В Новороссийске
Отход продолжался, и Вооруженные Силы Юга России волнами катились к Новороссийску и другим портам на Черном море. На севере России к этому времени, у Архангельска, армия генерала Миллера перестала существовать. С армией генерала Юденича также покончено, и остатки ее ушли в Эстонию. В Сибири отдельные отряды армии генерала Колчака оказались за Байкалом, а самого же адмирала, выданного союзническим командованием, возглавляемого генералом французской армии Жаненом, социалисты расстреляли 20-го февраля 1920 года в Иркутске.
Отступившие от Одессы добровольческие части не были пропущены на территорию Румынии и с боем пробились в Польшу, но там были разоружены и интернированы. Город Екатеринодар был занят красными 5-го марта. Особый офицерский отряд от Дроздовской дивизии ворвался в уже занятый красными город и вывез из Собора гробы с останками генерала Дроздовского и полковника Туцевича. Офицерский отряд с гробами присоединился к отступающей своей дивизии и с ней прибыл в Новороссийск.
При оставлении города Екатеринодара не был своевременно предупрежден 3-й Корниловский полк и из-за этого он попал в безвыходное положение на северном берегу реки Кубани. Полк долго метался на участке от Ольгинской до Елизаветинской и в конечном итоге от всего полка спаслось только около 200 человек.
В Крымской к этому времени собрались все штабы. Здесь были штабы Добровольческой, Донской и Кубанской армий, Верховный Круг и многие прочие тыловые учреждения. Вокруг же станицы Крымской бродили отряды зеленых, и было очень неспокойно. Когда 11-го марта, отходивший в арьергарде, 3-й Дроздовский полк подошел к ст. Адагумской, находящейся в 2-х верстах от Крымской, на него почти у самой станицы налетела конница красных, которую полк очень быстро отбросил назад, причем командир конного дивизиона красных был взят в плен и на месте расстрелян. Красные кавалеристы были все в полупьяном состоянии. После боя под Славянской полковник Туркул был вызван в Новороссийск генералом Кутеповым, чтобы навести там порядок при погрузке войск, которые эвакуировались в Крым.
Из Крымской на Новороссийск проложено шоссе, но отступление по шоссе не происходило, так как там бродили весьма внушительные отряды и группы зеленых. Все двигались прямо по полотну железной дороги. Чтобы достаточно ярко представить себе картину, как происходило отступление на Новороссийск, прочтем ниже то, что записал в своем дневнике капитан Г. А. Орлов, офицер 3-й батареи Дроздовской артиллерийской бригады, отходивший в составе батареи на Новороссийск.
«12-го марта в 4 часа утра мы выступили на Новороссийск. Все двигались прямо по шпалам. Пройдя Крымскую мы вошли в горы. Дорога проходила по узкому ущелью и справа и слева были большие горы, так что свернуть в сторону некуда. В довершение всего, к нашему несчастью, очень скоро пошел дождь. Кроме боевых частей и обозов, поэтому же пути двигалась также масса беженцев на всевозможных средствах передвижения, включительно до верблюдов, а калмыки гнали к тому же и свой скот.
Около 11 часов дня добрались, наконец, до станции Ниже-Балкановской. В этом месте мы свернули без всяких дорог прямо в горы, чтобы потом выйти на шоссе у ст. Неберджаевской. Дорога была прямо ужасная, так как нужно было с места подыматься на очень крутую гору. Впереди нас двигалось очень много обозов. Подымались по очереди повозка за повозкой, так как приходилось припрягать добавочных лошадей. Когда подымались орудия, то все время надо было перепрягать лошадей и добавлять даже до двух лишних уносов. Только к 4-м часам дня, наконец, батарея взобралась на первый перевал, но и дальше предстояла дорога не лучше, то есть с такими же перевалами. До шоссе хотя и оставалось всего лишь версты четыре, но всем стало ясно; что сегодня мы на шоссе не попадем. Почва после дождя размокла. Крутые подъемы и спуски совсем измучили и людей и лошадей.
В пятом часу дня была замечена колонна, которая переваливала через горы, держа направление на Ниже-Балкановскую, но двигалась с севера. Вначале эту колонну приняли за отступающие наши конные части, но неожиданно для всех, в шестов часу вечера раздались залпы и весь бугор перед Ниже-Балкановской замелькал от ружейных вспышек. Бронепоезд моментально открыл по бугру огонь, а наши батареи снялись с передков. Заговорило сразу 12 орудий, и весь бугор покрылся нашими разрывами. Не прошло и 15 минут, как все стихло. Получив такой неожиданный и неприятный душ, сразу же у красных пропал весь их пыл и они поспешили исчезнуть с бугров.
Двигались мы в тот день до 12-ти часов ночи, а отошли от Ниже-Балкановской всего лишь версты две. И это за 13 часов движения без привала, голодные, без питья и без корма лошадей. Правда, у нас кроме зерна ничего и не было с собой.
