Подготовка ко второму Кубанскому походу
В период от 30 апреля до 9 июня 1918 года Добровольческая Армия не только представляла собой щит для задонских южных станиц, под прикрытием которого казаки формировали свои части и временно входили в подчинение генерала Деникина, но в то же время сама пополняла свои ряды, главным образом за счет восставшего кубанского казачества и прибывающих с Украины добровольцев.
Основным же вопросом в это время для Добровольческой Армии было принципиальное решение о ее дальнейшем существовании: ведь данная при поступлении подписка на четыре месяца кончилась, а дальнейшая служба предлагалась бессрочной под русским национальным флагом за единую и неделимую Россию. Командирам частей было предложено объявить об этом с предложением несогласным подать рапорт об уходе.
Я (автор записок) провел этот период в госпитале в Новочеркасске, но из обмена мнений с однополчанами вынес впечатление, что вопрос о продолжении службы уже бессрочной прошел как-то незаметно. Обещания чинов и орденов в Донской Армии не смущали, потому что все это предлагалось самостийниками или зависимыми от нашего врага, оккупировавшего часть нашего Отечества. Даже карьеристов это не прельщало, потому что всем было ясно, что продолжение борьбы будет столь же ужасным и беспощадным, где нет надежды остаться в живых, а потому лучше было оставаться в своей славной Корниловской семье, где все делается по заветам нашего Вождя и Шефа полка Генерала Л. Г. Корнилова и создателя нашего полка полковника М. О. Неженцева. На инициаторов восстания на Дону и на Кубани тогда выпала тяжелая задача превратить частичный подъем в общий. Да, казачество поднималось, но как-то с оглядкой на силы красной армии и на то, не найдутся ли и теперь такие чудаки, которые все, что нужно, сделают за них, а они с удвоенной силой займутся говорильней, погубившей Генерала Корнилова, генерала Каледина и всю Россию.
С Украины тогда поступали и более «радостные вести»: там какие-то союзы офицеров через афиши призывали население «помочь им пережить это время для сохранения их» и т. д., но о борьбе.., ни звука. Эта явление можно зафиксировать под номером вторым, после настроения ростовского офицерства перед первым Кубанским походом. Но Бог был не без милости, и патриоты земли Русской текли отовсюду и заполняли наши ряды. Одним из блестящих примеров такого притока в Добровольческую Армию русских национальных сил был приход отряда полковника Дроздовского из Румынии, со своими пулеметами, артиллерией и бронеавтомобилем.
В книге «Корниловский Ударный полк» об этом событии говорится так: «Восстание донского казачества за свои попранные вольности разрасталось и ширилось. 23 апреля 1918 года Донское ополчение освободило свою столицу — Новочеркасск. Через день большевики перешли в контратаку и уже ворвались в предместье города, когда на помощь донцам неожиданно подоспел добровольческий отряд полковника Дроздовского, пришедший из Румынии, с Румынского фронта, на соединение с Добровольческой Армией. Красные были отогнаны».
Время уже ставило свои задачи данного момента: где же искать ключ к разрешению вопросов борьбы с большевиками? Генерал Краснов — Атаман Всевеликого Войска Донского — призывал генерала Деникина к походу на г. Царицын, обещая для этого усилить его только что начавшими восставать, под охраной Добровольческой Армии, станицами Задонья. По его мнению, это сулило: 1) Выход Добровольческой Армии на чисто русские просторы, где крестьяне уже недовольны правлением большевиков, и это движение отдалило бы добровольцев от немцев, 2) в Царицыне Добровольческая Армия нашла бы богатое вооружение, 3) взятие Царицына прерывало бы сообщения красных армий Кавказа с Москвой и
4) Добровольческая Армия приблизилась бы к Самаре, куда базировался Чехо-Словацкий корпус, явно противобольшевицки настроенный (но подчинявшийся французскому генералу Жанену, продавшему потом большевикам Адмирала Колчака).
