ГЛАВА II. ГАЛЛИПОЛИ
События на Перекопе и у Чонгара, превратившиеся в катастрофические, развивались с такой быстротой, что их, при сложившейся ситуации, ни предусмотреть ни предупредить не представлялось возможности. К тому же никто никогда не предполагал, что наступят столь сильные морозы, что Сиваш — естественное и, казалось, непреодолимое препятствие, замерзнет настолько, что по нему сможет продвигаться даже артиллерия. Тогда, уже после первых неудачных боев на Перекопе, стало ясно для всех, что неизбежна эвакуация из Крыма. По приказу генерала Врангеля шли приготовления к ней. О том, как была произведена эвакуация было уже написано в предыдущей главе, а теперь остается рассказать о судьбе эвакуированной Русской армии.
О плавании по Черному морю и о прибытии в Босфор я уже, в общем, рассказал в предыдущей главе. Теперь — применительно к Дроздовцам. Около 16 часов 3 ноября 1920 года транспорт «Херсон», на котором находились Дроздовские части вошел в Босфор. Оттуда он проследовал в Константинопольскую бухту, где и бросил якорь. Вскоре бухта стала наполняться транспортами прибывающими из Крыма.
Последовало распоряжение об отправке всех регулярных частей в Галлиполи. Донские части направлялись на Чаталджу, а кубанские и терские казачьи части — на остров Лемнос. Военный флот направлялся в Бизерту. Во исполнение этого из Константинопольской бухты стали уходить транспорты. В 10 часов 7 ноября отплыл и транспорт «Херсон». Прийдя в порт Галлиполи, он весь день 8 ноября простоял в порту ожидая разгрузки. Почти одновременно прибыл в Галлиполи и транспорт «Саратов», на котором находились штаб генерала Кутепова, Корниловские части и части 2-го Армейского корпуса. Сидя на транспортах в порту Галлиполи, все ждали приказ о сведении всех регулярных частей в один Армейский корпус и предварительном расформировании бывших армий, корпусов и дивизий. Откуда-то появились разного рода слухи — новости о предполагаемом перечислении в разряд беженцев всех лиц, имевших категории, генералов и офицеров не получивших при сведении частей штатных должностей. Слухи эти стали почти правдоподобными после того, когда начальник штаба 1-го корпуса дал неправильное толкование проекту приказа о сведении частей в один корпус. Благодаря такому толкованию на транспорте «Херсон» появились самые вздорные слухи, вплоть до того, что от службы в армии будут освобождены все, желающие ее покинуть. И все принялись решать, что будет выгоднее для каждого, остаться в рядах армии или выйти из нее и перейти в разряд беженцев. На пароходе получился настоящий Содом.
Узнав обо всем этом на транспорт прибыл генерал Кутепов, который приказал арестовать начальника штаба 1-го корпуса и сместил с должности командира корпуса генерала Писарева. Комендантом транспорта генерал Кутепов назначил генерала Туркула и было объявлено, что все слухи провокационного характера и вздорные; что все чины армии по-прежнему являются военнообязанными, а поэтому всякого рода рассуждения об устройстве своей судьбы излишни и преждевременны, что за распространение ложных и вообще слухов, все виновные будут предаваться суду. Генерал Туркул, в своем приказе, как комендант транспорта объявил, что в дальнейшем все, находившиеся на транспорте, должны исполнять только его распоряжения, что все подлежат разгрузке и она начнется немедленно. От некоторых частей сразу же были посланы квартирьеры в город.
Разгрузка началась 9 ноября и шла весьма медленным темпом, так как перевозили с транспорта на берег в лодках, в которые нельзя было поместить больше 30—35 человек. Ни «Херсон», ни «Саратов» причалить непосредственно к пристани не могли. В первую очередь начали разгружать транспорт «Саратов». С «Херсона» в этот день сгрузили только части 1-го и 2-го Дроздовских стрелковых полков. 10 ноября выгружались части Марковской дивизии, и только 12 ноября дошла очередь до 2-го конного Дроздовского полка, помещавшегося с батарейцами в трюме транспорта. 13 ноября стали выгружать батареи Дроздовской артиллерийской бригады. Теперь разгрузка шла более быстрым темпом, тик как лодки отставили и продолжали разгрузку при помощи небольшого пароходика «Христофор». Наконец и артиллеристы, после двухнедельного пребывания на транспорте, попали на твердую землю.
