Могилевские дни
За несколько дней до отрешения Генерала Корнилова от Армии Корниловский Ударный полк получил приказание грузиться в эшелоны для спешной переброски на Северный фронт, в местечко Уева, для охраны балтийского побережья. Четыре эшелона один за другим, на десятиминутном расстоянии, вышли из Проскурова и 25 августа прибыли в Могилев для дальнейшего следования, но здесь по приказу Верховного Корниловцы были выгружены и полк стройными рядами вошел в город. Здесь Корниловцам, одновременно с Георгиевским батальоном, был назначен смотр Верховным Главнокомандующим. До Корниловцев уже дошли слухи, что Георгиевцы совершенно распропагандированы местным армейским комитетом. С особой тщательностью Корниловский полк стал готовиться к смотру. Когда Корниловцы построились, стоявшие рядом Георги-
евцы бросали на своих соседей недружелюбные, а вместе с тем и опасливые взгляды. Уже давно никто не видел такой подтянутой и внушительной воинской части. «Здравствуйте, Корниловцы!» — раздался знакомый волнующий голос. «Здравия желаем, Ваше Высокопревосходительство!» — единодушно ответили Корниловцы, и тотчас же грянуло громкое «ура!»
Генерал Корнилов подошел затем к Георгиевцам и поздоровался с ними, и те с перепуга, неожиданно для всех, тоже ответили по-старорежимному и тоже крикнули «ура.
На другой день после смотра ошеломленные Корниловцы узнали о разрыве Ставки с правительством. Сжималось сердце, когда читали обращение Генерала Корнилова: «Русские люди, великая Родина наша умирает, близок час кончины... Очнитесь от безумия и вглядитесь в бездонную пропасть, куда стремительно идет Россия...» Но эти драматические слова не дошли до Русской Армии. Корниловское воззвание задерживал телеграф и комитеты. Зато неслось «всем, всем!» Керенского: «Товарищи, час испытания вашей верности свободе и революции наступил…» Когда же до фронта докатилось, что Керенский настаивает на предании Генерала Корнилова военно-полевому суду, а министр внутренних дел Авксентьев прямо требует смертной казни для Генерала, который сам восстановил ее в Армии, то по всему фронту, на всех митингах разнеслось: «Смерть Корнилову, смерть изменникам!»
Не усумнились в своем Верховном Главнокомандующем лишь Корниловцы и Текинский конный полк. Они поклялись: «Умрем за Генерала Корнилова, но не выдадим!» Для подавления «Корниловского мятежа» новый «Верховный Главнокомандующий» Керенский приказал двинуть на Могилев отряд с ближайшего к Ставке участка Западного фронта. Чтобы предотвратить кровопролитие и распад Верховного управления Армией при двух Верховных Главнокомандующих, генерал Алексеев согласился принять на себя должность начальника штаба при Керенском и немедленно с чрезвычайной следственной комиссией выехал в Могилев. Генерал Корнилов, тоже больше всего опасаясь за фронт, переговорил с генералом Алексеевым и согласился подчиниться правительству, требуя только одного — гласного суда над собой. Вместе с своими ближайшими сотрудниками Генерал Корнилов переехал в гостиницу «Метрополь» на положение арестованных. Внешнюю охрану арестованных нес Георгиевский батальон, а внутреннюю охрану потребовали себе Текинцы, души не чаявшие в своем «Бояре», говорившем на их языке.
Потянулись томительные могилевские дни. Каждый день, возвращаясь с учения с оркестром впереди, Корниловцы проходили по улицам Могилева. Из окна «Метрополя» глядел на них Генерал Корнилов. Раздавалась команда: «Смирно! Равнение на-право, гг. офицеры!» С винтовками «на руку», церемониальным маршем шли Корниловцы. «Жандармы! Контрреволюционеры...» неслось им вслед... Армейский комитет постановил разоружить Корниловцев. «Только попробуйте!» — ответили Корниловцы. Тогда комитет стал выносить постановления одно оскорбительнее другого, направленные против Генерала Корнилова. Корниловцы не выдержали и пошли за объяснениями в комитет, охраняемый караулом от Георгиевцев. Караул их не пропускал, и на шум выбежал председатель комитета и заорал: «Гони в шею эту сволочь!» Корниловцы мигом смяли караул и бросились наверх, где заседал комитет. Члены комитета выпрыгнули из окон со второго этажа на стеклянную веранду и многие из них сильно порезались. После этого Корниловцам стало невозможно ходить по Могилеву в одиночку, сплошь да рядом происходили нападения на отдельных Корниловцев.
