Разбор выступления по журналу «Часовой»
Но уже в эмиграции нам стали известны и другие данные, освещающие эти события. Так, журнал «Часовой» нашел нужным, согласно завещанию генерала Краснова, объявить его письма по делу о выступлении Генерала Корнилова (см. журнала 484, 485, 436, 487), где уже Генерал Корнилов является провокатором Керенского, где Генерал Корнилов подвергается жестокой критике со стороны известного военного писателя, но мало тогда известного генерала Русской Действующей Армии, — П. Н. Краснова. Журнал «Часовой» счел нужным поместить эти письма к 50-летию октябрьской революции с целью «честно и беспристрастно осветить для будущих поколений нашу трагедию с добавлением, что генерал Краснов играл большую роль в событиях, предшествовавших большевицкому перевороту, начиная с попытки Генерала Корнилова спасти Армию и Россию»?!
К моему глубокому сожалению, в имеющихся у нас материалах я этого не обнаружил, но я знал, что генерал выступил на войну 1914 года командиром 10-го Донского полка и к революции нормально был начальником кавалерийской дивизии. Был военным писателем, как будто воспринял революцию, как и все мы, согласно воле отрекшегося Государя Императора Николая 2-го. С подходом конного корпуса генерала Крымова к Петрограду генерал Краснов назначается его командиром, что и является целью разбора его действий с нашей точки зрения, — больших и малых участников тех кровавых событий нашего смутного времени.
Из этих статей генерала Краснова, озаглавленных журналом «Часовой» «Крушение Русской Армии», я приведу только те места, которые освещают роль заговора Генерала Корнилова и поведение самого генерала Краснова при выполнении им его служебных обязанностей.
Содержание первой статьи в журнале «Часовой» за № 484:
«В ночь на 26 августа 1917 года пришла из Ставки Верховного телеграмма, подписанная Корниловым. Я, генерал Краснов, был назначен командиром 3-го конного корпуса, и Корнилов требовал моего немедленного прибытия в Ставку. 26 августа я уехал в Могилев.
В Ставке у Генерала Корнилова
28 августа в 4 часа утра я прибыл в Могилев. Когда я в 9 часов вышел, чтобы ехать в Ставку, Могилев имел обычный вид. На станции, как и всегда, толпились офицеры, было много солдат ударных батальонов с голубыми щитами на левом рукаве рубахи с изображением белой краской черепа и мертвых костей... Поразила меня еще их крайняя сдержанность, совсем не обычная для наших всегда так неумеренно болтливых офицеров. Так, ничего не зная о том, что происходит, я на штабном автомобиле отправился в штаб Верховного Главнокомандующего. После небольших формальностей меня пропустили в дом Верховного, где меня потребовали в кабинет начальника штаба. Начальник штаба сбивчиво и неясно, видимо сильно волнуясь, объяснил мне, что только что Корнилов объявил Керенского мятежником, а Керенский сделал то же самое по отношению к Корнилову, что необходимо арестовать временное правительство и срочно занять Петроград верными Корнилову войсками, тогда явится возможность продолжать войну и победить немцев. С этой целью Корнилов двинул 3-й конный корпус, который с приданной ему Кавказской Туземной дивизией разворачивается в Армию, командовать которой назначен генерал Крымов. Я же назначен принять от Крымова 3-й конный корпус, чтобы освободить его для командования Армией. Сложная работа разворачивания Кавказской Туземной дивизии в корпус шла на походе и не настоящем походе, а в железнодорожных эшелонах. На деликатное дело ВОЕННОГО ПЕРЕВОРОТА были брошены части с только что назначенными начальниками.
(Помимо перечисленных генералом Красновым недочетов переброски конного корпуса, я, как участник событий этих дней в Петрограде в составе 45-й пехотной дивизии, был удивлен еще и тем, что для выполнения такой задачи в городе, как Петроград, назначается конница, когда практика предыдущего подавления первого восстания большевиков показала, что не казаки его подавили, а движение из Двинска 45-й пехотной дивизии, 14-й кавалерийской дивизии и других кавалерийских полков, причем последних направляли уже в Финляндию, как бы в резерв Петрограда. Полковник Левитов).