Генералы Алексеев и Деникин отдали должное этим заманчивым перспективам, но считали все это пока непосильным для Добровольческой Армии. Одним из доводов этого было то, что пассивность красных в данное время на Северном Кавказе — явление временное и что они неизбежно перейдут в наступление на Дон, а тогда незначительные донские части, стоящие против них, не будут в силах задержать противника. Дон, атакованный огромными силами с тыла, будет разгромлен и тогда ему не поможет и Добровольческая Армия. Силы красных, стоящие на южном фронте Дона, исчислялись такими цифрами: 1) В районе Азов-Батайск-Кущевка, частью против немцев, частью против Добровольческой Армии, стояла армия Сорокина в 30-40 тысяч человек при 30 орудиях и двух бронепоездах, 2) в районе Тихорецкая-Торговая — группа в 30 тысяч человек, при слабой артиллерии, полностью стоящая против Добровольческой армии. 3) между реками Манычем и Салом, с центром в станице Великокняжеской, — группа в 12 тысяч человек при 17 орудиях, висящая на фланге Добровольческой Армии, против которой стоял отряд донцов в 3 тысячи человек, подчиненный Добровольческой Армии. Кроме того, на Кавказе и в Ставропольской губернии стояли красные гарнизоны, цель которых была подавлять восстания и пополнять красную армию.
Помимо этого, преимущество сил красных было не только в этом, но и в их качестве: они состояли из частей регулярной армии, возвращающейся с Турецкого фронта, и имели в своем составе тысячи матросов Черноморского флота. Вся эта масса верила пропаганде комиссаров, что путь их домой, на север, может быть проложен только через уничтожение Добровольческой Армии.
С очищением от красной армии Северного Кавказа Добровольческая Армия будет иметь базу и пополнение, состоящее главным образом из конницы, имеющей теперь в гражданской войне громадное значение. Было и еще одно веское основание для движения Добровольческой Армии на Кубань: она наполовину состояла из кубанских казаков, стремившихся скорей освободить свои станицы. И как будто при соединении Армий в Ново-Димитриевской было обусловлено в первую очередь освободить Кубань, что тогда являлось уже моральным обязательством.
Примитивный взгляд рядовых добровольцев, поднявших борьбу против диктатуры большевиков под руководством агента Германии Ленина, для наших Вождей был тогда сложным и только с течением времени стал достоянием гласности. Знакомство с ним и в текущий 1971 год не потеряло своей актуальности при решении нами вопросов о способах ведения нами борьбы за освобождение нашей Родины под лозунгом «Единой и неделимой России».
Для этого я привожу выдержки, прямо касающиеся пережитого Корниловским Ударным полком, по данным генерала Антона Ивановича Деникина в его книге выпуска 1939 года: «Мировые события и русский вопрос».
Принципиальный взгляд генерала Деникина говорит:
«Всякое распространение большевизма по миру — это победа 3-го интернационала и задержка в деле освобождения РОССИИ». «Я не мог бы никогда питать уважения к вождю национального движения, который стал бы раздавать земли своей Родины».
Далее он пишет: «Предварительно я хочу восстановить в нашей памяти одну страницу прошлого, относящуюся к 1917-20 годам, когда под гром гражданской войны, в зарницах последнего акта войны мировой, создавались и менялись у нас внешние «ориентации», — весьма яркое отражение эмоциональной политики. Тем более, что современная обстановка во многом напоминает это прошлое. В сложнейшем переплете международных отношений того времени русская политика противобольшевицких фронтов имела возможности идти с немцами или с бывшими союзниками. Выбор — только до падения Германии.
