Рейд дроздовцев на станцию Лозовую
Вернемся теперь к частям 3-й дивизии, которую мы оставили после взятия Краматорской. Вскоре после этого был занят и город Славянск. Красные порой, особенно когда чувствовали что у них будет неустойка, боя не принимали и, не дожидаясь подхода добровольческих частей, отступали, погрузившись в эшелоны. Наверно есть еще живые свидетели следующего эпизода из времен нашего наступления в 1919 году.
3-я Дроздовская батарея была придана пластунскому батальону. Отряд подошел к местечку Барвенково, занятому довольно крупными силами красных. Уже темнело и ночью пластуны не хотели наступать, не выяснив полностью обстановку. Командир батареи, капитан Слесаревский, рассыпал батарейных разведчиков в цепь, а первому взводу батареи приказал открыть беглый огонь по железнодорожной станции, на которой стояло несколько эшелонов красных. На станции поднялась страшная паника, усиленная, как потом выяснилось, попаданием одной гранаты в эшелон красных. Красные в панике бежали из Барвенково. Цепь разведчиков батареи, а за нею и пластуны, вошла в местечко. Везде были следы панического бегства красных. В помещении чрезвычайки было все перевернуто, валялось много прокламаций и бумаг. Там же были обнаружены, оставленные красными, отравленные трупным ядом и бациллами консервы.
Охрабренные неожиданным успехом, батарейцы решили попробовать продвинуться еще дальше, чтобы подловить бронепоезд красных, и батарея выдвинулась на семь верст вперед пластунов, заняв разъезд Языково. Ночью заставой был задержан один железнодорожник, шедший домой со стороны красных, который сообщил батарейцам, что красные собираются наступать большими силами при поддержке двух бронепоездов. Действительно, с утра 30-го мая на всех буграх впереди разъезда Языково появились густые цепи красных и показались бронепоезда. Видя их, батарея открыла и по цепям и по бронепоездам интенсивный огонь, но потом отошла к цепям пластунов. К вечеру, под нажимом красных, во много раз превышающих наши силы, пришлось оставить Барвенково и на другой день на этом участке шел упорный бой. Оказалось потом, что со стороны красных принимал участие 12-й Московский полк, а также были и курсанты. После боя был подобран командир 12-го Московского полка раненый пятью шрапнельными пулями, бывший поручик по фамилии — князь Кикодзе. Наши перешли в наступление. 3-я батарея вела настолько интенсивный огонь, что до накалившихся орудий нельзя было дотронуться. 31-го мая и 1-го июня красные понесли под Барвенковым громадные потери. Вышло им боком — их попытка наступать. По словам жителей Барвенково и по показаниям пленных, у красных было свыше 1000 только раненых бойцов, которых они успели тремя эшелонами отправить в тыл. После боя всюду валялись, в большом количестве, не убранные трупы красных. Как рассказывали пленные, перед наступлением в Лозовой был сам Троцкий, который приказал, во что бы то не стало вновь занять Барвенково и Славянск. Захватив Барвенково 31-го мая, красные надменно говорили, что они 1-го июня будут обедать в Славянске, но получилась иная картина: 1-го июня они не увидели Славянска: пришлось бежать из Барвенково и предоставить белым поужинать в нем. Стремительно бежав, красные задержались лишь возле Гавриловки, не успев даже взорвать железнодорожные мосты и подорвать полотно дороги. Благодаря этому наш бронепоезд смог выдвинуться далеко вперед. Заняв вновь Барвенково наши части, в том числе и рота Дроздовского стрелкового полка, пластуны, две дроздовских батареи, три танка и бронепоезд, обходной колонной двинулись на ст. Панютино, находящуюся севернее узловой станции Лозовая на железнодорожной ветке в город Харьков. Часть Дроздовского стрелкового полка от ст. Лиман продолжала наступление на город Изюм, а полковник Туркул со своим батальоном двинулся маршем в обход на ст. Лозовую. В его книге «Дроздовцы в огне» есть описание этого марша.
«Мы, действительно, мчались: за два дня батальон прошел маршем по тылам противника до ста верст. Стремительно ударили по Лозовой. Помню, я подымал в атаку цепь, когда ко мне подскакал командир 1-й Офицерской батареи нашей бригады, полковник Туцевич, с рослым ординарцем, подпрапорщиком Климчуком.
— Господин полковник, — сказал Туцевич, — прошу обождать минуту с атакой. Я выкачу вперед пушки.