На мой вопрос, где же я могу догнать свой корпус, начальник штаба очень неуверенно стал говорить, что корпус может быть уже в Петрограде или в Пскове, в Пскове наверное, и что туземцы или в Павловске, или на станции Дно.
(Неудачное назначение конницы для столь крупной операции свержения временного правительства и к тому же переформирование корпуса в Армию на походе, в вагонах, говорит мне о другом: что цель-то движения была другой, о которой мы знали в Петрограде и о которой свидетельствуют наши материалы. И исходила она от Керенского, а потому движение происходило разбросанно, так как непосредственной опасности со стороны большевиков Керенскому тогда не могло быть. Полковник Левитов).
В это время дверь кабинета начальника штаба распахнулась и в комнату быстрыми, твердыми шагами вошел невысокого роста генерал, аккуратно одетый, с коротко остриженными черными волосами и черными, нависшими над губами усами. Лицо его было смуглое, глаза узкие, быстрые и чуть косые, с сильным блеском. Я никогда раньше не видел Корнилова, но сейчас же узнал его по портретам. Я представился ему,
— С нами вы, генерал, или против нас? — быстро и твердо спросил меня Корнилов.
— Я — старый солдат, Ваше Высокопревосходительство, — отвечал я, — и всякое ваше приказание исполню в точности и беспрекословно.
— Ну вот и отлично. Поезжайте сейчас в Псков и постарайтесь отыскать там Крымова. Если его нет там, оставайтесь пока в Пскове. Я НЕ ЗНАЮ, как Клембовский? Во всяком случае, явитесь к нему. От него получите указания. Да поможет вам Господь! — Корнилов протянул мне руку, давая понять, что аудиенция кончена».
(На эту встречу генерала Краснова с Генералом Корниловым я особенно обращаю внимание читателя. Вновь назначенному на корпус, идущий на Петроград якобы с целью переворота, Генерал Корнилов не говорит ни слова? Из этого можно вывести опять только то, что говорят наши материалы: что конный корпус перебрасывался в спокойной обстановке. Я имел честь видеть Генерала Корнилова в боях, и до начала их и всюду он по складу своего характера проводил то, что ему было нужно. Однако Генерал Корнилов нашел нужным высказать мнение о генерале Клембовском, но несмотря на это все же не нарушил принципа власти на местах и предложил явиться и к нему, что тоже является лишним доказательством нормального движения конного корпуса. Но все же из-за этого время не остановилось: Генерал Корнилов и Керенский, каждый по-своему, действовали, — первый спасал гибнущее Отечество и предлагал временному правительству установить диктатуру, а второй спасал революцию, выпуская за это время большевиков из-под ареста. Сам Керенский давал в эти дни свободу действий большевикам, одновременно создавая искусственно предлог для удаления Генерала Корнилова с поста Верховного, и все наши данные говорят о том, что он остановился на провокации его движением конного корпуса, который сам же он и выпросил якобы для устрашения большевиков. Вопрос об установлении диктатуры открыто обсуждался Генералом Корниловым в обращении к Русскому народу, а Керенский, имея в своем распоряжении части, уже усмирившие большевиков в первых числах июля, почему-то выпросил конный корпус и, как тогда говорили, был недоволен тем, что командиром его был генерал Крымов и что в состав его входит Туземная дивизия. Мной пропущены из статьи все угрозы по адресу Керенского со стороны офицеров Ставки, на основании которых генерал Краснов вывел заключение, что войска идут на Петроград действительно с целью смешения Керенского силой. Мне кажется, что тогда Керенского ругали все, и особенно после Московского совещания, когда он оказался между двух стульев и стал тогда милостиво разговаривать с большевиками. Полковник Левитов).
После разговора с Генералом Корниловым генерал Краснов пошел пешком в штаб Походного Атамана. На улицах толпилось много ударников из ударных батальонов, они щеголевато отдавали честь, но были, видимо, смущены, собирались кучками и о чем-то шептались. В штабе Походного Атамана у генерала Краснова были старые знакомые и сослуживцы, и они подробно рассказали ему о том, что Керенский определенно ведет Армию к полному разложению и если он хочет оставаться у власти то солдаты покинут фронт и станут брататься с немцами. Керенский совершенно подчинился комитету совета солдатских и рабочих депутатов, того совета, который издал приказ № 1-й. России угрожает гибель, Спасти может только диктатура, и в решительную минуту, когда само существование России висит на волоске. Верховный взял на себя свергнуть Керенского и стать во главе России до Учредительного Собрания.