Что делали тогда наши союзники? Они не имели русской политики. Они строили близорукие планы удержания Восточного фронта сначала в единении с большевиками, демобилизовавшими армию, потом с Украинской радой, уже приступившей к мирным переговорам с Германией. Они ставили ставку то на «барьеры» из окраинных новообразований, то на Белые фронты. Они то двигали Чехо-Словацкий корпус по бесконечному Сибирскому пути, исполняя фантастический план переброски его на Западный фронт, то возвращали его обратно для образования фронта на Волге, то освобождали его от тягот освободительной войны... Осенью 1918 года они категорически требуют увода германских войск из Прибалтики. В январе 1919 года благословляют формирование германского добровольческого корпуса генерала фон дер Гольца, а в июне требуют его роспуска, угрожая Германии суровыми санкциями. Они посылают свои войска в Архангельск, где были большие склады военных запасов и... богатые леса, и откуда безнадежна была диверсия против советов, а в отличные ближайшие базы, Ревель и Ригу, шлют только военных представителей. Они посылают войска в Одессу и в Крым, чтобы уже после первого столкновения с большевиками бросить все в 48 часов эвакуации... Посылали и в Батум и в Баку, где текла нефть и не было большевиков, но не дали ни одного человека на дрогнувший в это время Донской фронт... Они торопились с признанием всех новообразований, но не признали Адмирала Колчака. И только в 1920 году, в то время, когда лорд Керзон предложил Вооруженным Силам Юга сдаться на волю большевиков, Франция впервые признала «де факто» правительство Юга.., во спасение Польши, так «благородно» отплатившей впоследствии своей благодетельнице... Но за всем тем союзники не захватили российской земли и оказывали Белым Армиям — преимущественно Англия — огромную материальную помощь, без которой не был бы возможен такой широкой размах Белого движения....
Что же делали тогда немцы? Были разные течения в германской общественности, в правительстве и в командовании по отношению к России и большевизму. Но от начала и до конца, до своего падения, Германия твердо, определенно и без колебаний проводила политику разрушения России, поддерживая советскую власть во всем, что не противоречило ошибочно понимаемым немецким интересам. Отношение к державности России: Император Вильгельм прислал на Дон «высочайшее повеление»: «Знайте, что никакой «Единой России» не будет, а будут четыре царства: Украина. Великороссия. Восточный Союз и Сибирь. Я отлично знаю, что у вас думают, что вы присоедините к Киеву все остальное и таким образом объедините Россию. Мы это знаем, но мы этого не желаем и не допустим». Какая же разница в целях между Гитлером и Вильгельмом?
Отношение к русскому народу
Когда даже камни возопияли и гетманское правительство сделало жест, заявив в Берлине протест против большевицкого террора, германский министр иностранных дел Гинце ответил: «Императорское правительство воздерживается от репрессивных мер против советской власти, так как то, что делается в России, не может быть квалифицировано как террор; происходят лишь случаи уничтожения попыток безответственных элементов.., провоцирующих беспорядок и анархию»...
Отношение к русским немецкофильским организациям
В Москве была разгромлена большевиками, причем было убито много офицеров, тайная военная организация немцефильского «Правого Центра», которую возглавлял генерал Девгирд, начальником штаба был Дрейер, а в самом штабе — офицеры германской миссии, «для связи»... Оказалось, что старший советник германского посольства Ритлер и начальник немецкой контрразведки Мюллер находились в тесном сотрудничестве с Караханом и Дзержинским и снабжали их списками адресов, где должны быть обнаружены преступные воззвания и сами заговорщики «против советской власти».
Отношение к Добровольческой Армии
Когда сохранявшая строжайший нейтралитет Добровольческая Армия в августе 1918 года шла на Северный Кавказ и, следовательно, не могла представить никакой опасности ни в отношении оккупационных германских войск, ни в отношении образования Волжского фронта, был подписан дополнительный к Брест-Литовскому секретный договор, § 5-й которого гласил: «Германское правительство ожидает, что Россия применит все средства, которыми она располагает, чтобы немедленно подавить мятеж генерала Алексеева и чехословаков. С другой стороны, и Германия выступит всеми имеющимися в ее распоряжении силами против генерала Алексеева»...
При свете этих откровений, какая жестокая роль приходится на долю руководителей противобольшевицких организаций, работавших в контакте с немцами. И какой грех брали на душу те, кто настойчиво толкали нас к Волге, на Царицын, и одновременно обращались к генералу Эйхгорну с просьбой занять немецкими войсками Царицын, Торговую и Тихорецкую.
