Налет на Владимировку. Продолжение "Дневника"

Голова колонны прибыла во Владимировку в 5 часов. Конница — первый эскадрон, прибывший много раньше, получив на месте подробные указания от жителей о том, что творится в Долгоруковке и что — какие-то вооруженные идут оттуда на Владимировку — двинулась сразу туда с горным взводом под общей командой Войналовича. Окружив деревню, поставив на позицию горный взвод и отрезав пулеметом переправу, дали две-три очереди из пулеметов по деревне, где все мгновенно попряталось. Тогда один конный взвод влетел в деревню, нарвался на большевистский комитет, изрубил его, потом потребовал выдачи убийц и главных виновников в истязаниях четырех ширванцев (по точным уже сведениям: двух офицеров, одного, приставшего к ним в дороге, солдата, ширванца солдата и писаря). Наш налет был так неожидан и быстр, что ни один виновник не скрылся. Были все выданы и тут же расстреляны. Проводниками и опознавателями служили два спасшихся и спрятанные владимирцами ширванских офицера. После казни пожгли дома виновных, перепороли жестоко всех мужчин моложе 45-ти лет, при чем их пороли старики. В этой деревне до того озверелый народ, что когда вели ширванцев, то даже красногвардейцы не хотели их расстреливать, а этого требовали крестьяне и женщины... и даже дети... характерно, что некоторые женщины хотели спасти своих родственников от порки ценой своего собственного тела — оригинальные нравы. Затем жителям было приказано свести даром весь личный скот, свиней, птицу, фураж и хлеб на весь отряд, забраны все лучшие лошади. Все это свозили к нам до ночи… «Око за око»...

Сплошной вой стоял в деревне. Уже экзекуция была кончена, когда донесли, что восемь красногвардейцев с повозкой едут в деревню с востока. Те очевидно не знали, что здесь творится. Они были немедленно атакованы нашими кавалеристами, которые бросились с шашками на стрелявших в них даже в упор красногвардейцев. Шесть человек легли, одного привезли раненого, а один, предводитель, казак, удрал на чудной, кровной лошади. За ним гнался Колзаков, тоже на отличной лошади, но догнать не смог. Всего было истреблено 24 человека.

Около 8-ми часов прибыл отряд Неведовского. С 22-го на 23-е он ночевал на хуторе партизан, что верстах в шести севернее Малеевки. Хуторяне встретили их хлебом-солью, называли своими спасителями, накормили всех прекрасно, лошадям дали фуража до отвала и ни за что не хотели взять ни копейки. 23-го с утра двинулись, сразу оцепили деревню Малеевку конницей, помешали попытке удрать, поставив орудия и пулеметы на позицию. Послали им ультиматум в двух часовой срок сдать все оружие, пригрозив открыть огонь химическими снарядами, удавить газами всю деревню (кстати, ни одного химического снаряда у нас нет). В срок все было выполнено. Оружие было отобрано, взяты казенные лошади. Найдены были списки записавшихся в красную гвардию, кажется, человек 30. Эти доблестные красногвардейцы, после записи, получив деньги и прослужив с недельку, дружно все убежали домой. Этих горе-красногвардейцев всех перепороли шомполами по принципу унтер-офицерской вдовы. Вой столбом стоял — все клялись больше никогда не записываться. Кормился отряд, как хотел, от жителей даром, — в карательных целях за приверженность к большевизму.

Об автомобилях ни слуха — искровая не получает никакого ответа. Злюсь и волнуюсь. Выставлено охранение, выслана разведка, подчеркнута бдительность — все наготове. Мы находимся уже полностью в полосе военных действий, среди более или менее крупных банд…

Главная масса Владимировки нас приветствовала. Мы обещали им помочь начавшейся у них создаваться самообороне, которой усиленно грозили долгоруковцы, с коими совместно настроено было немало жителей северо-восточной окраины Владимировки. Вместо уже распавшегося, еще раньше нашего прихода, большевистского комитета, вступило во власть прежнее волостное, земское правление. Жителям приказано сдать все оружие, которое потом будет роздано самообороне. Завтра в 8 часов приказано выслать карательную экспедицию в Фонтан в составе эскадрона с пулеметом и 2-х легких пушек с конными номерами, без зарядных ящиков.