«Тут же мне показали приказ, — говорит генерал Краснов, — написанный в сильных, но в слишком личных тонах. «Сын казака-крестьянина» звучало как-то неуместно и не отвечало всему тону приказа, написанного не по-крестьянски. В прекрасно, благородно и смело написанном приказе звучала ФАЛЬШЬ. Я заметил ее сейчас же, а в штабе Атамана ее не заметили, но солдаты и казаки уловили ее сразу и потом только ее и видели. Приказ настойчиво звал к войне и победе. Керенский учуял это и его контр-приказ (?!), объявлявший Корнилова изменником, говоривший о завоеваниях революции, которые солдатами понимались как ничего не делание, пьянство и отсутствие какой-либо власти, сразу завоевал симпатии солдатской массы...»
(Из штаба Походного Атамана генерал Краснов вынес правильное впечатление о положении на фронте и в тылу и о необходимости ввести диктатуру. Неточностью является какой-то приказ, объявляющий Керенского изменником, — когда со стороны Генерала Корнилова, по данным наших материалов и научных историков, были «Обращение к Русскому народу», «Корниловская Военная программа» и требование введения диктатуры, на что частично правительство уже дало согласие. Самым же основным в вышеизложенном снова является желание генерала Краснова доказать, что Генерал Корнилов первым объявил Керенского изменником, а не наоборот. Если журнал «Часовой» нашел нужным поместить это только после трагической смерти генерала Краснова, то как будто не для одного только справедливого освещения происходившего тогда, а и для опровержения уже установленного положения о том, что сначала Керенский сместил Генерала Корнилова и приказал ему явиться в Петроград, но получил отказ).
Генерал Краснов продолжает: «Я считал, что замышляется (?!) очень деликатная и сильная операция, требующая вдохновения и порыва, для чего требуется некоторая театральность обстановки. Собирали 3-й корпус под Могилевым? Выстраивали его в конном строю перед Корниловым? Приезжал Корнилов к нему? Звучали победные марши над полем, было сказано какое-либо увлекающее слово, была обещана награда? Нет, нет и нет! Ничего этого не было. Эшелоны ползли по железной дороге, часами стояли на станциях. Солдаты томились в вагонах, потом, на станции, толпами стояли около какого-то солдата-оратора. Они не видели своих вождей с собой и даже не знали, где они. Я помню, как граф Келлер повел нас на штурм Ржаведов и Топороуца. Молчаливо, весенним утром на черном пахотном поле выстроились 48 эскадронов и сотен и четыре конные батареи. Раздались звуки труб, и на громадном коне, окруженный свитой, под развевающимся своим значком явился граф Келлер. Он что-то сказал солдатам и казакам. Никто ничего не слышал, но заревела солдатская масса «ура!», заглушая звуки труб, и потянулись по грязным весенним дорогам колонны. И когда был бой, — казалось, что и он был тут же и вот-вот появится со своим значком. И он был тут, он был в поле и его видели даже там, где его не было. Крымов — неизвестно где. Тут все начальство осталось позади. Корнилов задумал такое великое дело, а сам остался в Могилеве, во дворце, окруженный туркменами и ударниками, как будто и сам не верящий в успех. Легенда о всаднике на белом коне, въезжающем победителем в город, слишком сильно въелась в народные умы, чтобы ею можно было пренебрегать, совершая переворот. Все это я высказал в штабе. Но меня разуверили и успокоили. Керенского в Армии ненавидят. Крымова обожают. Керенского защищать никто не будет. Но тогда мне еще менее было понятно, почему же в эту прогулку не пошел с нами сразу сам Корнилов» (?! когда сам-то генерал Краснов еще не трогался с места).
(Здесь генерал П. Н. Краснов теряет свой авторитет генерала и все его чисто солдатские выражения хороши только для красного словца, но никак не к лицу генералу, только что сказавшему своему Верховному Главнокомандующему: «Я — старый солдат и всякое ваше приказание исполню в точности и беспрекословно». Будь это опубликовано до смерти автора, я бы сказал, как это называется, но о труде покойника принято «мягче выражаться», что я и исполняю. Вот подобного рода повороты на сто восемьдесят градусов со стороны власть имущих и привели Россию к революции во главе с проходимцем Керенским.