Галлиполи в то время был небольшой городок, сильно пострадавший от бомбардировки при высадке десанта союзников во время первой мировой войны, а также во время резни греков. Много зданий было или разрушено или полуразрушено, уцелели только, главным образом, небольшие домики. В городе имелись небольшие магазинчики, в которых почти не было товаров и, кроме того, купить что-либо можно было только за драхмы или лиры. Была в этих магазинчиках всякого рода мелочь, восточные продукты, сладости, винные ягоды, инжир, табак, халва, рахат-лукум, а в пекарнях — хлеб.
Для размещения частям были предоставлены в городе полуразрушенные здания и бараки, но последние, как правило, были без окон и дверей. Части были предупреждены, что в городе они не останутся, а будут размещены лагерем в нескольких верстах от города в долине, где протекает небольшая речонка. Для жилья выгрузившихся стали очень медленным темпом поступать палатки. Принимая это во внимание не торопились и с разгрузкой транспортов. С питанием дело обстояло плохо, так как рацион получаемых продуктов был очень мизерный. Кроме того не было общих кухонь и каждый получал все продукты на руки и должен был сам готовить себе пищу. Для этого использовались котелки, и в них, на кострах из собранных в поле стеблей от снятых хлебных злаков и сухой травы, приготавливалась пища. Дров вообще не было. Порой моросил дождь и все время дул пронзительный ветер. Согреться в полуразрушенных зданиях и бараках без окон и дверей было невозможно. Чтобы читатель мог иметь представление о выдававшемся дневном рационе вспомним, что было выдано каждому 14 ноября.
Тогда каждый, без исключения, получил по одной трети фунта хлеба, пару галет, по 135 грамм мясных консервов, маленькую горсточку сухого картофеля, несколько грамм кокосового масла, по столовой ложке сахара и на заварку кофе.
Как только приходила очередная партия палаток, ее передавали предназначенной для отправки в лагерь части. Получив палатки, эта часть немедленно отправлялась из города в лагерь, в тот район который ей был заранее указан.
17 ноября подошла очередь Дроздовским батареям перебираться из города в лагерь. Уходящие из города в лагерь, как правило, кроме своих вещей должны были нести и палатки. Путь из города в лагерь пересекают четыре довольно глубоких лощины с подъемами, и поэтому двигались нагруженные люди довольно медленно и с частыми остановками,
Место для лагеря частям Русской армии было отведено в большой лощине, носящей название Муним-бей-Дере и прозванное союзниками «долиной роз и смерти», перед горой, покрытой колючим кустарником. В глубине этой лощины протекал обычно небольшой ручеек, превращавшийся во время дождей в бурлящую речку. На левой стороне лощины размещали пехотные части с их артиллерией, а правая сторона была предназначена для размещения кавалерийских частей и конной артиллерии.
Палатки были четырех типов. Большие зеленые с внутренним белым полотнищем и деревянным скелетом; эти палатки имели по 16 оконцев из целлулоида, были в ширину 9 шагов и в длину 22 шага. Второй тип: зеленые четырехугольные в форме коробки, ординарные, размером 7 на 8 шагов. Потом стали выдавать зеленые палатки в форме крыши, также ординарные, но размером 6 на 7 шагов. Были и белые элипсоидальные, двойные, размером 8 на 15 шагов. Последние три типа палаток окон не имели.
Приказом генерала Врангеля все регулярные части, прибывшие в Галлиполи, были сведены в один Армейский корпус, а его командиром был назначен генерал Кутепов. Пехотные части были сведены в пехотную дивизию и начальником ее стал генерал-лейтенант Витковский, при начальнике штаба дивизии — полковнике Бредове.
