Из дневника полк. Дроздовского. 15-20 марта 1918
Домашевка, 15-го марта. Утром собрал все донесения и принял окончательное решение: переправляться у Александровки с автомобилями — там паром подъемностью в 800 пудов. Он делает рейс в одну сторону в 3-4 минуты. Переправу же начать сразу с подхода, ночью, когда еще спят, для чего выступить в 18 часов, причем конница с конно-горной вперед, переменным аллюром, для начала переправы. За ними вся пехота с пулеметами, затем артиллерия, потом обозы. Автомобили в конце, так как для них нужно особое оборудование парома. На всякий случай легкая батарея, в начале переправы, будет поставлена на правом берегу на позицию (опять же практика).
Все время до похода прошло у меня в налаживании отношений старших начальников к добровольцам, по устранению впредь квартирных трений; по ликвидированию сестер, из коих оставлено пока только 4 из 11-ти. Указал, чтобы, не исключая и жены Лесли, все жили вместе при отрядном лазарете — это не свадебное путешествие. Пришлось выдержать сильную атаку ликвидируемых сестер, но устоял, разрешив довезти их только до Александровки, откуда ближе к железной дороге. Наладил связь с ожидаемым Кулаковским — все благополучно. Он прибыл еще с 4-мя. Отличный, редкий офицер. Днём работала комиссия по проверке и сокращению обоза — некоторые результаты дала. В Домашевке по авто-части — купила, удача: у местной помещицы в соседней экономии купили до 250 пудов бензина, который она охотно продала и недорого — по 20 рублей за пуд. Она сильно опасалась, что большевики или иная нечисть заберут даром, а нам торжество — на все машины теперь хватит бензина верст на 500, если не больше.
Выступили в 18 часов. Семь человек отправлены в дальнюю командировку.
В дороге мысль настойчиво вертелась вокруг прошлого, настоящего и дней грядущих. Нет, нет, да и сожмет тоской сердце. Инстинкт культуры борется с мщением побежденному врагу, но разум, ясный и логичный разум торжествуй над несознательным движением сердца... Что мы можем сказать убийце трех офицеров или тому, кто лично приговорил офицера к смерти за «буржуйство и контрреволюционность». Или как ответить тому, кто являлся духовным вождем насилий, грабежей, убийств, оскорблений, их зачинщиком, их мозгом, кто чужие души отравлял ядом преступления?!..
Мы живем в страшные времена озверения, обесценивания жизни. Сердце молчи, закаляйся воля, ибо этими дикими, разнузданными хулиганами признается и уважается только один закон: «Око за око», а я скажу: два ока за око, все зубы за зуб. «Поднявший меч...» В этой беспощадной борьбе за жизнь я стану вровень со страшным звериным законом — «С волками жить...»
И пусть культурное сердце сжимается иногда непроизвольно — жребий брошен и в этом пути пойдем бесстрашно и упорно к заветной цели через потоки чужой и своей крови. Такова жизнь... Сегодня ты, а завтра я. Кругом враги... Мы, как остров водою, окружены большевиками, австро-германцами и украинцами. Огрызаясь на одних, ведя политику налево и направо, идешь по пути крови и коварства к одному светлому лучу, к одной правой вере, но путь так далек, так тернист.
Холод усиливается — почти мороз. Полная луна холодным светом освещает пустынные, ровные пашни, изредка прорезанные узкими полосками снега. Большинство идет пешком почти весь переход. Слезли с подвод — все же теплее.
Холод проникает всюду... 12-й час, вот и река. В половине двенадцатого, когда голова нашей колонны подошла к парому, уже началась переправа горной батареи. Эскадроны
были уже на левом берегу. Переправа тянулась долго. Только в 6 часов 16-го марта переправил части и началась переправа обозов. Чем дальше к утру, тем становилось холодней. Ветер усиливается. Грелись у костров из камыша, соломы, сухой травы и бурьяна. Дров нет. В домике паромщика битком набито греющимися. Вернулся в штаб, пил чай. Почти совсем заснул. Днем от заставы донесение о приходе на станцию Трикраты эшелона. Донесение, до крайности не вязавшееся с обстановкой. По выяснению оказалось мифом — пришел поезд с товарными вагонами. День опять ветреный и холодный. Бессонная ночь сказалась. Устал, хочется сдать. Лег в начале 10-го.