Царицын — гиблый мешок: с севера и юга — большевики, с востока большевики и Волга, с запада — немцы. Если бы немцы и не успели до своего падения сбросить нас в Волгу, то после их падения, в лучшем случае, маленькая Добровольческая Армия, насчитывавшая в то время всего 9 тысяч, лишенная базы, отрезанная от Черноморских портов и от связи с союзниками огромными расстояниями и стотысячной армией Сорокина, оставив в распоряжении большевиков весь юг России с его громадными человеческими и материальными ресурсами, могла бы, может быть, пробиться за Волгу, составить часть только что формировавшегося и мятущегося Волжского фронта. Тогда эти люди в своем неумеренном германофильстве могли заблуждаться. Но теперь, когда вскрыты все карты, заблуждаться уже нельзя. И если теперь в псевдо-научных трудах старательно причесывают историческое прошлое немецким гребешком и опорочивают, вопреки непреложным данным, пути Добровольческой Армии, то это не искание правды, а нечто другое: политическая борьба эмигрантского пораженчества с подлинно национальным течением.
В такой международной обстановке в 1918 году, двадцать лет тому назад, мне (генералу Деникину) предстояло принять решение: на Царицын или на Новороссийск? С немцами или с союзниками? Не давая никогда державам Согласия никаких территориальных или экономических обязательств за счет России, противясь всемерно имевшей характер скорее оккупации, чем помощи, я вел борьбу в сотрудничестве с ними, понимая, что помощь их нам вытекает из их же собственных интересов. Не говоря уже о мотивах стратегических, моральных и политических, самый факт последовавшего вскоре полного крушения Германии и сопряженных с нею надежд и возможностей не служит ли неопровержимым доказательством правильности этого решения?
Так или иначе, но мир пока на перепутье. На распутье и положение России среди держав. На международном игорном столе ставки на национальную Россию не видать. Поэтому так необходимо работать нам в этом направлении, воздействуя уже не на совесть партнеров, где там, в политике, СОВЕСТЬ! бросим иллюзии, но на их расчет. Конечно, тех, кто решил использовать несчастие России в своих интересах, тех не переубедишь. Но другие... Другие не могут не понимать, что скорейшее избавление России является не только нашим страстным желанием, но для многих из них и вопросом существования. Многие, впрочем, понимают, но не хотят для дела этого нести жертвы, пока судьба не ударит по ним больнее... Чего стоила и будет еще стоить для Франции знаменитая фраза Клемансо в дни Одессы и Севастополя: «Ни одной капли французской крови!»... Мы могли бы сказать, что не питаем ни к кому принципиальной вражды или принципиальной любви, но считали бы друзьями тех, кто помог бы нам освободить Россию, и врагами тех. кто пытался бы расчленять ее или захватывать русские земли...
Необходимо, чтобы это поняли и там, в России, те действенные силы, у которых под личиной советской таится русское сердце. Хотелось бы, чтобы через колючую проволоку большевицких заграждений дошел до них наш призыв: «П о т о р о п и т е с ь!..»
* * *
Итак, после освобождения Задонья от большевиков генерал Деникин решил идти снова на Кубань. Добровольческая Армия выросла до 9 тысяч штыков и сабель при 21 орудий, против же добровольцев скопилось более 30 тысяч красных войск.
В начале июня Добровольческая Армия была разбита на дивизии:
В течение месяца Корниловский Ударный полк пополнялся и вел ежедневно занятия. Прибывали отпускные и выздоравливавшие от ран, поступали добровольцы. Позорный Брест-Литовский договор и германская оккупация всей Украины все же всколыхнули национальное чувство и те, кто не мог перенести национального унижения, тот брался за оружие против власти, называющей себя интернационалом и говорящей теперь от имени российской нации и правящей ею. За это время Корниловский Ударный полк возродил 2-й батальон — было только пять рот, главным образом из кубанцев. За май месяц Корниловцам пришлось воевать только один раз: 11-го числа полку было приказано выступить на Гуляй-Борисовку, откуда красные выбили конницу генерала Покровского. К вечеру того же дня Гуляй-Борисовка была взята Корниловцами. Потери полка убитыми и ранеными — 15 человек. Заместителем командира полка за это время был всегда полковник Шкуратов.