Резкая критика своего Верховного среди офицеров его же штаба, хотя и состоявших в штабе Походного Атамана, равносильна пропаганде.
Я не раз перечитал, чтобы яснее понять, список поучений генерала Краснова своему Верховному с указанием, как ему нужно было бы поступать, равняясь на графа Келлера, только командира кавалерийского корпуса, обещая награды и сопровождая конный корпус генерала Крымова, оставив всю семимиллионную Действующую Армию в состоянии анархии на произвол судьбы?! Подобного рода театральность в поучениях для Верховного будет будущими поколениями строго осуждена, так как это противно присяге и достоинству офицера, только что давшего слово «исполнить всякое приказание в точности и беспрекословно».
Вместо этих поучений своему Верховному генерал Краснов лучше бы оставил для будущих поколений текст того приказа с объявлением Керенского изменником Генералом Корниловым, — был не приказ, а только ответ Керенскому с отказом сдать должность Верховного и приехать в Петроград (26 августа Керенский по телеграфу приказал Генералу Корнилову сложить с себя должность Верховного и прибыть в Петроград. См. книгу «Корниловский Ударный полк», стр. 33-39).
Это 26-го, когда генерал Краснов только что получил приказание явиться в штаб Верховного, а конный корпус генерала Крымова уже подошел к Петрограду. Само движение конного корпуса, его переформирование и объявление Керенским Генерала Корнилова изменником говорят опять о том, что все это не свалилось, как снег на голову, а заранее подготовлялось в процессе, начиная с Московского совещания и требования Генералом Корниловым установления диктатуры, что, естественно для того времени, сопровождалось и со стороны Генерала Корнилова обращением к Русскому народу и временному правительству.
В дальнейшем, из статей журнала «Часовой» будут приведены только выдержки.
№ 484, стр. 5
Генерал Корнилов, по нашим данным, не был партийцем, а служил России. Монархистов он ругал за то, что они не помогли Государю, а республиканцев он ненавидел за то, что они предали Россию Ленину.
№ 485
Генерал Краснов прибыл на станцию Дно 29 августа. Разбор положения корпуса: генерал Крымов в Пскове, Павловск и Царское Село — перестрелка, ингуши остановились. Поведение петроградского гарнизона — сплошное колебание. Снова чтение генералом Красновым приказа солдатам Генерала Корнилова без указания его текста.
И здесь злая критика и ни малейшего желания собирать боеспособное ядро, пользуясь властью командира корпуса. Наоборот, он выводит заключение: «Ясно, что все предприятие Корнилова рухнуло, еще и не начавшись».
(Да и как могло оно начаться победоносно, когда его исполнители не оказались достойными своего назначения и только занимались злой критикой своего высшего начальника, а не работали по-воински для исполнения порученного им).
Стр. 6
Генерал Краснов арестован, после допроса освобождается. Генерал Бонч-Бруевич обещает ему поговорить с генералом Алексеевым о назначении его снова на корпус, что генерал Алексеев и утверждает. Командующим Северным фронтом назначается генерал Бонч-Бруевич, бывший уже тогда большевиком. Все это происходило в Пскове 30 августа. На стр. 7-й этого номера помещена статья близкого друга и соратника генерала Крымова, — Генерального штаба генерал-майора Гончаренко (псевдоним «Юрий Галич»), убитого чекистами: «В памятные осенние дни семнадцатого года, когда после июльского восстания большевиков было решено на основе переговоров Керенского с Корниловым занять Петроград войсками с фронта, выбор Верховного остановился на генерале Крымове».