17-го марта с утра пурга. Выступление задержалось, и колонна двинулась только в 7 с половиной часов. Ветер восточный и северо-восточный холодный гнал тонкую снежную
пыль, резал лицо. Руки коченели, отмораживались уши. Лед нависал на усах, бороде, на ресницах и бровях. Можжит. Дорогу видно плохо. Снег слепит, чем дальше, тем больше. Идти тяжело, в особенности артиллерия и кавалерии – мерзнут руки и ноги. Мортирщики стонут, много добровольцев полумальчиков, ясно, что 45 верст им было бы не под силу в таких условиях. Сократил переход. Остановились в Спасибовке и Петропавловке, вместо Еланца. Бежал прапорщик, летчик Бербеко со своим приятелем — не усмотрела конно-горная.
Как разнообразно отношение жителей. Масса во многих деревнях очень благоприятно настроена так например, в Акмечети и Александровке. Акмечетских трех убийц полковника, которых нам выдали жители, сегодня расстреляли. Акмечетские особенно помогали переправе. Их комитет сам прислал плотников и техника направить паром для броневиков. Дали доски для усиления и вообще, оказывали всякое содействие. Приходится выслушивать много жалоб, просьб о разборе разных ходатайств о защите от одних и видеть злобу и косые взгляды других. Иные бегут, только слыша о нашем приходе. Наши хозяева среднего достатка, боятся грабежей. Лучшее имущество хранили в бочке в стоге соломы. При нас только вынули пересмотреть и проверить. Сломалась на походе ось горной пушки. Слава Богу, починили.
18-го марта настоящая зима, хотя не холодно. Ветер сильный. Кругом — бело. По дороге снега не много, но все же для автомобилей плохо. Бросили автомобиль с пушкой. Сломалась, кажется, шестерня. Суток трое надо для починки, если вообще можно, но по внешним признакам нельзя, а ждать невозможно. Взяли, что можно: запасные части, а машину и орудие испортили. Дорога до Сербуловки была очень тяжелая. От таяния тонкого слоя снега верх дороги загрязнился. Стало скользко и липко. А тут еще перед выходом на тракт немало поблуждали по степи. Проводник плутал. На ногах налипали комья грязи... Головной броневик, который должен был идти с конницей, положительно надрывался. Конечно, за конницей не поспел. Колеса буксовали. Даже одев лапы, шел с трудом и кое-как добрался до Сербуловки. По деревне не мог пройти, так как мост через ручей был крайне ненадежен. Тут мы его и оставили. Я приказал ему ждать остальные автомобили и выступить всем вместе, ночью, когда подмерзнет. После Сербуловки в общем дорога была хороша — почти везде сухая. Через первый встречный ручей пройти не удалось, так как пародия на мостик была разрушена. На переезде через ручей увязали даже телеги. Пришлось дать версты две крюка на обход. Вообще из-за дороги переход оказался достаточно неприятным. Воображаю, что здесь делается, когда получается настоящая грязь. Большевиков нет нигде, говорят, что они бегут при первых вестях о нашем приближении и давно уже покинули наш район. Вообще о нас ходят самые дикие вести: то корпус, то дивизия, то 40 000, буржуи, нанятые помещиками, старорежимники. Жители разбираются, в общем слабо. Нередко спрашивали: Вы украинцы? — Нет.— «Австрийцы?» — «Нет». — «Большевики?» — «Нет». — «Так кто же вы?» — «Мы — русские».— «Значит большевики — русские ведь все большевики».
