Война на колесах
Все время, находясь в Каменноугольном районе, части Дроздовского стрелкового полка, как правило, действовали следующим образом: обычно батальон или отдельная рота располагались в железнодорожных вагонах, вперед высылая дозоры и наблюдателей. Особенно этого образа действий придерживался генерал Туркул, командуя в то время батальоном. Он держал свой батальон в кулаке и этим кулаком наносил, где было нужно, сокрушительные удары противнику. Конно-горная батарея действовала с Офицерским конным полком. Отдельные взводы и даже орудия Дроздовской артиллерийской бригады часто придавались другим частям не только 3-й дивизии. Конный Дроздовский полк, находясь на левом фланге Добровольческой армии, с гвардейскими частями, весной отошел в Крым, где и участвовал в боях на Акмонайских позициях.
С наступлением весенних дней частые дожди превращали дороги и пахоть в липкую, вязкую грязь, очень мешающую при маневренной войне. На всех полях в районе боев, после многочисленных сражений, валялись в большом количестве осколки от гранат, шрапнельные стаканы и ружейные гильзы. Все кругом было густо покрыто воронками от разрывов снарядов. По полям носились, после выстрелов или разрывов, как угорелые, зайцы, бегали и выли раненые собаки. В воздухе, с начала перелета, пролетали утки, гуси, дрофы, лебеди.
К 1-му апреля красные подтянули на участок фронта, занимаемого 3-й дивизией, много артиллерии, среди которой было немало орудий крупного калибра, и с начала апреля вели постоянно весьма сильный артиллерийский обстрел, после которого обычно пытались, сосредоточив крупные силы пехоты, наступать, но без особого успеха. Особенно подобные их действия были в районе Скотоватой—Ясиноватой. Возле станции Каменской донцы вновь имели успех, захватив 20 орудий, 52 пулемета и взяв о плен до 1000 человек. Генерал Шкуро со своим отрядом взял город Мариуполь, где в числе военной добычи оказались — 27 орудий и бронепоезда красных.
4-го апреля, в теплый и ясный весенний день, когда в воздухе раздавались трели скворцов и летали жаворонки, загремели орудия красных и они, большими силами, повели наступление на участке Дроздовцев. Красная конница вскоре стала справа обходить наши части, которые принуждены были отойти, но на другой день Дроздовцы сами перешли в наступление. Удачным попаданием гранаты 48-линейной гаубицы в площадку бронепоезда красных на ней произошел взрыв снарядов и она начала гореть. Красные отцепили ее, и поврежденная площадка, на которой продолжались взрывы снарядов, покатилась под уклон к Авдеевке, вызвав там у красных громадную панику. К вечеру и станция и село Авдеевка были заняты Дроздовцами.
6-го апреля многим удалось побывать в церкви на Заутрене. О том, как артиллеристы провели св. Пасху в 1919 году написал поручик Пронин в своей книге «Седьмая Гаубичная».
«Своеобразная война шла весной девятнадцатого года в Донецком бассейне. Силы Добровольческой армии были весьма незначительны. С севера надвигались красные части. Все вооруженные столкновения происходили по железнодорожным линиям Обычно красные наступали при поддержке бронепоездов. Пехотные цепи растягивались на несколько верст по обеим сторонам от полотна железной дороги. Белые уступали значительно числом и вооружением, но превосходили противника опытом, умением и маневрированием. При слабости сил добровольческое командование держало войска на узловых станциях в эшелонах, оставляя небольшие заслоны на линии фронта и ограничиваясь активной обороной. Как только намечалось наступление красных, к угрожаемому участку подвозилась пехота и артиллерия. Завязывался бой, часто наступательный, и, после того как противник был смят, опять оставлялись только заслоны, а войска, принимавшие участие в бою, оттягивались на несколько десятков верст в тыл на узловую станцию. При обозначавшейся тревоге на другом направлении те же части перебрасывались туда.
Это была война на колесах. Это не было сидение в окопах, а сидение в теплушках, с постоянными, почти ежедневными, боевыми гастролями на различных направлениях. Особенно приходилось командованию жонглировать артиллерией, ввиду ее малочисленности и скудности боеприпасов. С другой стороны, при наличии у красных большого количества бронепоездов и густой железнодорожной сети в Донецком бассейне, присутствие артиллерии на участке наступления красных было необходимостью.
Солдаты 3-й легко-гаубичной батареи (позже переименованной в Дроздовскую) жили в теплушках уже несколько месяцев. Компания собралась довольно разношерстная. Юнкер Сергиевского артиллерийского училища, два кадета, два студента — один из Петербурга, другой из Харькова, два пленных красноармейца — из мобилизованных большевиками пермяков, взятые в плен в январских боях, два ставропольских хуторянина из иногородних и два кубанских казака (позже отчисленных в свои казачьи части). Всех объединяла ненависть к коммунизму, а жизнь полная опасности спаяла их всех в компактную массу номеров и ездовых 4-го орудия, проникнутых гордостью своей боевой части, в которую их привела судьба. Такое настроение было почти общим в дроздовских частях.
Теплушка сделалась домом. Посреди чугунная печка, с боков нары, где помещались люди. На печке чай, над ней же сушили портянки, промокшую одежду и обувь. На позицию состав подавали обыкновенно еще затемно с таким рассчетом, чтобы разгрузку можно было произвести еще до рассвета и не попасть под артиллерийский обстрел во время выгрузки лошадей и скатывания орудий с платформ. Самая разгрузка обычно происходила в поле без рампы. Ставились рельсы, на них накладывались дощатые щиты, по ним выводили коней. Те же рельсы приставлялись к платформам и номера скатывали на лямках орудия и зарядные ящики. Дошли до такой виртуозности, что разгрузка и погрузка происходили очень быстро. Грузились в эшелон после боя вечером, когда наступала темнота. Как убитые валились на нары и просыпались уже на узловой станции, где получали фураж для коней, снаряды и обед. Перевезенные ночью на другое направление, опять перед рассветом разгружались. Так изо дня в день. Кругом открытая степь. Вдалеке копры и конусы каменноугольных шахт. Посадки акаций около полотна железной дороги.