Несмотря на такую враждебность могилевского гарнизона, в Корниловский Ударный полк продолжали прибывать добровольны. Шли простые русские люди, все те, в ком загорелось национальное чувство, кто почувствовал себя сыном России. В Ставку приехал сам Керенский. Корниловцы, проходя мимо своего Шефа, еще тверже печатали шаг, еще громче кричали «ура!»... Керенский решил стереть с полка ненавистное имя Генерала Корнилова и потребовал переименования Корниловского ударного полка в «первый Всероссийский Ударный полк». Корниловцы возмутились и просили отправить их на французский фронт. Учитывая, что Корниловский Ударный полк чуть ли не единственная сохранившаяся воинская часть на всем фронте, Керенский наотрез отказался выпустить Корниловцев заграницу. В это время в Ставке был Массарик, будущий президент Чехословацкой республики. После переговоров с ним было решено, что Корниловский полк войдет в состав 1-го Чешского Гуситского корпуса, формируемого из пленных чехов, и будет переименован в «Славянский Ударный полк», но с сохранением всех своих отличий и эмблем, вплоть до надписи «Корниловцы».
Чешский корпус стоял в резерве Главнокомандующего Западным фронтом, и Корниловцы получили предписание выехать туда немедленно. В это же время самого Генерала Корнилова Ставка решила перевести из Могилева в город Быхов. Корниловцы взволновались. Они готовы были перебить Георгиевский батальон и арестовать Керенского. Генерал Корнилов вызвал полковника Неженцева и приказал подчиниться требованию Ставки. Отказался Генерал Корнилов и от прощального парада полку. Корниловское гнездо было РАЗОРЕНО, и полк был оторван от своего Шефа, но глубоко запал в душу каждого Корниловца приказ бывшего Верховного Главнокомандующего:
«Сегодня я сдал должность Верховного Главнокомандующего Генералу от инфантерии Алексееву. В конце мая, когда наш русский солдат стал колебаться, ваш полк зародился; в конце июня, после славных Станиславских боев, ваше имя — носителей чести и доблести воинской — прогремело по свету. Будьте и впредь такими, как вы теперь. Все ваши мысли, чувства и силы отдайте Родине, многострадальной России. Живите, дышите только мечтой о Ее величии и славе. Бог в помощь вам!» Генерал Корнилов, 1 сентября 1917 года.
* * *
Итак, выступление Генерала Корнилова успеха не имело и победителем оказался явный провокатор Керенский, который на смех всему миру стал во главе многомиллионной Действующей Русской Армии, а генерал Алексеев согласился вынужденно быть его начальником штаба и убедил Генерала Корнилова подчиниться требованиям временного правительства. О причинах поражения здесь уместно отметить с нашей, Корниловской, точки зрения потому, что это явление и дало Белому Движению ту силу, благодаря которой не только на юге России, но и всюду образовались очаги борьбы за честь России и эта борьба велась на полях нашей Родины три года, ведется и теперь из-за границы, хотя бы в простых рамках существования миллионной эмиграции. Одной из основных причин безуспешности всех усилий Генерала Корнилова сохранить Действующую Армию было то же самое, благодаря чему произошло перед этим и крушение Монархии: ПАДЕНИЕ МОРАЛИ НА РУСИ. Теперь уже точно известно, что сам Государь считал правильным не вмешивать Армию в политику, что продолжали делать и Его лучшие генералы после Его отречения, оберегая Армию от вредных попыток временного правительства разложить ее. Генерал Корнилов мог бы тогда играть политическую роль, но он этого не хотел и все свои усилия сосредоточил на сохранении боеспособности Армии, чем и ограничил свои требования. Если таковые и заходили не в сферу влияния Действующей Армии, то все же они прямо касались жизненных ее интересов. Кадры Армии и гражданское население это сознавали и начиная с Московского совещания многие слали Генералу Корнилову свои заверения поддержать его. К нашему глубочайшему стыду все это вылилось, как и при крушении Монархии, только в словоблудие и в дни провокации Керенского ни у кого не хватило мужества открыто поддержать Генерала Корнилова. Впоследствии все же создались те резервуары национальных сил, которые и повели борьбу за спасение Отечества уже со сменившими Керенского большевиками Ленина. На фоне этого мрачного времени Корниловский Ударный полк остается верным своему Шефу полка и уже и Вождю.