Станица Неберджаевская, через которую лежал наш путь отхода, была в руках зеленых и выбить их оттуда отправился Самурский полк. Скоро стало известно, что Самурцам не удалось выбить зеленых из станицы и положение осталось без перемен, когда, медленно передвигаясь, наконец, к 6-ти часам утра 13-го марта Дроздовские части подошли к последнему перевалу перед станицей Неберджаевской. Тут им предстоял грандиозный, крутой спуск с гор для того, чтобы выйти на шоссе. Вот здесь-то и разыгралась наша трагедия.
Станица Неберджаевская была занята двумя полками зеленых при батарее и ими командовал кубанский полковник Сухенко, тот самый Сухенко, который с 800 казаками 25-го февраля совершил налет на станицу Ново-Минскую и разгромил там красных. Теперь он оказался в стане зеленых, желая загладить свою вину перед красными, он решил не пропустить отступающие части в Новороссийск и вступил с ними в бой. Пройти же частям было нужно именно в этом месте на шоссе. Предстоял спуск, который был весьма труден при спокойной обстановке, а теперь приходилось его проделать, когда нас разделывали снизу, можно сказать в упор ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем. Самурцы, которые должны были прикрывать наш отход, куда-то исчезли. Пришлось нам самим прокладывать себе дорогу. Перепалка поднялась здоровая. Несколько раз нас покрывали удачно огнем. Пули так и влипали, уже не свистели в воздух, на уровне пояса, груди и лица. Все же нам удалось спуститься благополучно и свернуть на шоссе. Батарея спустилась, но нашему обозу не повезло, так как зеленые сразу же попали по лошадям и несколько повозок перевернулось. Получился затор, распутать который под сильным огнем никак было нельзя. К тому же зеленые слева по лесу стали уже приближаться, а люди обоза тогда разбежались. Также разбежался и наш скот, который был закуплен батареей и который мы гнали с собой. Все, кроме боевой части у батареи, там погибло. Сзади нас шел 3-й Дроздовский полк. Его артиллерии совсем не повезло. Она отстреливалась до последнего снаряда с целью задержать подход наседавших красных и дать возможность отойти нашим частям на шоссе. Были перебиты кони у многих орудий, так как несколько снарядов попало прямо по упряжкам. Несколько орудий пришлось сбросить с кручи в пропасть, так как вывезти их уже не было возможности. С уцелевшими запряжками пытались спустить несколько орудий с гор, правее, чем съехали орудия 3-й батареи, бывшей при 2-м Дроздовском полку и в это время уже с полком находившиеся на шоссе, но грунт был каменист, спуск очень крутой и все орудия с запряжками и ездовыми кувырком полетели вниз. Вся артиллерия и обозы 3-го полка погибли. С Алексеевской дивизией произошла та же история: они не вывезли ни одного орудия.
Дело в том, что бой завязался с зелеными Сухенко, но очень скоро в этот район подошли и части красных в значительном количестве при 10 орудиях, которые повели одновременно наступление, чтобы отрезать совершенно выход нашим частям на шоссе.
Сойдя на шоссе, вышедшие из этого переплета части, немного передохнув, двинулись ущельем по дороге на Новороссийск. На этом отрезке пути все время подъем и подъем. По дороге нас обгоняли бесконечные вереницы Донской конницы, вид которой был весьма жалкий. Редко кто из всадников имел винтовку. Когда их спрашивали, где их оружие — отвечали, что при спешном отступлении не могли его захватить и что по дороге их несколько раз обезоруживали зеленые. Их было так много, что приходилось только удивляться, как могли их зеленые разоружить. Теперь они спешили в Новороссийск, надеясь там захватить себе транспорт. Из Новороссийска прислал, находившийся там с офицерской ротой от 1-го Дроздовского полка, полковник Туркул еще в Крымскую в дивизию пополнение в количестве 150 офицеров, до того болтавшихся в городе без определенных занятий, но эти «господа» воевать не особенно пожелали и сразу же в первую ночь разбежались.
Генералу Барбовичу было приказано со своей дивизией и Донской конницей отойти на Таманский полуостров. Он, было, пошел туда, но пробиться на Таманский полуостров не смог и принужден был отступить к югу и теперь двигался на погрузку также в Новороссийск. Туда двигалась такая масса боевых частей, обозов и также беженцев, что поэтому было ясно для многих, что всем места не будет на транспортах.