Казалось, что никогда не будет конца этим однообразным дням. До и бои были какие-то монотонные. Всё также с севера густым частоколом черных линий шли большевистские цепи. Из складки местности, закрытой посадкой, показывался дымок притаившегося бронепоезда и начинался артиллерийский обстрел. Всё так же подавались на батарею по телефону с наблюдательного пункта команды более и более короткого прицела. Спереди заваривалась трескотня винтовок и пулеметов, где-то на фланге слышалось «ура», а команды цифр прицела начинали возрастать. Следовала команда: «Передки на батарею». Шли вперед и били уже часто прямой наводкой по отступающему противнику.
Монотонность жизни печально нарушали потери в людях или конях. Порой кто-нибудь из наших лежал на платформе с орудиями, накрытый с головой шинелью, на которой темными пятнами выступала кровь. Иногда пели на мотив известного романса:
Действительность — будни войны с грязью и вшами, были бесконечно далеки от той романтики и жертвенного энтузиазма, которые привели сюда большинство добровольцев — гимназистов, студентов, кадет из различных концов России. Когда бывала дневка, начиналась с энергией стирка белья где-нибудь около ручья на пне — надо было воевать с паразитами. Было и постоянное недоедание.
В один из таких, ничем не отличавшихся от других, дней батарея стояла на позиции под холмами на направлении к станции Горловка, откуда красные неудачно пытались наступать. Перед погрузкой оставалось некоторое время, так как товарный состав еще не подошел. Кто-то вспомнил, что сегодня Страстная Суббота.
«Совсем язычниками стали, воюя против этих безбожников», — заметил вольноопределяющийся телефонист.
Погрузились и, как всегда, поехали на станцию Криничную. Сразу после раздачи фуража и пищи пошли нагружать снаряды в ящик и передки. Снарядов неожиданно получили полный комплект.
— Видно, что-то готовится, — сказал замковый номер.
— Неужели же в Пасхальную ночь? — отозвался другой.
Часов в одиннадцать ночи мы были разбужены дневальным. Построились между эшелонами. Там уже были в сборе все офицеры батареи. Стоял стол, накрытый скатертью. В темноте мерцали зажженные свечи. Седенький, старый священник служил Заутреню. Быстро окончилась служба.
&‐ Христос Воскресе!
Каждый подходил к кресту. Христосуется со священником, потом с командиром батареи и получает угощение: стакан водки и яйцо.
— А теперь, с Богом, ребята, в эшелон — на 4-е орудие, — говорит командир батареи.
Толчок прицепляемого к составу паровоза.
— Куда это они нас попрут в Пасхальную ночь? — задает риторический вопрос один из людей.
— На запад повезли, наверно под Авдеевку.
Уже рассвет. Но всё заволакивает серый, молочный туман.
— Держись хлопцы! — зловеще предупреждает доброволец Болотов во время разгрузки. — Тут с нами не Дроздовская пехота, а сводно-стрелки!
Начинаем продвигаться. На коротком прицеле открываем огонь по станции Авдеевка. Не проходит и получаса, как конный разведчик, прискакавший на батарею, сообщает, что станция взята, а главное, что есть куличи, пасхи, яйца и окорока — все это бросили «товарищи», застигнутые врасплох на станции. Другой разведчик привозит в мешке часть этих сокровищ.
— Ну вот и маем чим разговеться, — говорит ездовой, кубанский казак с запорожской фамилией — Жила: а то бачите, яйцо, що командир дав, у мене у нутру, як мышь бигае!
— Хорошо «товарищи» живут, себя не стесняют — смотри сколько наготовили! — замечает разведчик. — Снабжение у них лучше.
— Какое там, черт, снабжение — это все от «благодарного населения».
— Не будем погружаться в вопросы, откуда это, — решает Болотов, — теперь это военные трофеи. Лучше сядем, да закусим, пока красные не оправились и не пошли свои пасхи и окорока назад отбивать.
И он был прав. Через час, подтянув резервы, красные перешли в контрнаступление. С наблюдательного пункта прицелы подавались все короче. Потом последовала команда: «Передки на батарею». Приказано было немедленно сниматься и идти к зарослям железнодорожной посадки. Прискакал с наблюдательного пункта капитан Камлач. По его виду бывало трудно оценить положение, так как в бою он всегда был спокоен, но на этот раз он почему-то нас торопил и ругался. Сниматься с позиции пришлось уже под редким ружейным огнем, но когда мы добрались до посадки, то обстрел значительно усилился. Дойдя до конца посадки к выйдя на открытое пространство, мы поняли серьезность обстановки Частый ружейный огонь с близкой дистанции заставил батарею переменить рысь на карьер. До сих пор мне непонятно, почему они нас всех тогда не перестреляли. Для нас стало ясно, что мы чуть не попались в западню с нашими разговенами. Мы в последний момент выскочили из полного окружения.
— То ж хлопцы, я вам кажу, це що ми краденым от людей разговелись! То не добре! — философствовал Жила. — Ти бисовы диты у людей понаграбили, а мы зъили!
— Молчи уж! Сам лопал за троих, — огрызнулся Болотов.
На полустанке, к которому мы подходили, разгружалась уже свежая пехота на поддержку потрепанным сводно-стрелкам».