Об этом профессор, Генерального штаба генерал Н. Н. Головин говорит в своей книге № 21. стр. 130-136 с красочной убедительностью:
«Корниловское выступление открыло глаза на то, что сама «революционная демократия» своим поведением вызывает контрреволюцию. Психологическое значение неудачи Корниловского выступления и заключается в том что гонения, которые испытали все, кто примкнул к этому движению или только сочувствовал ему, могут быть уподоблены тем ударам молота, которые придают раскаленному железу определенную форму. Сделавшийся душой Белого Движения патриотизм имел специфический отпечаток «психологии войны». Если можно так выразиться, — это был «военный патриотизм» с геройством и самопожертвованием, доведенный до наибольшей высоты, на одном полюсе, и с верою в решающее значение «силы» — на другом. Этим предрешалась главенствующая роль офицерства в Белом Движении и настроения последнего начнут играть доминирующую роль в среде патриотически настроенной интеллигенции. Неудача Корниловского выступления налагает несмываемую печать на офицерство. Как всякое выступление, оно вызывает в офицерстве некоторую депрессию, но дух его не был побежден. Затаив временно внутри себя свои идеи, офицерство стало еще непримиримее. Эти психологические последствия можно было ярче всего наблюдать в чинах Корниловского Ударного полка, той отборной войсковой части, которая была сформирована Генералом Корниловым еще во время его командования 8-й Армией. В знак безусловной верности своему Вождю этот полк принял наименование «Корниловского». При перемещении Генерала Корнилова на должность Верховного Главнокомандующего, этот полк всюду сопровождал, его, составляя как бы его личную гвардию. Хотя в этом полку были исключительно солдаты-добровольцы, но по мере нарастания розни в Русской Армии между офицерами и солдатами, этот полк принимал все более и более дух «офицерской части». Поражение Генерала Корнилова особенно сильно должно было отразиться на духе этого полка. Командир его полковник Неженцев приказал спороть «Корниловскую» эмблему, которую чины полка носили в виде нарукавного знака. В своем письме к Генералу Корнилову полковник Неженцев так объясняет этот поступок: «Я приказал снять эмблему, так как был бессилен бороться с темной солдатской массой... Но, сняв дорогую нам эмблему... мы ею прикрыли наш ум, наше сердце и нашу волю...»
(Здесь добавляю от себя: генерал Головин допускает неточность во времени, когда это было, и в форме, как это происходило. Это имело место не в первые дни поражения Генерала Корнилова, а когда Генерал Корнилов вышел из Быховской тюрьмы и с Текинским конным полком отбыл на Дон. Перед этим полковник Неженцев получил от Шефа полка инструкцию двигаться туда же и Корниловскому Ударному полку с приложением письма и благословения иконой Божией Матери. А так как Полку удалось только частично перебросить своих чинов на Дон с казачьими эшелонами, то остальным пришлось пробираться одиночным порядком. За Корниловцами всюду охотились и многие из них погибли, а поэтому им было разрешено спороть все вообще знаки воинского отличия. Но и эта, фактически нормальная для того времени мера считалась нами за временное преступление).
«Полковник Неженцев впоследствии доблестно сражался против большевиков и смертью своей запечатлел верность своим словам. Слова эти верны и по отношению ко всему офицерству. Потеряв из своей среды новую серию «ослабевших», оно еще крепче стало исповедовать идею служения Родине. По совершенно верному замечанию генерала Деникина, после Корниловского выступления появился в словаре революции термин «Корниловцы». Он применялся и в Армии и в народе, произносился с гордостью или с возмущением. Он выражал собою резкий протест против существовавшего режима и против всего того комплекса явлений, которые получили наименования «керенщины».
«Гонения, которым подвергалось офицерство после неудачи Корниловского выступления, прочно сковали между собой наиболее действенные элементы. Таким образом они увеличивали в этой среде «силу внутреннего притяжения». Исстрадавшееся и изверившееся в политических лидерах русское офицерство пойдет в своей массе только за военными Вождями. Среди же последних ближе всего к их сердцу будут те, которые проявили большую непримиримость к временному правительству. «Побежденный» Керенским Генерал Корнилов приобретает теперь в глазах офицеров такой ореол, который выдвигает его, как неоспоримого главу контрреволюции. Заключение же в Быхове становилось своего рода моральным стажем для выдвижения на верхи Белого Движения. «Быховской программе суждено было лечь в основу Белого Движения».
«Перечитывая эту программу, нельзя не убедиться в том, что она носит исключительно «ВОЕННЫЙ» характер. Все изложенные в ней требования преследуют одну только цель: довести войну до победного конца».
Этим я заканчиваю описание выступления Генерала Корнилова по нашим данным, выступления, начатого по инициативе самого Керенского с целью якобы предупреждения выступления большевиков в Петрограде, когда там имелись войска: 45-я пехотная дивизия, 14-я кавалерийская дивизия и другие части, уже усмирявшие большевиков, когда Керенский был там хозяином положения.
Генерал же Корнилов выдвигает вместе с этим, как более реальную меру спасения положения, — объявление в стране диктатуры, так как временное правительство привело страну к катастрофе военной и политической.