обоза дошли радостные слухи: будто бы к генералу Деникину прибыла сотня казаков с Дона с просьбой двигаться на Дон и помочь восставшим в борьбе с большевиками. Об этом наш командир 2-й бригады генерал Богаевский так пишет в своих воспоминаниях о 1-м Кубанском походе:

«В станице Успенской у нас была большая радость: возвратился из Донской области Генерального штаба полковник Борцевич, посланный генералом Деникиным с разъездом из станицы Ильинской на разведку на Дон, и привел с собой депутацию от донцов из южных станиц — 17 человек. Отважный полковник Борцевич с опасностью для жизни пробрался туда и привез на Дон известие, что Добровольческая Армия жива и продолжает бороться с большевиками. Эта весть радостно всколыхнула донцов, которые уже опомнились от красного угара и возненавидели большевиков. Немедленно было решено восстановить связь с генералом Деникиным и полтора десятка смелых казаков вместе с полковником Борцевичем пробрались мимо красных отрядов и прибыли в станицу Успенскую. Все начальствующие лица собрались в станичной школе, и там старший из донцов (все это были простые казаки) в своей горячей речи заявил, что весь Дон уже поднимается и ждет к себе на подмогу Добровольческую Армию. (Не могу удержаться, чтобы не вспомнить с горечью тот момент, когда эти же самые донцы просто выставили нашу Армию с Дона и даже более того — уходивший от большевиков одновременно с Добровольческой Армией донской отряд генерала Попова не пошел с нами, лишив нас главным образом конницы и возможности быстрого захвата Екатеринодара и Новороссийска. И теперь — ирония судьбы — они просят остатки этой же Армии СПЕШИТЬ ИМ НА ПОМОЩ! Полковник Левитов). Прибытие этой депутации окончательно решило вопрос о дальнейшем направлении нашего движения. Всякие колебания были кончены: «На Дон!» — было единогласное решение, отозвавшееся глубокой радостью в наших сердцах. Забыты были все пережитые страдания (но только не жертвы! Полковник Левитов) и невзгоды, у всех была одна мысль: скорей на север, где уже, по словам делегатов, «всколыхнулся, взволновался православный Тихий Дон...»

18 апреля. В 15 часов части Добровольческой Армии выступили, имея в авангарде Офицерский полк, и перешли в селение Лежанка (Ставропольской губернии), куда пришли к 23 часам. Лежанка — это место первого большого боя Добровольческой Армии в самом начале 1-го Кубанского Генерала Корнилова похода с когда-то славной на Кавказском фронте 39-й пехотной дивизией, теперь решившей проливать русскую кровь во славу 3-го интернационала мирового коммунизма с его диктатурой пролетариата, при поддержке нашего тогда врага, Германии, через своего агента Ленина и компании. Жители Лежанки хорошо запомнили разгром нами 39-й дивизии и за это время, надо полагать, научились делать различие между нами и большевиками; теперь они не знали, чем загладить свою вину перед нами и потому кормили нас на славу.

19 апреля. Дневка в Лежанке. Радостно было видеть среди раненых старых однополчан-Корниловцев в обстановке, сулящей нам успех. Отдыхать полку пришлось недолго, 2-я бригада получила приказ о выступлении с задачей разбить красных, наступающих на Мечетинскую. Общая обстановка была такова: около Новочеркасска восстание казаков успешно расширялось, а южные станицы были скованы войсками красных и местными большевиками. Добровольческая Армия таким образом должна была играть роль ядра, около которого могли бы объединиться казаки. Но вместе с тем нужно было по-прежнему вести энергичную борьбу с большевиками, не давая им возможности мешать общей организации.

Приказ генералу Богаевскому направлял 2-ую бригаду в тыл, с юго-запада, большевикам, наступавшим на Мечетинскую с запада.

20 апреля. Рано утром Корниловцы выступили в составе бригады в направлении на хутор Иловайский, при подходе к которому (около 12 часов) они были встречены противником. Полк развернулся и коротким ударом отбросил красных. В хуторе Иловайском полку был дан привал. Когда противник увидел продвижение нашей бригады во фланг и тыл ему, он спешно отступил на Гуляй-Борисовку. При этом было захвачено несколько пленных, от которых мы узнали, что большевики наступали тремя колоннами, причем когда их командующий узнал, что в Лежанке находится генерал Деникин, то отдал приказ об отступлении, а сам на автомобиле бежал. Вся масса красных, тысячи в четыре, рассеялась, и мы не могли их догнать. 2-я бригада остановилась на отдых в маленьком хуторе. В 20 часов бригада выступила, имея в авангарде Партизанский полк, в направлении на Гуляй-Борисовку.