24-го марта во Владимировке. Сегодня выспался на диване прекрасно. Проснулся только около 9-ти часов, спал, как убитый. Экспедиция из-за непреданных своевременно приказаний не выступила. Пришлось вторично делать распоряжения. Пойдет в половине второго 2-й эскадрон с двумя легкими по конному орудиями под общей командой ротмистра Двойченко. Утром об автомобилях опять от искровой — ничего. Что это, вышли, что ли? Но почему не донесли об уходе?

В 14 часов состоялась панихида по 4-м убитым офицерам и солдатам на их могиле. Было много жителей. Заметили, между прочим, одного старика, который почти всю панихиду плакал.

Послал на телеграф. Переговорили с Новым Бугом — нет ли там наших автомобилей. В три часа оказалось: часть прибыла. Переговорил с Ковалевским по аппарату. Выяснилась грустная картина. Дошли только пулеметный броневик и легковая — Деляго, а остальные брошены из-за грязи на дороге в поле, верстах в 30-ти западнее Нового Буга. Сколько испортилось машин — еще неизвестно. Цистерна брошена, причем бензин вылит. Все освободившиеся люди, со снятым имуществом и оружием, едут на подводах. Во всяком случае, вопрос уже непоправим — приказал немедленно ехать на присоединение. Это было в 15 часов с половиной. Через полчаса обещали выступить. В 19 часов вернулась экспедиция Двойченко. Нашли только одного главного участника убийств — расстреляли, остальные бежали. Сожгли их дома, забрали фураж, живность и т. п. Оттуда заехали в Долгоруковку. Отряд был встречен хлебом-солью. На всех домах белые флаги, полная и абсолютная покорность всюду. Вообще, когда приходим, кланяются, честь отдают, хотя никто этого не требует, высокоблагородиями и сиятельствами величают. Как люди в страхе гадки: нуль достоинства, нуль порядочности. Действительно — сволочный, одного презрения достойный народ, наглый, безжалостный, полный издевательств против беззащитных, при безнаказанности незнающий препон дикой разнузданности и злобы, а перед сильными такой трусливый, угодливый и низкопоколный…

В общем, страшная вещь гражданская война! Какое озверение вносит в нравы, какою смертельною злобой и местью пропитывает сердца. Жутки наши жестокие расправы, жутка та радость, то упоение убийством, которое не чуждо многим из добровольцев. Сердце мое мучится, но разум требует жестокости. Надо понять этих людей, из них многие потеряли близких, родных, растерзанных чернью, семьи и жизнь которых разбиты; имущество уничтожено или разграблено и среди которых нет ни одного, не подвергавшегося издевательствам или оскорблениям. Надо всем царит злоба и месть и не пришло время мира и прощения. Что требовать от Туркула, потерявшего последовательно трех братьев, убитых и замученных матросами, или от Кудряшева, у которого недавно красногвардейцы вырезали сразу всю семью!? А сколько их таких?..

По полученным от жителей сведениям на нашем пути кое-где бродят шайки. Есть одна, кажется, и в Новопавловке. Главная масса их, вытесняемая австро-германцами от Апостолова, как будто, идет вниз вдоль Днепра; это странно — почему не на Александровск? Во всяком случае, для нас это не на руку.

Получилось с заставы у Матрено-Васильевки донесение, со слов одного из приехавших крестьян, что где-то на станции, название которой не могли найти на карте, по-видимому, линии Херсон-Апостолово, верстах в 25 от нас, высадились матросы и красногвардейцы. Донесение такое сумбурное, что приказал привести этого крестьянина, чтобы его тут допросить, а в общем, все это конечно, пустяки.

23 часа, а ни автомобилей, ни команды на подводах еще нет. Когда-то они прибудут, ведь не хочется их бросить в этой обстановке, а тут завтра нужно в 8 часов выступать».

Около 7 часов 25 марта во Владимировну прибыли офицеры от автомобилей с донесением (ночевали в 10 верстах западнее нас в деревне), что не хватило бензина. Просили, чтобы выслали. Они же сообщили о бое с красногвардейцами в Воссиятском. Вот как описывает этот бой участник его, командир броневика № 3, капитан С. Р. Нилов.