Бои в районе Скотоватая—Железная
Поведя наступление, красные 12-го марта заняли Кривой Торец и подошли к Нелеповке, где их задержали Дроздовцы, и в свою очередь перейдя в наступление, к вечеру восстановили положение. Кривой Торец был вновь в руках Дроздовцев. Наступление поддерживал бронепоезд «Дмитрий Донской», команда которого исключительно офицеры-моряки. Красным сильно досталось от пулеметного огня бронепоезда в одной балке у деревни Леонидовки. Неожиданно в час ночи на 13-е марта было приказано оставить Кривой Торец и Железную и отойти к Скотоватой, как потом выяснилось, в силу прорыва красных на стыке Донских и Добровольческих частей. В Скотоватую отступившие части пришли уже днем. По дороге тянулись за отступающими жители из колонии Нью-Йорк. Красные очень осторожно продвигались за отходившими частями, хотя, конечно, от местных жителей отлично знали о нашем отходе. Частями Дроздовского стрелкового полка были заняты позиции перед Скотоватой. 14-го марта стало известно, что нашими частями вновь без боя заняты Авдеевка, Никитовка и Горловка. Появились сведения, что в тыл пробрался со своей конницей генерал Шкуро и что имеется связь с адмиралом Колчаком, возглавляющим Сибирскую армию.
Утром 15-го марта к Скотоватой подошли большие силы красных при 7-ми орудиях и стали нажимать на Дроздовцев. С нашей стороны действовало только одно орудие. Красные, после того как артиллеристы израсходовали весь свой запас снарядов ( а было их всего 44), заставили нашу пехоту отойти и оставить Скотоватую. Орудие также снялось с позиции и отошло к Ясиноватой, так как, не имея снарядов, своим пребыванием на позиции пользы принести не могло, а в Ясиноватой была надежда достать снаряды. Подошедший к Скотоватой наш бронепоезд помог нашей пехоте вновь занять Скотоватую, в которой большевики задержались всего лишь полчаса. Пополнившись снарядами, вернулось и наше орудие и утром 16-го марта стало на позицию у Скотоватой. Вместе с отошедшими красными, из хуторов расположенных около станции Скотоватой, ушли 15-го марта и жители, главным образом молодежь, и там остались лишь старики, женщины и дети. Несмотря на это, у нас очень мягко обращались с теми домами, члены которых сражались в рядах большевиков. Больше того, когда красным приходилось туго или этим, новоявленным, красноармейцам надоедало воевать, по их собственным словам, они «бросают винтовку, возвращаются домой в деревни, занятые нашими частями, снимают сапоги, ложатся на печь и никто их не трогает». Таким образом, благодаря этому, очень много лиц остается ненаказанными за свою деятельность. В районе Авдеевки наш бронепоезд «Иван Калита» в этот день очень удачно и много стрелял по красным из своих шестидюймовых, наводя на них панику. В течение двух дней 17-го и 18-го марта шел бой под Скотоватой. Красные не жалели снарядов, ведя обстрел станции Скотоватой из бронепоезда, находившегося у разъезда Петруньки. С нашей стороны в бою принимал участие бронепоезд «Генерал Алексеев».
3-й бронеавтомобильный отряд, в составе броневиков «Кубанец», «Доброволец» и пушечного — «Артиллериста», до весны все время находился в районе Юзовки, поддерживая наши пехотные части — Белозерцев, Самурцев и других, а также наводя порядок среди рабочих Юзовского рельсопрокатного завода и шахтеров, настроение которых было пробольшевистское.