21 апреля. В 5 часов бригада подходила к Гуляй-Борисовке. Партизанский полк шел прямо, а слободу командир бригады атаковал Корниловским Ударным полком. Большевики, по-видимому, не ожидали нашего наступления. Суматоха поднялась по всей слободе. Из крайних хат началась беспорядочная стрельба. Цепи Корниловцев во главе с полковником Кутеповым ворвались в нее, и через несколько минут все было кончено. Мы взяли в плен больше сотни большевиков, много оружия и всякого рода запасов. Наши потери были ничтожны. По успеху этого ночного налета командир бригады генерал Богаевский вывел такое заключение:

«После станицы Крыловской я еще раз убедился в том, какое огромное значение имеют в гражданской войне ночные атаки: внезапность налета, полная растерянность противника, ничтожные потери у нас и большие трофеи, — вот результат такой операции. Но, конечно, они были возможны главным образом благодаря отличной сплоченности и втянутости в боевые действия добровольцев и малой организованности и плохому несению сторожевой службы со стороны большевиков».

Генерал Деникин был, видимо, очень доволен действиями 2-ой бригады и разрешил ей остаться в Гуляй-Борисовке и встретить здесь Пасху.

(Освещение этого дня по моим воспоминаниям: 1.500 раненых армейского лазарета, среди которых я был, и все обозы оставались в Лежанке под прикрытием 1-ой бригады генерала Маркова. Красные, очевидно, заметили уход 2-ой бригады и большими силами повели наступление на село с северо-востока и юго-востока. Лазарет и все обозы решено было после успеха 2-ой бригады у Гуляй-Борисовки перебросить в станицу Егорлыцкую. Переброска шла как-то с перерывами, где-то то и дело прорывались красные. Бой, начавшийся с утра, к обеду приблизился к самому селу, были заняты даже кирпичные заводы, и отделение лазарета, где я находился, оказалось отрезанным. Раненые все были на повозках, с винтовками в руках и с тревогой в душе ждали исхода боя. Тревога была и не только за себя, — ведь в Лежанке были генерал Алексеев и генерал Деникин. Была Великая суббота, и потому перед Пасхой в 14 часов в церкви шла служба. Наша повозка с лихим кучером, 14-летней дочерью казака станицы Елизаветинской, была около церкви, и я на костылях пробрался на службу. Там я увидел молящихся генерала Алексеева и генерала Деникина и, кроме нас троих, в церкви не было больше ни души. Спокойно и ровно шла служба, как будто ничего особенного вокруг нас не происходило. Минут через десять после моего прихода в церковь быстро вошел офицер, направляется к генералу Деникину и что-то ему докладывает. В ответ генерал Деникин четко произносит: «Начинайте». Я понял, что это значит, вышел из церкви и взобрался на свою повозку, положив около себя винтовку и запас патронов. 1-ая бригада перешла в наступление, сбила противника, и наше отделение лазарета стало выезжать по дороге на станицу Егорлыцкую. 1-ая бригада за эти два дня потеряла ранеными командира Офицерского полка генерала Боровского и заместившего его полковника Дорошевича и убитыми и ранеными более 150 человек. Командиром Офицерского полка был назначен полковник Хованский. Наше отделение лазарета продвигалось быстро и, по-видимому, это и было причиной несчастия с нашей повозкой: на обочине дороги оказалась довольно глубокая яма, наполненная водой, в нее то и попала наша повозка, и мы все очутились в воде. Двое нас как-то боролись с болью и холодом, а вот бедняга тяжело раненный просто потерял сознание. Он был одним из тех, кого должны были оставить в Дядьковской. Пока нас уложили, время было уже за полночь.

22 апреля, день святой Пасхи. Еще не доезжая до церкви, мы увидели море огня от свечей в ней и в окружности, пели «Христос воскресе!». Нашу повозку остановили около церкви. Казаки и казачки быстро разгрузили нас двоих, а третьего подняли мертвым, умер он в первый день Великого Праздника, когда поется победный гимн: «Смертию смерть поправ». Разместили нас хорошо, похристосовались и накормили. Настроение было смешанное, радостное от встречи Праздника Святой Пасхи и избавления от непосредственной угрозы смерти, и в то же время и грустное от смерти доблестного однополчанина. Полковник Левитов).