Два его орудия, под огнем, вынеслись вперед наших цепей, мгновенно снялись с передков и открыли беглый огонь. Красные поражены. Смятение.
Никогда у артиллерии не было такой дружной спайки с пехотой, как в гражданскую войну: мы связались с нею в один живой узел. Всегда с истинным восхищением следил я за нашими артиллеристами. Артиллеристы с удивительной чуткостью овладевали новой боевой обстановкой, превосходно понимали необходимость захвата почина в огне, поражали противника маневром. Они действительно действовали по суворовскому завету: «удивить — победить». Потому-то с таким отчаянным бесстрашием и выкатывали они свои пушки впереди наших наступающих цепей. Часто пехота и не развертывалась для атаки, а один артиллерийский огонь решал все.
Бесстрашным и хладнокровным смельчаком был и артиллерийский полковник Туцевич. Вот с кого можно бы писать классического белогвардейца. Сухощавый, с тонким лицом, выдержанный, даже парадный, со своим белоснежным воротничком и манжетами. В великую войну он был офицером 26-й артиллерийской бригады. Это была законченная фигура офицера Императорской армии. Белогвардеец был в его серых, холодных и пристальных глазах, в сухой фигуре, и ясности его духа, джентльменстве, в его неумолимом чувстве долга. С такими, как Туцевич, красные расправлялись беспощадно за одну только их более красивую породу. В Туцевиче ничего не было подчеркнутого, самый склад его натуры был таким отчетливым, точно он был вычеканен из одного светлого куска металла. Как часто я любовался его мужественным хладнокровием и его красивой кавалерийской посадкой, когда он скакал в огне со своим громадным Климчуком. Я любовался и простотой Туцевича, сочетанием непоколебимого мужества с добродушием, даже нежностью и какой-то детской чистотою. В 1-й Офицерской батарее у нас был, можно сказать, артиллерийский монастырь. Дисциплину там довели до совершенства, а чистоту до лазаретной щепетильности. Нравы были отшельнические. В батарею принимали одних холостяков. Женатых — ни за что, а женский пол не допускался к батарее куда дальше, чем на пушечный выстрел. Такой монастырь заведен был Туцевичем. Меня, пехотинца, особенно трогало, что Туцевич всей душой любил пехоту, жалел ее, его мучили ее жестокие потери. Он так любил пехоту, что ходил в огонь со своими пушками впереди цепей. Солдаты обожали сдержанного, даже холодного с виду командира за его совершенную справедливость. И правда, хорошо и радостно было стоять с ним в огне».
В районе Горловки 2-го июня шел только сильный артиллерийский бой. Пройдя по тылам, полковник Туркул со своим батальоном атаковал и с налета занял станцию Лозовая. На час позже была взята другой колонной и ст. Панютино. Из Лозовой только небольшая часть эшелонов успела под прикрытием огня бронепоезда, отходящего в их хвосте и которого подбили артиллерийским огнем, проскочить в Харьков. Часть эшелонов промчалась в направление Полтавы. В Лозовой было захвачено до 700 вагонов с различными грузами, много паровозов под парами, один бронепоезд. В одном эшелоне была захвачена 3-орудийная батарея с замками, панорамами, снарядами и в полной упряжке. В нескольких верстах от Лозовой, в направлении на Полтаву, красные в паническом бегстве бросили еще 3 орудия. Жители рассказывали, что неожиданный сильный обстрел станции вызвал невообразимую панику, а прошедшие перед тем из Барвенкова эшелоны с ранеными произвели на красных удручающее впечатление. Они стали спешно эвакуировать Лозовую, но когда увидели атакующих их Дроздовцев, бросая все, в паническом бегстве стали удирать из Лозовой на Полтаву и Харьков. Один из броневиков отряда, «Кубанец», двигаясь правее полотна железной дороги на Барвенково, ворвался на станцию и захватил в плен целую роту красных. Легковая машина командира броневого отряда, в 10 верстах от Лозовой, на ветке на Харьков, взорвала полотно дороги и захватила санитарный поезд имени «товарища Троцкого», персонал которого сплошь состоял из евреев (бывший поезд ведомства Императрицы Марии Федоровны).
Наступающие Корниловцы и Марковцы с Терцами заняли 31-го мая город Купянск и продолжали наступать на город Белгород. 5-го июня красные попытались контрнаступать из Синельникова, но после довольно упорного боя были разбиты и наши части взяли Синельниково и город Павлоград, следствием чего наступила угроза для частей красных, бывших в Крыму, выразившаяся в полном их поражении.