Ввиду того, что запасы снарядов в Добровольческой армии были весьма ограниченные, последовал приказ экономить их и расходовать из рассчета не больше семи ежедневно на одно орудие. В этом районе очень легко было подслушивать все распоряжения красных по телефону, так как они не портили телефонных линий. 17-го марта наши телефонисты подслушали распоряжение красных о наступлении на Новоселовку, конторе действительно и началось в 6 часов утра 18-го марта. Деревню Новоселовку защищала небольшого состава рота Самурцев, которую, после короткого боя, красные выбили из села. Подошло подкрепление в этот район пехотой с бронепоездом «Князь Пожарский», вооруженным 4-мя легкими и одной шестидюймовой пушками. Красных наступало тысячи, густыми цепями, и спасти положение не удалось. Только на одном левом фланге было свыше 4-х тысяч наступающих большевиков. Кроме того обнаружились большие силы противника и со стороны Железной. Двигаясь полукругом верст в 20, красные вели наступление на Ново-Бахмутовку, которую и заняли к 2-м часам дня. Наши части отходили очень медленно, так как было приказано, во что бы то ни стало удержаться у Скотоватой, но это было превыше всех возможностей при том числе наших сил, и Скотоватую заняли красные. Ночью на 19-е марта дроздовцам удалось было занять ст. Скотоватую после контратаки, но утром красные, при поддержке бронепоезда, выбили их оттуда. Возле Авдеевки также целый день шел упорный бой. 20-го марта была эвакуирована Ясиноватая и штаб дивизии перешел в Макеевку. Генерал Шкуро со своей конницей в это время занял Никитовку и Горловку. В боях у Скотоватой наши части потеряли свыше 100 человек и самодельный бронепоезд «Белозерец». Получилось это потому, что «Белозерец» был на одной колее впереди бронепоезда «Князь Пожарский», у которого во время стрельбы сорвалась передняя предохранительная платформа и, покатившись под уклон, налетела и опрокинула «Белозерца». Опрокинутый бронепоезд пришлось бросить, так как в это время красные уже занимали станцию Скотоватую, но с «Белозерца» успели еще снять пулеметы, панораму и замок с орудия, которое привели в негодность.
21-го марта к 12-ти часам дроздовцами была вновь занята ст. Скотоватая, но бугры впереди нее оставались свободными, и красные, заняв доминирующий бугор, начали сильно обстреливать, вначале станцию артиллерийским огнем, прогнав оттуда все наши эшелоны и пехоту, а после стали сильно обстреливать и орудие дроздовцев. Наш бронепоезд, попав под сильный огонь 4-орудийной красной батареи, быстро ушел назад. Большой переполох был, когда была замечена большая колонна конницы, спускающаяся с бугров в Скотоватую, так как вначале никто не знал кто это — свои или красные, — генерал Шкуро со своим отрядом или большевики, отходящие от Горловки. Красные с утра пустили несколько снарядов по этой колонне, но потом успокоились. Видимо и на нас этот отряд произвел солидное впечатление, а вошел в селение с оркестром музыки. Наконец выяснилось, что это конница генерала Шкуро при батарее горных и взводе легких орудий. 23-го марта стало известно, что Дебальцево и Юзовка опять в руках красных и что в район Юзовки пойдет генерал Шкуро в обход красных, чтобы восстановить положение. Красные в течение всего дня, 23-го марта, вели наступление крупными силами. У Петруньки появилось два красных бронепоезда, которые стали усиленно обстреливать Скотоватую, а около 5-ти часов красная кавалерия, обойдя наш правый фланг, вышла справа лощиной, несколько сзади, и стала уже спускаться и входить в Скотоватую. Поднялась сильная ружейная и пулеметная стрельба. Стреляли и из домов. Орудие 3-й Дроздовской батареи только через полчаса смогло, отходя полем, выйти из-под обстрела. Ночь застала наши части в районе Землянки. На станции, от стрельбы 6-дюймовки бронепоезда «Князь Пожарский», повылетали не только стекла, но и рамы из окон. 24-го марта прибыло еще одно орудие 3-й батареи и дроздовцы, атаковав красных, около 11 часов заняли Скотоватую и бугор впереди нее. Генерал Шкуро со своей конницей