По записям тех дней Корниловский Ударный полк встретил день Святой Пасхи в Гуляй-Борисовке в исключительной обстановке радости, бодрости и веры в скорое избавление от проклятого большевизма. Такая вера и лихая удаль могут быть только в строевой части полка, где павшего в бою однополчанина провожают к могиле под траурный марш, а после того, как дали салют в его честь, обратно идут под бравурно-боевой. Армия, как и время, не стоит на месте, она совершенствуется и несет свою жизнь на алтарь спасения Отечества, заменяя павших здоровыми.

Здесь я считаю своим долгом помянуть добрым словом нашего кучера, лихую кубанскую казачку станицы Елизаветинской, которая точно выполнила наказ своего отца и довезла нас до конца. Хочется верить, что она в добром здравии и со своими двумя конями с обратным движением Добровольческой Армии благополучно добралась до своего дома.

23 апреля. Дневка в Андреевке. Сообщено об освобождении Новочеркасска.

24 апреля. Подготовка к выступлению.

25 апреля. В 4 часа полк на подводах выступил на Ново-Пашковскую, которая была занята противником. Шедшие в авангарде Партизаны выбили его, и бригада на подводах проследовала дальше, на станицу Екатериновскую, куда и подошла к 17 часам. После короткого упорного боя противник был отброшен с большими потерями. Части полка преследовали его до станицы Крыловской, откуда вернулись в Екатериновскую и расположились на ночлег.

26 апреля. Дневка в Екатериновке. Прибыло пополнение незамаевских казаков, сто человек с есаулом Калабушкиным. Наступление противника на Екатериновскую отбивалось Корниловским Ударным и Партизанским полками. Стало известно о целях похода на завтра: наша 2-я бригада будет наступать на станцию Крыловская, 1-я бригада генерала Маркова, в центре, на станцию Сосыка, 3-я конная бригада генерала Эрдели — на станицу Леушковскую. Общая цель: добыть снабжение и вооружение для прибывающего в Армию пополнения.

27 апреля. В 6 часов полк в составе своей бригады обходным движением стал наступать на станцию Крыловская, часть же красных шла в это время от станицы Крыловской на станицу Екатериновскую. Командир бригады генерал Богаевский при нашем выходе из Екатериновки ночью оставил на этом направлении один батальон для обороны нашего правого фланга и тыла. Обстановка к рассвету была следующей: Корниловский Ударный полк атакует станцию, Партизанский полк — станицу, часть противника на станции в это время спала в эшелонах, а другая его часть, как сказано выше, завязала перестрелку с нашим батальоном, оставленным перед станцией Екатериновской. Наша артиллерия частью своих орудий открыла огонь по наступающим красным почти с тыла, и они в панике побежали на станцию Кисляковскую. Корниловцы в это время атаковали станцию. Наше появление здесь было для большевиков полной неожиданностью. Вся станция мирно спала, так же как и семь эшелонов красных войск, которые находились в поездах. еще до восхода солнца бригада развернулась для атаки, и с первыми лучами солнца наша батарея открыла огонь по эшелонам. Трудно себе представить ту невероятную суматоху, которая началась на станции: крики, беспорядочная стрельба, свистки паровозов, все это слилось в невообразимый шум, прерываемый частыми и меткими выстрелами нашей батареи. Снаряды пронизывали насквозь вагоны, из которых в дикой панике, часто в одном белье, с неистовым гвалтом выскакивали большевики и бежали в поле по всем направлениям. Вскоре, однако, три поезда, один за другим, двинулись в направлении на станцию Сосыка. Все они попали в руки бригады генерала Маркова. Остальные четыре поезда двинулись на север, откуда вскоре появился бронепоезд, который начал осыпать нас издалека своими снарядами. В этом направлении был двинут Партизанский полк генерала Казановича, бывший в резерве. Значительной частью полка были молодые кубанские казаки, которым пришлось вступить в упорный бой с пехотой красных, наступавшей вместе с бронепоездом. Между тем, после короткого боя с большевиками, еще занимавшими станцию Крыловская, Корниловцы захватили ее, взяв богатую добычу, оружие, патроны и два орудия. Когда на станцию приехал генерал Богаевский, там было большое и радостное оживление: подсчитывали добычу, весело делились впечатлениями боя и спешили напиться чаю, которым буфетчик, только что угощавший им большевиков, также усердно угощал и нас. Однако опомнившиеся большевики решили отобрать станцию и целый день вели упорное наступление со стороны станицы. Раненый генерал Казанович с величайшими усилиями удерживал наступавших, хотя это и было очень трудно, так как молодые казаки под вечер и ночью уже начали уходить поодиночке в свои станицы. Была занята и станица Ново-Михайловская. Проведя на станции очень тревожную ночь, 2-я бригада на другой день отошла обратно к станице Екатериновской, испортив на станции все, что было возможно. Сам генерал Деникин, находившийся в это время со своим штабом в станице Крыловской, едва не погиб от красного снаряда, попавшего в дом, где он жил, и убившего одного из его вестовых. В итоге действий всех трех своих бригад Добровольческая Армия хорошо пополнилась боеприпасами.

