Переброска Корниловского Ударного полка в Каменноугольный бассейн
12 января по приказу Главнокомандующего началась переброска Корниловского Ударного полка в Каменноугольный бассейн, в отряд генерала Май-Маевского.
Переброска полка эшелонами, после боев и форсированных переходов, казалась нам увеселительной прогулкой. Путь лежал по хорошо знакомым нам местам, где мы оставили тысячи могил дорогих нам соратников. Каждая остановка вызывала воспоминания и бурно переживалась. Трудно было тогда определить, что, собственно, больше всего интересовало нас. Помимо остановок, которые привлекли внимание всех вообще, в пути все разделились на группы. Большинство спешило за дорогу подкормиться, подчиниться и выспаться, небольшие же группы подводили итоги пройденному нами пути и пытались осветить наше будущее.
Начало первого периода гражданской войны давило нас своими тяжелыми воспоминания, где легкость крушения Монархии, предательство февральской и жестокость интернационала октябрьской революций ничего хорошего не предвещали. Наличие морали определялось оружием в руках и силой, они творили суд и расправу, побежденному пощады не было, но и победители были не в лучшем положении — шло обоюдное истребление. Враждующие стороны изощрялись друг перед другом, в лозунгах для привлечения в свои ряды бойцов. Наши противники в этом превзошли всех: они чуть ли не на год опередили нас в формировании своих сил, начав свою работу при поддержке Германии одновременно с февральской революцией, сразу же подкрепив свою теорию силами «чека». Их «грабь награбленное!» и «все — под топор» переплюнули все лозунги своих противников, что и было самым заманчивым для разбушевавшейся черни. На долю нашего национального лозунга Добровольческой Армии остался самый невыгодный — «За Единую, Неделимую Россию!». Перед 1-м Кубанским Генерала Корнилова походом это хорошо восприняли офицеры города Ростова на Дону, которые не пошли с нами, но то же сделало и казачество, которое было за мир с большевиками. Время кое-что исправило: кое-кому большевизм не понравился, и теперь они пошли с нами, но то же время показало, что этих сил для нас мало и что их мы должны теперь искать по дороге на Москву.
С этими думами мы пока что весело катили в Каменноугольный бассейн знакомиться с генералом Май-Маевским. Провожая нас на станции Минеральные Воды, генерал Деникин говорил нам: «Здесь вы свое дело закончили, — враг разбит, и теперь я посылаю вас для выполнения более трудной задачи».
Чтобы понять всю тяжесть предстоявшей нам обороны Каменноугольного бассейна, необходимо взглянуть на общую ситуацию Белого Движения того времени, которую я беру из информации 1-го Отдела Русского Обще-Воинского Союза № 28, за 1969 год, выпущенной в Париже.
О том, что несправедливо забыто, но было жертвенно-кроваво
50 лет тому назад, в условиях исключительной жертвенности и героизма велась оборона Донецкого бассейна, о которой генерал Деникин писал так: «На западном фронте, в совершенно исключительной обстановке, корпус генерала Май-Маевского вел «железнодорожную войну», применяя особые методы тактики ввиду подавляющего превосходства сил противника. Пользуясь густой сетью железных дорог Донецкого бассейна, он занимал небольшими отрядами важные пункты по линии фронта и держал в тылу, на узловых станциях, бронепоезда и в вагонах резервы, которые бросались в угрожаемом направлении, с тем чтобы на другой день, а иногда и в тот же день переброситься в противоположный конец фронта. У противника создавалось впечатление нашей силы на всех направлениях, но это были одни и те же люди, бессменно, изо дня в день дерущиеся то там, то здесь, отдыхающие в пути, в вагоне, потерявшие представление о времени суток, истомленные физически, но полные мужества. Недели, месяцы по всему фронту гремели выстрелы, станции переходили из рук в руки, лилась кровь. Добровольческие части таяли, но продолжали бороться...»
Да, в те дни мы видели и знали только противника, но общая обстановка нам не была известна, как она была мало известна потом, в 
эмиграции, когда пришлось стать на работу в поисках куска хлеба и для воспитания своих детей. Вот именно для них, как и для себя на склоне лет, мы все вместе по возможности кратко вспомним далекое славное прошлое.