В общем, массы довольны. Просят защиты, установления порядка. Анархия, дезорганизация измучили всех, кроме небольшой горсти негодяев. Говорят, что некому жаловаться, нет нигде защиты, никакой уверенности в завтрашнем дне. В Еланце просят навести порядок, если не можем репрессиями, то хоть напугать... Постоянные налеты, грабежи, убийства терроризировали население, а виновных боятся называть из страха мести. Наши хозяева &‐ евреи, ограбленные вчера на 900 рублей, встретили нас крайне радушно. — «Хоть день будем: покойны!»
К интенданту привезли, собрав по домам, три воза хлеба и очень удивились, что он заплатил. Посылали в виде откупного, так привыкли, что проходящие части грабили и отбирали даром. Это — углубление революции после большевистского переворота гастролерами, наезжающими в деревню, грабежи имений и экономии под угрозой пулемётов. Иногда, впрочем, сопротивляются, дают отпор, защищая помещиков (Домановка, Трикраты). Самое зло — пришлые матросы и солдаты-красногвардейцы.
В Еланце пришлось дать дневку, поджидая автоколонну. Еще пропал день против расчета. Еще промедление... Начинается полоса неудач, пока еще не очень значительных.
Погода здесь — великий фактор.
19-го марта. Вынужденная дневка в Еланце — поджидал автомобили. Последний добрался только в 14 часов. Уже сильно чувствуется необходимость хорошего ремонта, а потому решил бросить отдельно автоколонну на два перехода вперед, вместе с двумя днями дневки получат 3—4 дня, где ей и ждать соединения с нами. Когда они станут на ремонт, автомобильная искровая станция будет нас связывать, при раздельном расположении.
Погода слегка пасмурная, ветра нет, подсыхает, но очень боюсь дождя... От грабежей и налетов большевиков, стон стоит. Понемногу выясняем и вылавливаем главарей, хотя главные заправилы умудряются заблаговременно удрать. В штабе сосредоточиваются показания всех квартирохозяев. Также помогла очень посадка одного переодетого вместе с арестованными. Те ему сдуру многое порассказывали. Жители боятся показывать на формальном допросе, только трое-четверо дали показания под условием, что их фамилии останутся неизвестными. Наш хозяин, еврей, говорил, что местные евреи собирались послать делегацию просить оставить какое-нибудь угрожающее объявление о поддержании порядка, а то их перед нашим приходом грозили громить, а теперь грозят расправиться, когда мы уйдем. А ведь они не рискнули назвать ни одной фамилии. Бумагу, конечно, приказал написать. Авось страх после нас придаст ей силу… Кстати, к бумаге приписали о сдаче арестуемых за грабежи и хулиганство украинским властям — много смеялся. Поймут ли украинцы все глумление в этих строках...
Забавно, до чего грозная слава окружает нас. Наши силы иначе не считают, как десятками тысяч... В этом диком хаосе что может сделать даже горсть, но дерзкая и смелая.
А нам больше ничего не осталось, кроме дерзости и смелости. Когда посмотришь на карту, на этот огромный предстоящий путь, жуть берет, и не знаешь — в силах ли будешь выполнить свое дело. Целый океан земли впереди и враги кругом…
20-го марта немного пасмурно, холодновато. Погода обещает быть хорошей. Беспокойство за погоду, от которой так много зависит, отражается на сне. Хотя условия прекрасные, спал плохо. Выступление в 8 часов. Вскоре после движения погода изменилась. Небо серо, пошел мокрый мелкий снег. Дорога разгрязнилась. Липкая грязь висела гирями на ногах, облепляла колеса. Лошадям очень тяжело. Только после привала, на половине остального пути, снег остановился, но небольшой северный ветер захолодил... Некоторые лошади стали. Автомобили стали у Васильевки, на одной трети пути, не говоря уже о намеченном двойном переходе. Когда-то присоединятся. Горные снаряды пришлось перегрузить на вызванные обывательские подводы, не доходя 5-ти верст до Софиевки. Прямо несчастье…
Прибыли головой колонны в Софиевку в 19 часов. Это даже хорошо».