Боевые операции Дроздовской дивизии в февраля-марте 1919
|
В течение целого февраля шли с переменным успехом тяжелые бои в районе Дебальцево—Юзовка. Красные все время пытались наступать, сосредоточивая крупные силы. Кроме частей 3-й дивизии в боях принимали участие Корниловцы, Марковцы, Алексеевский 1-й Офицерский конный полк с приданной к нему конно-горной батареей капитана Колзакова, Донцы и бронепоезда: «Иван Калита» и Офицер». В одном бою бронепоездом «Офицер», лихим налетом, был захвачен красный бронепоезд «Карл Маркс», имевший по две орудийных и пулеметных площадки. Появился в строю Добровольческой армии бронепоезд «Слава офицеру». Части Добровольческой армии в боях несли большие потери и ряды все время уменьшались. К довершению всего появилась эпидемия сыпного тифа, уносящая много жертв. От сыпного тифа умер начальник 1-й дивизии генерал Станкевич.
Дроздовские части базировались и вели бои в районе Никитовка, Харциск и Юзовка. 24-го февраля части Дроздовского стрелкового полка вели бои в районе станции Железной. На другой день красные стали нажимать крупными силами, но с подошедшими Корниловцами, наши части перешли в контрнаступление и 25-го февраля были заняты Нелепонка, Щербиновка, станция Кривой Торец и Плещевка. Ночь Дроздовцы провели в Кривом Торце. На другой день коротким ударом наши части вновь заняли Константинову, захватив там бронепоезд красных, носящий имя «Роза Люксембург» с бронированным паровозом от бронепоезда «Карл Либкнехт», изготовленного рабочими Кроматорского завода, вооруженный 4-мя орудиями и 15-ю пулеметами.
В этот же день, в дневнике капитана Н. Ф. Соловьева, офицера 1-й Дроздовской легкой батареи описано торжество по случаю первой годовщины Похода Яссы—Дон:
«26-го февраля, в Юзовской церкви, в присутствии всех собравшихся походников, состоялось торжественное Богослужение и панихида по нашему шефу генералу Михаилу Гордеевичу Дроздовскому. После Богослужения в церковной ограде был скромный парад походников-Дроздовцев, принятый генералом Май-Маевским. В кафе-ресторане для солдат был приготовлен сытый обед с обильным возлиянием. В 3 часа дня в обширном зале гостиницы «Гранд Отель» для офицеров и гостей был устроен банкет, на котором присутствовал генерал Май-Маевский. Торжества затянулись далеко за полночь». Кадром 1-й батареи была группа офицеров 26-й артиллерийской бригады, прибывшая в Скинтею, когда там уже была сформирована Конно-горная батарея капитана Колзакова. В своем дневнике капитан Соловьев вспоминает о том, как протекало формирование отряда в Румынии и о том, что в поход ушли не только офицеры, но и солдаты, которые героически сражались в рядах Дроздовцев и, оставшиеся в живых, ушли в изгнание.