Победа союзников и уход немцев с Юга России вызвали сильный нажим красных на Дон, вторичный развал его, открылись новые фронты — Крымский и Одесский. Всюду были брошены наши небольшие кадры, а на помощь донцам была послана наша дивизия, без отдыха, прямо после тяжелых боев под Ставрополем. Произошли и два события: подчинение генералу Деникину всех сил Дона и появление союзников, а с ними широкие, УВЫ НЕСБЫВШИЕСЯ НАДЕЖДЫ НА ИХ ПОМОЩЬ, что выяснилось уже в январе. Штаб Главнокомандующего разбирал план для движения на Царицын для соединения с войсками Восточного фронта, когда выяснилась катастрофа на Дону. Когда же дрались на Кавказе, донцы, имея свои западные границы обеспеченными немцами, а южные — добровольцами, произвели большую работу по формированию вооруженных сил, до 76 тысяч штыков и сабель при 79 орудиях. Были начаты операции по овладению Царицыном и Камышиным и против линии 10-й советской армии Камышин-Поворино-Лиски и тут сразу наступил перелом. Красные направили с Восточного фронта 117 тысяч человек, а уход немцев дал им возможность нанести удар группой Кожевникова, до 50 тысяч человек, в тыл Донской Армии со стороны Валуйки-Купянск на Миллерово. Фронт донцов рухнул. Кожевников двигался, встречая незначительное сопротивление. Донская Армия, в силу внутренних причин, начала в некоторых своих частях терять боеспособность и несмотря на сопротивление, оказываемое сохранившимися частями, в том числе армией Коновалова, отрядом генерала Гусельщикова и активной группой донцов в Царицынском направлении, начала в конце января катиться к Новочеркасску. Генералу Деникину пришлось спасать Донской фронт, отложив операции на Царицын. Советский писатель так описывает появление 1-й дивизии на Дону в январе 1919 года; «Высадившись в Мариуполе, она уже 27-го и 28-го повела наступление, правда отбитое, на Луганск, но зато задержала продвижение частей Кожевникова на участке Никитовка-Дебальцево. 5 февраля она прервала связь между Луганском и Бахмутом, захватив станцию Попасную, а на следующий день, ударом вдоль железной дороги в направлении на Миллерово принудила осадить назад левый фланг группы Кожевникова, которая была лишена возможности выполнить основную свою задачу. Так завязались бои за Донецкий бассейн, борьба за который является основным содержанием следующего периода кампании на Южном фронте».
Итак, появление одной, правда — с наилучшим боевым прошлым, дивизии, введенной по частям из-за плохой провозоспособности железных дорог, резко изменило положение на Донском фронте, а с начала февраля туда же потекли Кавказская дивизия генерала Шкуро, потом 1-я Кубанская генерала Покровского, 1-я Терская дивизия и другие части.
Появление помощи оказало решительное влияние на дух донцов, до 15 тысяч их прочно закрепились за разлившимся Донцом. Вполне сохранившаяся их постоянная Армия примыкает у Луганска к 1-й дивизии, переформированной в Добровольческий корпус. К началу марта соотношение сил было таково: 42-45 тысяч Вооруженных Сил Юга России против 130-150 тысяч красных. Троцкий признает Южный фронт наиболее важным и ставит задачу: уничтожить группу, прикрывающую Донецкий бассейн, для чего, удерживая в центре линию Донца и Дона, нанести главный удар с северо-запада тремя армиями, направляя их на Ростов-Новочеркасск и одновременно угрожая тылу ударом на Великокняжескую. В середине марта красные оттеснили добровольцев в Каменноугольном районе. Блестящий рейд Шкуро от Дебальцева в тыл красным и затем по их тылам до Азовского моря восстановил положение. В конце апреля положение там опять оказалось весьма тяжелым, 4 мая противник опять был отбит контратакой. В течение этих месяцев и на других участках противник переходил в наступление по линий реки Донец, но был отбит генералом Калининым, генералом Секретевым и другими начальниками.