28 апреля. Наступление противника на станицу Ново-Михайловскую было отбито частями полка. В 18 часов полк в составе бригады выступил на подводах в станицу Мечетинскую. В арьергарде шел Партизанский полк.

29 апреля. В 4 часа достигли хутора Кугосийский, где полк стал на большой привал. В 11 часов выступили в станицу Мечетинскую, куда прибыли в 17 часов и стали по квартирам.

30 апреля. Стоянка в станице Мечетинской. Приведение полка в порядок. Потери полка за этот рейд — около 100 человек убитыми и ранеными.

Через несколько дней в станице Мечетинской состоялся Военный Совет, на котором был принят план дальнейших действий.

Уже стало определенно известно, что в районе Новочеркасска казаки поднялись и стали постепенно очищать от большевиков ближайшие станицы. Антибольшевицкое движение все больше и больше охватывало Донскую область, но генерал Деникин не хотел сразу возвращаться к донской столице. Слишком много было еще дела на юге и потому было решено пока остаться на юге Донской области, что давало возможность надеяться на скорый подъем и на Кубани. Наступило временное затишье. Добровольческая Армия приводила себя в порядок и отдыхала поле своего тысячеверстного похода, залечивая свои раны. Первый Кубанский Генерала КОРНИЛОВА ледяной поход был закончен.

В журнале «Вестник Первопоходника» за 1964 год, в статье Генерального штаба полковника К. Н. Николаева был задан вопрос: «Нужен ли был поход?». На этот вопрос дает ответ генерал Деникин: «Если бы в этот трагический момент нашей истории не нашлось среди русского народа людей, готовых стать против безумия и преступлений большевистской власти и принести свою жизнь и кровь за разрушенную Россию, — это был бы не народ, а НАВОЗ».

Каковы же были жертвы Корниловского Ударного полка за 1-й Кубанский поход?

Численный состав полка перед выходом в поход: с фронта Великой войны полк перебрался в Новочеркасск главным образом одиночным порядком в количестве 500 человек со своими 32 пулеметами и хозяйственной частью, прибывшей отдельным эшелоном. С переходом полка в ростовские казармы у него появляется офицерская рота в 128 человек, с которой капитан Скоблин впервые появляется от полка, с четырьмя пулеметами, у станции Хопры. Через несколько дней его сменяет солдатская рота капитана Заремба в составе 120 штыков. В станице Ольгинской с полком соединяется партизанский чисто офицерский батальон имени Генерала Корнилова 4-ротного состава, в 500 штыков, под командой полковника Симановского.

Итак, с выступлением в 1-й Кубанский Генерала Корнилова поход Корниловский Ударный полк имел: своих 1.120 человек плюс в станице Ольгинской в его ряды передана Георгиевская рота полковника Кириенко в составе 100 человек. Всего — 1.220 человек. Из привезенных своих 32 пулеметов ему пришлось передать в другие части, поэтому в начале похода у него в пулеметной роте было около 14 действующих пулеметов и какой-то резерв, который не раз передавался Марковцам. Не мало полк передал из своего обоза в другие части обмундирования, винтовок и боеприпасов.

 

Потери полка за поход убитыми и ранеными:

Всего — 2.229 человек.