На фронте не прекращались бои. Все операции с нашей стороны, как правило, велись небольшими отрядами. Если занимался какой-либо важный пункт, то там оставался лишь небольшой гарнизон, так как выделить значительные силы не представлялось возможным. Так было и после занятия Константиновки. Под натиском красных 1-го марта была оставлена Константиновка. Там оставался всего лишь небольшой отряд в 18 человек при одном пулемете. В районе Юзовки был захвачен броневик «Товарищ Троцкий». 2-го марта была оставлена Плещевка и красные стали сильно нажимать на Леонидовку, стремясь отрезать Кривой Торец от Железной. 3-го марта Дроздовцы силою около 130 человек, из которых было 40 конных при одном орудии, повели наступление и, заняв колонию Родионовку, двинулись на Екатериновку, не заняв предварительно Смоляниново, что дало возможность красным обойти левый фланг наступающих. Красных было около 600 человек пехоты при 6 пулеметах. Пришлось небольшому отряду Дроздовцев отойти. 4-го марта, наступая от Никитовки, Дроздовцы вновь заняли Константиновку, а вечером, перейдя в наступление, красные со стороны Очеретино подошли к Ново-Бахмутовке и стали обстреливать артиллерийским огнем станцию Скотоватую. Таким образом оказались под угрозой нападения с тыла Дроздовцы, бывшие в Кривом Торце. В 6-ти верстах в тылу Железной, на разъезд Петруньки, к сторожу явились местные большевики и требовали, чтобы он разобрал железнодорожный путь, а накануне, в том же районе, было произведено три взрыва, не вызвавшие значительных повреждений полотна дороги. В своем дневнике за этот день капитан Орлов так записал о положении на их участке: «... будь большевики порасторопнее и посмелее, они могли бы нас захлопать здесь уже не раз, но зная, что в военном отношении они не представляют из себя особо грозной силы, все время остаешься спокойным, несмотря на то, что положение наше сейчас не из важных, если не удастся завтра же ликвидировать прорыв на Скотоватую». 5-го марта наши части, нажав из Авдеевки, заняли Очеретино и отрезали наступающую группу большевиков на Скотоватую. Теперь в окружение попали уже большевики. Здесь была исключительно маневренная война и велась с нашей стороны отдельными отрядами, причем, если в отряде около 100 пехотинцев и человек 50 конных при 1—2 орудиях, то это уже считалось внушительной силой. Потери все время увеличивались, так как кроме потерь от огня противника, убывали из строя заболевшие тифом. Со стороны же красных всегда действовали большие группы, нередко свыше тысячи и больше человек. Вечером 6-го марта пришлось оставить Константиновку и красные подошли к Кривому Торцу и стали обстреливать его ружейным огнем, но огнем наших орудий их отогнали. Днем над нашими позициями пролетел, в первый раз в этом районе, аэроплан красных, сбросивший три бомбы и обстрелявший позиции пулеметным огнем. 8-го марта погода испортилась и после почти весенних дней выпал снег вершка в два. Для обуви — зарез. Опять все ноги были мокрые. Нашими частями опять занята Константиновка. В этом районе все время происходит своего рода топтание на месте. Здесь же действуют и части Белозерского полка, на долю которого достался участок фронта весьма солидный — расстояние между 4-мя станциями, а в полку всего лишь 4 роты, а в двух ротах даже только по 11 человек. Поэтому не мудрено, если приходится все время топтаться на одном месте.
Очень часто попадались советские газеты, из которых узнали, что на Западном и Сибирском фронтах положение у большевиков неустойчивое, а о добровольцах они пишут, что, дескать, придут в себя они в последнюю минуту перед расстрелом. Но тон их газет стал более умеренный и не столько нахальный, и меньше ругательств по адресу Добровольческой армии.
9-го марта был воскресный день и по своему обычаю большевики повели наступление и заняли вновь Константиновку, незадолго перед этим отбитую от красных, Плещевку и Кривой Торец, находящиеся впереди Железной, а обойдя справа и слева, в тылу заняли Ново-Бахмутскую и станцию Скотоватую, перерезав железную дорогу. В свою очередь наши части ночью 10-го марта повели наступление из Авдеевки и заняли Ново-Бахмутовку в тылу большевиков, занимавших станцию Скотоватую. После короткого боя красные оставили Скотоватую. Этим маневром был ликвидирован прорыв красных и наши части вышли из почти безвыходного положения. Это был четвертый воскресный большевистский поход на Железную с двумя обхватами и на сей раз обошелся Дроздовцам довольно дорого. Хотя потери и исчислялись всего несколькими убитыми и десятками двумя раненых, но для тех сил, которыми мы располагали, были весьма чувствительными. Если бы наше командование в Донецком бассейне располагало большим количеством войск, оно могло бы здесь одержать крупную победу и каждый раз, когда большевики, собрав ударную группу не менее чем в 1000 человек вели наступление, можно было бы их всех, окружив и обхватывая, ликвидировать. Пока же что приходилось только, отбрасывая их в исходное положение, восстанавливать свое положение. К вечеру рота Дроздовского стрелкового полка вновь заняла Кривой Торец. Одновременно был исправлен железнодорожный путь и на фронте на время водрузилась опять тишина. Погода вновь переменилась и целый день пришлось мокнуть под довольно сильным дождем. Во время прорыва большевиков жители Железной выражали радость по поводу нашего тяжелого положения, говоря, что «теперь кадеты в бутылке», а поэтому не удивительно, что многие дроздовцы говорили, что надо бы круче поступать с «мирным» населением, чем это практиковалось нашими частями на самом деле в этом районе.