Но на Манычском фронте 10-я советская армия к середине апреля сбила наши боевые части, овладела Великокняжеской, перешла Маныч и Дон у Богаевской и очутилась в одном переходе от Новочеркасска, угрожая перерезать сообщения с Кавказом.
Генерал Деникин переброской сил с севера составил большую группу из донцов, кубанцев и терцев во главе с генералами Шатиловым, Шкуро и Улагаем и перешел в наступление. Сначала операцией руководил сам Главнокомандующий, а затем генерал Врангель, выздоровевший от тифа. 21 апреля началось наступление, а с 3 мая с 10-й армией было покончено и положение восстановлено. Красные поспешно отступили на Царицын, и их преследовала Кавказская Армия генерала Врангеля. Добровольческая Армия генерала Май-Маевского осталась в Донецком бассейне, где у красных в начале мая наступил моральный перелом, а в их тылу начались восстания разных повстанческих отрядов. Фронт красных дрогнул, и наши Армии пошли вперед, а оставшиеся красные партизаны временно притихли.
Вот кратко изложенная военная обстановка тех дней, а как их переживали добровольцы, мы знаем из строк истории одной из доблестных их частей:
«Зима с морозами, сильными туманами и периодическими оттепелями встретила подходящие со станции Минеральные Воды эшелоны добровольцев. Местность сильно пересеченная, с многочисленными глубокими оврагами, полное отсутствие лесов, изредка небольшие рощицы и мелкий кустарник по долинам маленьких реченок и в оврагах. Многочисленные железнодорожные линии и подъездные пути с частыми станциями и шахты с вышками и конусообразными холмами угольных отбросов. Среди населения - рабочие многочисленных рудников и промышленных предприятий, давно уже прекративших всякие работы. Эпидемия тифа к концу января приняла повальный характер. И без того редкие ряды бойцов совсем опустели, вопрос с продовольствием и фуражем был острый, теплое обмундирование отсутствовало, обувь пришла в полную негодность. Пополнение шло слабо, а в тылу начиналась настоящая разруха. Бродило масса здоровых, молодых мужчин в военной форме, не желавших отправки на фронт и старавшихся «примазаться» к каким-нибудь новым формированиям, к ОСВАГ-у или к одной из бесчисленных комиссий.
Санитарная часть не могла справиться с эпидемией тифа. Санитарные поезда с фронта часто не проходили дальше Ростова, а оставались там, на запасных путях, без присмотра. Кое-кто выживал, а многие так и пропали бесследно. Одни и те же станции, селения и хутора переходили из рук в руки. Пали на поле брани, умерли от ран и болезней или были изранены многие достойнейшие из достойных и храбрейшие из храбрых. Здесь нормально дрались один против десяти, а часто и против двадцати-тридцати. В подкрепление посылались роты в 20 штыков, под станцией Дебальцево взвод офицерской роты в составе СЕМИ штыков перешел в контратаку и задержал наступление красных. Все было сделано выше сил человеческих, не жалея себя и выручая соседа. Уже казалось, что больше выдержать нельзя, но доблесть и стойкость добровольцев сделали свое дело, и фронт красных дрогнул. Двинулись вперед усталые бойцы и к концу мая, достигнув и перейдя линию реки Донец, как 30 мая, где это было возможно, им прочли командиры
Приказ № 145
Город Екатеринодар № 145 30 мая 1919 года
Безмерными подвигами Добровольческих Армий, Кубанских, Донских и Терских казаков и Горских народов русские армии неудержимо движутся вперед к сердцу России.
С замиранием сердца весь русских народ следит за успехами русских армий с верой, надеждой и любовью. Но наряду с боевыми успехами в глубоком тылу зреет предательство на почве личных честолюбий, не останавливающихся перед расчленением Великой Единой России.
Спасение нашей Родины заключается в единой Верховной Власти и в нераздельном с нею едином Верховном Командовании.
Исходя из этого глубокого убеждения, отдавая свою жизнь служению горячо любимой Родине и ставя превыше всего ее счастье, я подчиняюсь адмиралу Колчаку, как Верховному Правителю Русского Государства и Верховному Главнокомандующему Русских Армий.
Да благословит Господь его крестный путь и да дарует спасение России.