 

И это без указания потерь 2-го батальона полка по охране моста у станицы Усть-Лабинской, где красные ночной атакой отбросили его и он с большим трудом смог восстановить положение. Пополнение в походе полк получил: офицеры, освобожденные из тюрьмы в ст. Усть-Лабинской, юнкера Константиновского военного училища, 650 казаков в станице Елизаветинской из Кубанской Армии и добровольцы. Таким образом мы видим, что Корниловский Ударный полк только за 1-й поход убитыми и ранеными потерял двойное число своего первоначального состава. Такая жертва полка в борьбе за честь и достоинство национальной России против диктатуры интернационала агента Германии Ленина полностью является доказательством его верности заветам своего Вождя и Шефа полка Генерала Лавра Георгиевича Корнилова, павшего смертью храбрых в этом же походе вместе с доблестным нашим командиром полка Генерального штаба полковником Неженцевым, Митрофаном Осиповичем. Вечная слава и вечный покой павшим в 1-м Кубанском Генерала Корнилове походе за честь национальной России.

 

* * *

Как же рассматривают поход военные авторитеты, с мнением которых необходимо считаться, так как на основании этих мнений будет писаться будущая история Государства Российского?

Видный военный историк, профессор, Генерального штаба полковник Зайцов говорит: «Первый Кубанский Генерала Корнилова поход, будучи типичным корволантом Петра Великого, является просто военно-исторической загадкой. Оставив базу, — говорит он, — идя в неизвестное будущее, добровольцы прошли сквозь большевицкое море туда, куда они хотели, что можно объяснить только силой духа и любовью к Родине первых добровольцев. Великая Россия, — заканчивает он описание похода, — родила горсть небывалых героев, и военная история, в сущности, еще не имеет примера такого необычайного подъема духа, который был проявлен в походе Генерала Корнилова».

Такими лестными словами заканчивает современный военный авторитет свою оценку 1-го Кубанского похода, И надо признать, что первых добровольцев двигала по их тернистому пути путеводная звезда, озарявшая конечную цель — Родину, та звезда, чье имя — любовь к Родине, честь и самопожертвование. Поход — неотъемлемое и драгоценное достояние национальной России, и какие бы новые испытания ни послала нам судьба, мы должны помнить, что в самые тяжелые дни русского лихолетия Господь помог Русскому народу в лице первых добровольцев защитить свою честь. Будем же бодро смотреть вперед, твердо веря в конечную победу правды над злом и в воскресение великой национальной РОССИИ.

Выписка из статьи В. Ларионова из журнала «Вестник Первопоходника» за № 31-32, 1964 года, «Страница крови и чести»:

«Мы погибнем, но за нами придут другие. Наше дело не умрет вместе с нами...» (В. М. Захарченко-Шульц).

Нет сомнения в том, что идеи, во имя которых боролись и умирали участники Кубанского Генерала Корнилова похода, были реальностью. Ведь не простое чувство самосохранения заставило юного ростовского студента бросить теплый отчий дом, а смертельно утомленного трехлетней войной офицера вновь шагать и шагать по южной степи, по невылазной грязи, опять подставлять, часто безнадежно и безответно, грудь и голову смертельному огню. Спасать жизнь можно было в то время иначе: приспособленчеством, спарыванием погон, коленопреклонением перед новыми богами. И лишь высокая идея, лишь любовь к родной стране до самопожертвования, лишь горечь отчаяния перед ее унижением заставили бросить семьи, близких, родных, бросить все на произвол судьбы и идти под свист пуль в неведомую даль... «За синей птицей», как писали тогда. Тогда, 46 лет тому назад, с гордостью носили маленький значок в память похода — меч в терниях «в воздаяние страданий и борьбы». Стерлась теперь у многих память эта, утерян или лежит на дне забытой шкатулки маленький заржавевший меч в терновом венце. А сами участники разбрелись по лицу земли... «Иных уж нет, а те далече...» Есть даже и такие, кто продали и предали все. Но умерла ли душа похода? Жива ли еще его идея? И если не жива, то какая же другая идея может быть творческой и созидательной в будущем? Какая же иная послужит стержнем грядущего воинства во имя тех же страданий и борьбы?

Нет, конечно! Белая идея жива, и кто бы ни были ее новые носители, они являются прямыми наследниками и последователями «ушедших в степи». Каждый восставший за правду, каждый приявший страдания за Россию — приобщится к Корниловской рати, к рыцарям тернового венца. Ведь действие, борьба — это меч. Тернии — это концлагери, тюрьма, пытки. Мученики за Россию не те, конечно, раздавленные Сталиным «растленные псы» — зиновьевы-апфельбаумы, розенфельды и гамарники, а другие, — безвестно удушенные в застенках, — имя коим легион. Кто они? Крестьяне, рабочие, краскомы, красноармейцы или студенты, не все ли равно? Не все ли равно кто они, отдавшие по завету Лавра Корнилова «мысли, силы и чувства Родине, — многострадальной России»…