11-го марта части Белозерского полка ушли на пополнение и формирование, так как в полку осталось в строю только 76 человек. Дроздовцы очень жалели, что ушел и бронепоезд «Белозерец», который, хотя и был весьма примитивно оборудован, но на этом участке фронта приносил очень чувствительную пользу, являясь большой поддержкой тем незначительным силам, которые держали довольно большой участок фронта. Конечно о наступлении пока что не приходилось даже думать, важно было, хотя бы удержаться в этом районе и не допустить красных в Каменноугольный район. В последнее время обнаружился сильный нажим красных в районе Иловайской, и для усиления артиллерии туда отправилась 4-я Дроздовская батарея. Красные нажали и заняли Дебальцево и Чистяково. Лабинский полк с одним орудием отправился в тыл для ликвидации восстания. Там этот наш отряд наткнулся на организованную крупную банду, руководимую опытными начальниками, имеющую много пулеметов, свою артиллерию и даже прожектор. Все время в Каменноугольном районе велись весьма напряженные бои с тысячными отрядами красных, против которых наше командование могло выставить весьма небольшие по численности отдельные группы своих войск. Спасало положение — умелое маневрирование, стойкость и храбрость наших частей, которые все время были в движении, что сильно изматывало их. Все операции, с обоих сторон, как правило, велись в этом районе, базируясь на весьма густую железнодорожную сеть, и при участии, очень часто, бронепоездов. 1-й Офицерский конный полк с конно-горной батареей, совершая небольшие рейды по тылам красных, был все время в движении. Бывали просто невероятные эпизоды, как например: однажды ночью полк с батареей прошел через селение, расположенное в глубокой балке и частично занятое пехотой противника. На подъеме застряло несколько подвод со снарядами и вытягивать их из грязи разведчикам батареи, в кромешной темноте, помогали красные пехотинцы, принявшие наш полк и батарею за своих. Помню и такой случай. Была оттепель. Маленькие ручейки превратились в речки с бурлящей мутной водой. К тому же часто до полудня бывали столь густые туманы, что в 10—20 шагах почти ничего нельзя было разобрать. Вот в такое утро Конный полк с конно-горной батареей, будучи в тылу красных, подошел к бурлящему ручью. С трудом переправились через него, причем мутная вода заливала подводы, а наши горняшки вообще не были видны из воды. Вскоре подошли к мирному и, на первый взгляд, не занятому хутору. Длинная, широкая улица, по сторонам которой хорошие дома. Головной эскадрон и за ним батарея втягиваются в хутор. Возле домов стоят старшего возраста жители и приглашают зайти погреться. Раздается команда «Стой — слезай; можно оправиться». Туман настолько густой, что противоположная сторона улицы едва видна. Некоторые оставляют коней и идут к домам. Вдруг из-под крыш, с чердаков, загремели выстрелы. Без всяких команд, сразу же, все вновь очутились верхом и эскадрон и батарея вынеслись из хутора, а оставшиеся позади эскадроны окружили его со всех сторон, спешились и с криками «ура» атаковали. Ворвавшись в хутор, стали обыскивать каждый дом, сарай. Всех пойманных с оружием, с патронами и молодых на чердаках арестовывали. С ними поступок был короткий: всех их расстреляли. В этом хуторе уцелели лишь старики, женщины и дети. Забрали кур, гусей, скот и лошадей. За свое вероломство хутор был соответственно наказан. Благодаря сильному туману и неметкой стрельбе красных, потери были не столь значительные, как могло бы быть, но, конечно, были раненые люди и лошади. Самые ощутительные потери были в батарее: убит вахмистр батареи — капитан Мей (походник) и ранен полковник Малявин. Красные просчитались в рассчете, предполагая, что весь наш отряд состоял только из эскадрона конницы и батареи. Убитого капитана Мея и раненых на другой день отправили в тыл. К сожалению название хутора уже не помню.