Далее дается блестящая аттестация прохождения службы генералом Крымовым, вплоть до его смерти. За Крымовым устанавливается репутация твердого и решительного начальника. Был он человеком прогрессивного образа мыслей и вместе с тем монархистом по убеждениям. Крымов очень остро переживал кризис клонящегося к закату режима. После описания всех трудностей переброски корпуса отмечается, что генерал Крымов на станции Луга на вопрос одного офицера: «Что будет завтра?» ответил: «Не знаю! Знаю только, что браунинг при мне». Не сознавал ли он, что не сила противника, а собственная слабость приведет к катастрофе? Движение на Петроград было приостановлено. Из столицы прибыли депутации. Во главе многих из них стояли старые офицеры. Так, например, мусульманскую депутацию возглавлял офицер с прекрасной боевой репутацией, бывший елисаветградский гусар, полковник Султан Гирей. В частях начались колебания. Прибывший от Керенского Генерального штаба полковник Самарин убедил Крымова в необходимости переговоров с Керенским, для координации действий. Крымов прибыл в столицу. Произошла непродолжительная беседа с Керенским. Вместо «координации действий» Крымов попал в западню. В тот же день Крымов покончил с собой. Во всей этой истории, в частности в крымовской смерти, много неясного. УБИЙСТВО или САМОУБИЙСТВО? Я не свидетель крымовской смерти и с понятной осторожностью отношусь ко всем слухам и версиям. Кто знал Крымова, тот едва ли заподозрит в нем будущего самоубийцу. Это не неврастеник, не идеалист и не слабонервный романтик, кончающий с собой в минуту аффекта. Крымов — человек силы воли, мужества, активный борец. Однако стыд за то неловкое положение, в котором он. Крымов, очутился, как заяц, весьма возможно заставил его прибегнуть к действию того самого браунинга, о котором он говорил накануне своим подчиненным. Крымов погиб и хоронили его с необъяснимой, какой-то ВОРОВСКОЮ поспешностью (Юрий Галич).
№ 486, стр. 4
По приказу Керенского генерал Краснов со своей Донской дивизией ведет перестрелку с большевиками у Гатчины, Царского Села и под Пулковым. Здесь уже получается, что сам генерал Краснов полностью был за Керенского, позабыв про Генерала Корнилова. Тут все смешалось — скоро была бита и карта Керенского, тогда Краснов стал торговаться с большевиками.
Стр. 6
В присутствии генерала Краснова сотник Карташев не подает руки Керенскому, заявляя ему, что он — «КОРНИЛОВЕЦ». Керенский быстро уходит, бросив на ходу: «Накажите этого офицера!» За этим последовало назначение Керенским генерала Краснова командующим Армией, которую, очевидно, Генерал Корнилов разворачивал из корпуса, подошедшего к Петрограду. За этим Савинков предлагает генералу Краснову убрать Керенского и самому стать во главе наступления на большевиков. На это генерал заявляет: «Я не могу усмирить солдатское море из Петрограда, а лишь из Ставки, ставши Верховным Главнокомандующим». (Для Генерала Корнилова это было в минус, а для себя это было единственным возможным способом подавления бунта).
Стр. 7
Генерал Краснов полностью признается, что он не мог отказать Керенскому в помощи. Прогнать Керенского он тоже не мог, а данное слово Генералу Корнилову исполнял злой пропагандой против него и бездействием после прибытия на место назначения, к войскам.
В это время казаки торговались с большевиками, чтобы «поменять Керенского на Ленина», произошло соглашение, но генерал Краснов помог Керенскому еще раз убежать от большевиков, и за это А. Ф, в своих заграничных писаниях на английском языке обвиняет Краснова как будто тот хотел его продать большевикам. Получилось так, что своя своих не опознали. Обещание генерала Краснова вывести свою дивизию донцов на Дон спасло его.
№ 487, стр. 4
Разговоры с Троцким, в Смольном, с Дыбенко. Итог: 1 февраля 1918 года генерал Краснов прибыл на Дон, в Новочеркасск, но ни в поход с Генералом Корниловым, ни с генералом Поповым в зимовники он не пошел.
Да, учить Верховных — это легко, а как самому исполнить свой долг, как он обещал Генералу Корнилову, это не каждому было дано тогда, в наше «смутное время». Восстание Дона при содействии Добровольческой Армии снова выдвинуло генерала Краснова — он был выбран Атаманом Всевеликого Войска Донского.
* * *
После изложенного в журнале «Часовой» я помещаю материалы члена Чрезвычайной следственной комиссии Н. Украинцева, опубликованные в издающейся в Америке русской газете «Новое Русское Слово» 28 октября 1956 года.