занял Очеретино. На участке Дроздовцев он не задержался. На Благовещение, 25-го марта, с утра была только перестрелка, но в 4 часа дня наши части перешли в наступление и к вечеру подошли к Железной. В течение ночи и станция, и селение были нейтральными. Утром, 26-го марта, Железная была занята и наши части стали было продвигаться дальше, но красные, подтянув значительные силы, упорно сопротивлялись, а потом перешли в наступление, обходя нашу пехоту, причем на левом фланге появилась их конница. Наши цепи стали отходить. Обход был настолько глубокий, что не только мы оставили Железную и Скотоватую, но едва удержались у Землянок. На другой день, 27-го марта, Дроздовцы, поведя наступление, вновь занимают Скотоватую, которую 28-го марта, под нажимом громадных сил красных оставляют. 29-го марта опять повторение наступления на Скотоватую. Взяв Ново-Бахмутовку, наша пехота несколько раз подходила к Схотоватой и только уже поздно вечером, заняв ее, продвинулась вперед и заняла пресловутый «желтый» бугор впереди нее. Все удивлялись, как удалось нашим частям вновь занять и теперь Скотоватую, так как у красных на этом участке было много пехоты, 3 бронепоезда и 2 батареи. Имея много снарядов, они расходовали их без всякого стеснения, но, в конечном счете, благодари удачному маневру Дроздовцев, принуждены были поспешно отступить, и 30-го марта на этом участке у Дроздовцев было особенно как-то тихо. Красные только изредка посылали очередной подарок в виде артиллерийского снаряда, но из района Авдеевки доносились звуки большого артиллерийского обстрела. За две с лишним недели упорных и непрерывных боев на участке фронта в районе Скотоватая—Железная, занятого частями Дроздовского полка, побывали бронепоезда «Белозерец», который здесь и погиб, «Димитрий Донской», «Князь Пожарский», «Генерал Корнилов», «Генерал Алексеев», «Иван Калита» и «Единая Россия», а также и одна площадка бронепоезда «Офицер». Бронепоезда все время менялись, наши же стрелки и орудия оставались бессменно на позициях, защищая участок протяжением до 20 верст, и к концу марта здесь осталось в строю лишь немногим свыше 50 стрелков при одном орудии 3-й Дроздовской батареи. Мобилизованные местные жители оказались ненадежными бойцами и постоянно дезертировали, уходя назад в свои деревни, которые занимались красными. В ночь на 31-е марта дезертировало 23 мобилизованных. Об этих мобилизованных а районе Донецкого бассейна есть описание в книге А. В. Туркула. Он так пишет о мобилизованных:
«Под Горловкой мой батальон занял село Байрак. Село большое, грязное, пьяное, издавна обработанное красными посульщиками. В селе было объявлена, кажется, одна из первых белых мобилизаций. На мобилизацию пришли далеко не все шахтерские парни. За неявку пришлось грозить арестами... После отступления мы вернулись туда снова. Тогда было поймано двое уклонившихся. Им всыпали по двадцати пяти шомполов, и Государев Байрак потек на мобилизацию толпой. Шахтерские рабочие, народ рослый к угрюмый, — точно в них въелась угольная пыль, — парни сильные, не очень-то по доброй воле и не с очень добрыми чувствами пошли, разумеется, в наши ряды, к кадетам, золотопогонникам. Незадолго до Пасхи мы стояли на станции Криничной. Оттуда я послал в Ростов командира второй роты Офицерского полка, капитана Евгения Борисовича Петерса, закупить в городе колбас, яиц и куличей, чтобы устроить батальону хорошие розговены. Петерс уехал, а его роту, в которой было до семидесяти мобилизованных шахтеров, временно принял капитан Лебедев. Уже случалось, что шахтеры по ночам удирали от нас по одному, по двое, к красным. В ночь отъезда Петерса я пошел по охранениям проверить полевые караулы. В темноте, в мокрой траве, наткнулся на офицера второй роты. Офицер был заколот штыком. Он ушел в полевой караул с шестью солдатами из Государева Байрака. Все шестеро бежали, приколовши своего офицера. Я немедленно снял со сторожевых охранений вторую роту, отправил ее в резерв. Полевые караулы заняли другие. Ни одному шахтеру больше не было веры.