В Новороссийске нас ждала полная катастрофа. Когда оставалось еще версты три до последнего перевала, послышались со стороны Новороссийска орудийные выстрелы, что для нас было полной неожиданностью, так как мы предполагали, что Корниловская дивизия находится в данный момент у станции Тоннельной, где и задержится там, пока наши части отойдут к городу Новороссийску, где займут позиции и будут его оборонять до полной эвакуации, тем более, что природные условия были весьма благоприятны для этого, и защищать город было весьма нетрудно. Наши предположения не оправдались, и на самом деле наши дела обстояли совсем неблагополучно. Когда, наконец, мы взобрались на последний перевал, с которого как на ладони был виден внизу весь Новороссийск, то кроме действительно роскошной панорамы, открывавшейся с громадной высоты, на которой мы находились, можно было видеть и наблюдать далеко не такие уже интересные разрывы внизу. Стрелял из города бронепоезд и с моря английский, кажется, крейсер. Последний гвоздил по бакам с нефтью, которые наши не успели взорвать. Потом уже мы узнали, что в то время красные уже занимали и кожевенные заводы. На Тоннельной Корниловцев не оказалось. Они там не удержались. Зеленые все время в тылу занимали железную дорогу, поджигали мосты и нападали на обозы. Много эшелонов и даже бронепоездов было брошено в том районе. Тоннель предполагалось взорвать так, чтобы красные, по крайней мере в течение шести месяцев ничего не могли бы вывезти из Новороссийска. К сожалению этого не сделали, хотя там все было минировано. Говорили, что не успели. Но больше всего мы поразились, когда узнали, что Корниловцы и не думали нас прикрывать и что они уже погрузились. Перед Новороссийском на фронте оставался только один генерал Барбович со своей весьма потрепанной конницей. Было получено приказание дивизии грузиться сегодня же 13-го марта, причем было объявлено, что на погрузку пойдут только люди, а что орудия, повозки и лошади будут брошены. Часа в четыре мы попали в город. Там в это время творилось что-то невероятное. Уже на окраинах города стояли брошенные фургоны целыми рядами. Жители разбирали все, что было на них оставлено, выпрягали коней и уводили их к себе, а по улицам двигались люди и верхом Донцы с тюками обмундирования, которое растаскивалось из брошенных складов. Еще три часа тому назад, когда 1-й полк обратился с просьбой выдать ему обмундирование по числу наличного состава людей, ему в этом отказали, а теперь из складов брали все кому не лень, не спрашивая. Склады были брошены и туда приходили люди, переодевались, брали с собой столько, сколько могли унести и уходили.
Мы (3-я Дроздовская батарея) проехали еще немного по улицам, примерно до района вокзала, и принуждены были остановиться, так как дальше уже продвигаться было невозможно. Вся улица сплошь была заставлена повозками, фургонами и орудиями. Примерно через полчаса после этого подошел к нам полковник Харжевский, командир 2-го Дроздовского стрелкового полка, который и сказал, чтобы мы здесь же оставили все и шли на пристань, что никакой планомерной погрузки нет и не будет, что нам надо ловчиться попасть в хвост 1-го полка, а то мы иначе совсем не попадем на транспорт, что надо поторопиться, так как город со стороны фронта почти никем не охраняется. После этого, вынув панорамы, уровни и сняв замки с орудий, мы двинулись, конные впереди, чтобы пробивать дорогу, а остальные пешком. Сразу же, на наших глазах, после того как мы оставили орудия, жители стали выпрягать и разбирать наших лошадей. Бедные лошади, они были голодны, так как мы не имели возможности их покормить с ночи 12-го марта, стояли понуря головы и, казалось, недоумевали.
С большим трудом, гуськом, мы протиснулись к пристани, бросив и своих коней прямо тут же на набережной, сняв только седла. Затем пошли к транспорту «Екатеринодар», который был предназначен для погрузки нашей дивизии, но вследствие того, что какой-то транспорт отдали Донцам, сюда должна была грузиться еще и часть Алексеевской дивизии. Пришлось довольно долго стоять за одной ротой 1-го полка, совершенно не продвигаясь вперед, а в то же самое время, откуда-то со стороны, целой толпой на транспорт «Екатеринодар» лезла публика. Даже здесь отсутствовал необходимый порядок. В это время мимо нас прошел Самурского полка полковник Житкевич и, обращаясь к нашему командиру батареи, сказал:
— Оставьте и думать, отсюда, во всяком случае, не погрузитесь.
Тогда наш командир протискался стороной на транспорт и вскоре провел и нас туда же. Тут новое несчастье: офицеров еще кое-как пропустили на транспорт, но солдат наших категорически отказывались брать. Это было уже свыше всяких сил, настолько тяжело было это и неприятно слышать. Они шли все время с нами и вдруг их бросить?.. Никогда!
Мы достали веревку и стали их вытягивать незаметно через борт и таким способом втащили всех наших. 3-й Дроздовский полк, который прибыл позже нас в город, уже не имел совсем возможности погрузиться на транспорт. Полковник Манштейн предпринимал все возможное, чтобы найти выход из этого положения, чтобы куда-либо погрузиться с полком, но ничего не мог поделать. Часов около 8-ми 14-го марта погрузка на «Екатеринодар» была прекращена».