Мы переживаем исключительно трудное время. Теперь, как никогда важен и нужен нам «светоч», «светлая точка» в охватившей нас тьме... Критерий для уяснения и отражения новых отравленных волн — идей, коими пытается добить нас враг. Все больше выясняется безвыходность его положения, пути отхода, коими он пытается спастись, меры для избежания национальной революции, народного гнева. Кощунственно вызваны тени великого прошлого: Генералиссимуса Суворова, фельдмаршала Кутузова... Петр Великий именуется предшественником убийцы Джугашвили. Расстреляны «презренные псы», лидеры «марксовой идеи». Но в страшный грядущий час, час войны и революции, удержат ли верные лакеи капище сталинизма? Или победный народ, полыхающий гневом, поволочет тушинских воров по крови и грязи?.. Близится страшный час, решительный час гигантских сдвигов и общеевропейских обвалов, когда в крови и пламени решится судьба России. Встанет ли она? Устоит ли в буре? После 50 лет рабства, голода и казней, неслыханного в истории человечества подавления личности, унижения, предательства и пресмыкания. Дай Бог, чтобы острие национального самосознания скорее пронзило толщу народных масс, чтобы идеи Корниловского похода стали достоянием всех, чтобы каждый русский знал о тех, кто боролся и погиб за счастье и славу Родины. Пройдут года, будет еще не мало походов и боев, но история Первого Кубанского похода останется одной из самых светлых страниц русского лихолетия, где в каждой строке героизм, в каждом слове страдание и под каждой буквой — запекшаяся кровь, много крови, но ни капли грязи, кроме грязи вязкой и черноземной, весенней грязи вольных и широких кубанских степей».

 

КОРНИЛОВЦАМ

 

Приказ о награждении и ношении Знака 1-го Кубанского Генерала Корнилова похода

ПРИКАЗ ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ АРМИИ

Город Екатеринодар                                      № 499                           сентября 21-го 1918 г.

 

В воздаяние воинской доблести и отменного мужества, проявленных участниками похода Добровольческой Армии и Кубанского Добровольческого Отряда и понесенных ими беспримерных трудов и лишений устанавливаю «Знак отличия Первого Кубанского похода».

Знаком отличия награждаются все ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЕ УЧАСТНИКИ ПОХОДА, выступившие 9-го февраля (ст. стиля) сего года из Ростова на Дону или 28-го февраля сего же года из города Екатеринодара, или же вступившие в ряды Добровольческой Армии на походе ее в период времени до 15 апреля сего года, при условии пребывания тех, других и третьих в рядах ее до 1-го мая сего года.

Лица, оставившие ряды Армии ранее 1-го мая сего года по случаю ранений, контузий или тяжелой болезни, удостоверенной надлежащим начальством, пользуются правом на награждение знаком отличия наравне с совершившими поход.

Знаки отличия, заслуженные павшими на поле брани, передаются потомству или ближайшим родственникам для хранения в память их, но без права ношения. Бежавшие из Армии, как во время похода, так и после 1-го мая сего года, лишаются права на награждение их знаком отличия. Списки лиц, награжденных знаком отличия, по представлении их надлежащим начальством объявляются в приказе по Армии.

«Знак отличия Первого Кубанского похода» устанавливается двух степеней, первой и второй.

Знак отличия первой степени состоит, согласно прилагаемому рисунку, из меча, обвитого терновым венком, и жалуется тем участникам Первого Кубанского похода, кои, находясь в строю или в полевых штабах, принимали действительное участие в боях с большевиками в качестве рядовых бойцов или руководителей боев и их ближайших помощников, а также медицинского персонала: сестер милосердия, санитаров, оказывавших помощь раненым на самом после сражения.

Знак этот носится на Георгиевской ленте, украшенной розеткой из лент национальных цветов.

Знак второй степени ничем не отличается от знака первой степени, только носится на Владимирской ленте и жалуется участникам похода, не принимавшим участия в сражениях.

Знак отличия Первого Кубанского похода носится на груди, левее всех степеней Георгиевского креста и медалей, но правее всех прочих знаков отличия.

Знак 1-го Кубанского Генерала Корнилова похода состоит из венка оксидированного серебра, 30 мм, в диаметре, пересеченного снизу слева — вверх направо серебряным мечом, рукояткою вниз, 50 мм. длиной. Оборотная сторона гладкая, с набитым порядковым номером награжденного.