Петерс, довольный поездкой, с грудой колбас и куличей, вернулся из Ростова. Батальон жил тогда в эшелонах, товарных теплушках. Петерс еще не дошел до моей теплушки, как ему рассказали об убийстве офицера и бегстве солдат.
— Вы знаете? — сказал я, когда он пришел ко мне с рапортом.
— Да. Разрешите мне привести роту в порядок.
— Не только прошу, но и требую.
Петерс круто повернулся на каблуках и вышел. Вскоре послышалась команда:
— Строиться.
Я видел, как люди его роты выстроились вдоль красных стен вагонов Все чувствовали необычайность ночного смотра. Петерс стоял перед ротой суровый, понурившись. С людьми он не поздоровался. Он медленно прошел вдоль строя. Скрипели на песке его шаги. Он спокойно скомандовал:
— Господа офицеры, старые солдаты и добровольцы, десять шагов вперед, шагом марш.
Глухо отдавши ногу, они выступили из рядов.
— Господа, вы можете идти к себе в теплушки.
У вагонов остался поредевший ряд из одних пленных красноармейцев и шахтеров. Люди замерли. Петерс стоял перед ними, поглаживая рукой выбритый подбородок. Он спокойно смотрел на людей, что-то обдумывал. Уже была полная ночь. В тишине было слышно тревожное дыхание в строю.
— Рота, зарядить винтовки... Курок.
Защелкали затворы. Что такое задумал Петерс, почему шестьдесят его шахтеров закладывают боевые обоймы?
— На плечо. Направо, шагом марш.
И они пошли. Они исчезли в прозрачной ночи, как привидения, беззвучно. Это было в ночь Страстного Четверга. Мы терялись в догадках, куда повел Петерс своих шахтеров. Вскоре мне доложили, что он вышел с солдатами на фронт. Казалось он идет к красным. Но вот он повернул вдоль фронта и пошел с ротой по изрытому, мягкому полю. Он был от красных в нескольких стах шагов. У красных в ту ночь все молчало. С наганом, понуро, Петерс шел впереди роты. Версты две маршировали они вдоль самого фронта, потом Петерс приказал повернуть обратно. В ту прозрачную ночь могло казаться, что вдоль фронта проходит толпа солдат-привидений за призраком-офицером, у которых едва отблескивают винтовки и амуниция.
В полном молчании, вперед и назад, маршировал Петерс всю ночь со своей ротой вдоль фронта. Он ходил с людьми до того, что они стали сипло дышать, спотыкаться, дрожать от усталости, а он все повертывал их вперед и назад. Он шагал, как завороженный. На рассвете он привел всех шестьдесят обратно. Его окаменевшее крепкое лицо было покрыто росою. Люди его роты, посеревшие от усталости, теснились за ним. Через день или два, после необычайного ночного смотра, он мне доложил:
— Господин капитан, вторая рота в порядке.
— Но что вы там с ними наколдовали, Евгений Борисович?
— Я не колдовал. Я только вывел их в поле на фронте и стал водить. Я решил, либо они убьют меня и все сбегут к красным, либо они станут ходить за мной. Я их водил, водил, наконец остановил, повернулся к ним и сказал:
— Что же, когда вы убиваете офицеров, я один вас всех перестреляю, — и выстрелил в воздух, а потом сказал, — там красная сволочь, которую когда-нибудь все равно перевешают. Здесь — Россия. Ступайте туда. Тогда вы сволочь, а не солдаты, или оставайтесь здесь. Тогда вы верные русские солдаты, — сказал и пошел.
На замкнутом лице Петерса мелькнула счастливая улыбка.
— А они, все шестьдесят, поперли за мной, как дети. Теперь они будут верными. Они ничего, что шахтерские ребята, они солдаты хорошие.
Евгений Борисович не ошибся. Шахтеры Государева Байрака честно и доблестно стояли с нами в огне за Россию. Лучшими дроздовскими солдатами почитались наши шахтеры. Они ценились у нас на вес золота, а у Петерса, с тех времен и до конца, ординарцы и вся связь всегда были шахтерские».