Генерал-лейтенант Деникин
Полученный ответ гласил:
«С чувством глубокого волнения приветствую Ваше патриотическое решение, продиктованное Вам истинной государственной мудростью. Вы в пору государственного распада и морального разложения великого народа один из первых в ряду славных выступили под стягом Единой России. Ныне Вашим решением Вы подаете пример солдата и гражданина 
превыше всего ставящего благо Родины и будущее ее исторических судеб. В великом подвиге служения России да поможет Вам Бог!
Верховный Правитель Адмирал Колчак
* * *
Нечего и говорить о том. как это подействовало на наши молодые сердца. Увы, жестокая действительность была другой и из книги генерала Деникина «Очерки русской смуты», том 5, стр. 98-101, мы узнаем, что 6 июня генерал собрал у себя атаманов и председателей правительств казачьих войск. Он убеждал их, что при такой розни, при тех центробежных стремлениях, которые существуют на юге, возможны, быть может, военные успехи, но совершенно невозможно возрождение России. Он призывал их идти вместе, признать Верховного Правителя, чтобы дать ему большую возможность во всеоружии сил и власти перед друзьями и недругами России защищать ее кровные интересы. Атаманы ответили ссылкой на «вековую несправедливость в отношении казаков» и на «систематическое отстранение казачества, составляющего оплот вооруженных сил юга, от государственного строительства». Они были согласны признать военное возглавление Адмирала, верховную же гражданскую власть оставляют за своими представительными учреждениями.
* * *
В те дни 1919 года мы были молоды. Воспитанные на чувстве оскорбленного национального достоинства после неудачной войны с Японией и поглощенные идеалом служения Отечеству, мы несли всю тяжесть служебного бремени в строю, с негодованием смотрели на массы ловчившихся по тылам здоровых людей и, конечно, не могли даже предположить всего ужаса вышеприведенных строк генерала Деникина. Древнегреческая пословица говорит: «Кого боги хотят погубить, того они лишают разума». Да, с марта 1917 года значительная часть русских людей и офицерства лишились разума. Мы слышали: «Нет Императора — нет смысла служить». На просьбу нашего начальника дивизии генерала Б. Казановича к графу Келлеру, не отговаривать офицеров от поступления в Добровольческую Армию, был ответ: «Нет, буду отговаривать! Пусть подождут, когда наступит время провозгласить Царя, тогда все мы вступим» (см. «Архив Русской революции» Г. В. Гессена, т, 7, 1922 г., стр. 202).
Забыто было все, так четко нам втолкованное и ясно воспринятое в прекрасных военных училищах: повеление при отречении Императора продолжать честно служить Родине, данная присяга, немецкий и интернациональный сапоги, попирающие родную землю, завет Великого Императора «...Итак не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за Государство. Петру врученное, за род свой...»
К этим горьким строкам о непожелавших вступить в наши ряды я, пишущий эти строки, с поручиком нашего Корниловского Ударного полка Гриневским (скончался в 1972 г.), пробравшись через кольцо красных войск, ездили из гор. Ростова с призывом к офицерам на Минеральных Водах от генерала Алексеева и Генерала Корнилова перед 1-м Кубанским походом и получили на это в ответ, что они имеют свою «самооборону», которая на деле закончилась тем, что все они погибли от руки простого партизанского отряда красных. В числе их были видные русские генералы Радко-Дмитриев, бывший командующий 10-й Армией и как будто генерал Рузский.
Позор нейтралитета 17 тысяч офицеров, скопившихся в Ростове, всем известен. Но самым позорным, как мы увидим после, было, когда мы в Каменноугольном бассейне при ночных набегах обнаружили, что служившие у красных «гг. офицеры» с пулеметами охраняли в сторожевках спящих красноармейцев. Их поведение, когда они отбрасывали нас очередями из пулеметов, вызывало с нашей стороны всем понятное воздействие. В тех же местах мы увидим, что родной брат нашего начальника дивизии командовал тоже дивизией красных, действовавшей против нас. Хотя и редко, но были все же и такие волевые офицеры, которые отплатили красным за их принуждение открытым переходом к нам со своими солдатами.
Перехожу к описанию действий Корниловского Ударного полка по сохранившимся записям.