В состав пехотной дивизии вошли:
1-й Корниловский ударный полк (все бывшие чисти Корниловской ударной дивизии). Командир полка — генерал-майор Скоблин;
2-й Марковский пехотный полк (все бывшие части Марковской пехотной дивизии). Командир полка — генерал-майор Пешня;
3-й Дроздовский стрелковый полк (все бывшие части Дроздовской стрелковой дивизии). Командир полка — генерал-майор Туркул;
Помощник командира полка генерал-майор Манштейн младший;
Адъютант полка — Генерального штаба полковник Колтышев;
Командир 1-го батальона (бывший 1-й стрелковый полк) — генерал-майор Чесноков;
Командир 2-го батальона (все остальные стрелковые полки) — подполковник Елецкий;
Командир офицерского батальона (в батальон вошли все офицеры дроздовских стрелковых полков, не получившие какую-либо должность в сводных батальонах) — генерал-майор Харжевский;
Командир сводной команды (все разные команды от всех дроздовских стрелковых полков) — полковник Тихменев; При сводном Дроздовском стрелковом полку состоял и Дроздовский конный дивизион под командой полковника Кабарова (бывший Дроздовский конный полк).
4-й Алексеевский партизанский полк (все бывшие части Алексеевской дивизии, Самурский пехотный полк, 13-я и 34 пехотные дивизии и гвардейские части). Командир полка — генерал-майор Гравицкий.
Вся пешая артиллерия была сведена в Артиллерийскую бригаду шестидивизионного состава под командой генерал-майора Фока. (Во время гражданской войны в Испании генерал Фок, сражаясь добровольцем на стороне генерала Франко, пал со своими добровольцами геройски во время боя.)
Сводная Артиллерийская бригада состояла из: 1-го Корниловского артиллерийского дивизиона трехбатарейного состава (все бывшие Корниловские батареи и Керченская крепостная артиллерия). Командир полка — генерал-майор Ерогин;
2-го Марковского артиллерийского дивизиона также трехбатарейного состава (все бывшие Марковские батареи и 2-я позиционная артиллерийская бригада). Командир дивизиона — генерал-майор Машин;
3-го Дроздовского артиллерийского дивизиона трехбатарейного состава под командой генерал-майора Ползикова. Командирами батарей стали бывшие командиры дивизионов, а на должностях командиров полубатарей и старших офицеров — бывшие командиры батарей. Каждая батарея имела по четыре взвода и состояла из офицеров и солдат. Так, например, во 2-й сводной батарее было в строю 85 офицеров и 74 солдата;
4-го Алексеевского артиллерийского дивизиона четырехбатарейного состава (все бывшие Алексеевские батареи и батареи 2-го Армейского корпуса). Командир дивизиона генерал-майор Икишев;
5-го Тяжелого артиллерийского дивизиона трехбатарейного состава (чины всех тяжелых батарей). Командир дивизиона — генерал-майор Эрдман;
6-го Бронепоездного артиллерийского дивизиона также из трех батарей (все чины бронепоездов). Командир дивизиона — генерал-майор Баркалов. Инспектор всей артиллерии — генерал-лейтенант Репьев.
Все конные части были сведены в Кавалерийскую дивизию под командой генерал-лейтенанта Барбовича.
Сводная Кавалерийская дивизия состояла из двух сводных бригад и Конно-артиллерийского дивизиона.
1-й бригадой командовал генерал-майор Выгран, и она состояла из 1-го сводного кавалерийского полка под командой полковника Попова и 2-го сводного кавалерийского полка, которым командовал генерал-майор Иванов.
2-й сводной кавалерийской бригадой командовал генерал Шифнер-Маркевич. (Он скончался в Галлиполи, заболев сыпным тифом.) Эта бригада состояла из 3-го сводного кавалерийского полка под командой полковника Глебова и 4-го сводного кавалерийского полка, которым командовал генерального штаба полковник Раснянский.
Начальником штаба сводной Кавалерийской дивизии был генерал-майор Крейтер.
Сводный Конно-артиллерийский дивизион состоял из всех бывших конно-артиллерийских батарей и его командиром был назначен генерал-майор Росляков.
2-я сводная конно-артиллерийская батарея получила шефство и именовалась «2-я Дроздовская конно-артиллерийская батарея» и состояла из всех тех конно-артиллерийских батарей, которые были сформированы при разворачивании Конно-горной генерала Дроздовского батареи, вышедшей в поход Яссы—Дон. Командовал сводной батареей бывший командир Конно-горной (в Крыму — командир 3-го конно-артиллерийского дивизиона) — полковник Колзаков. Позже с острова Лемноса во 2-ю Дроздовскую конно-артиллерийскую батарею был влит, перевезенный с острова, 2-й Конно-артиллерийский дивизион, состоявший из 1-й и 5-й конных батарей, офицерский состав которых, в главном, состоял из чинов бывшей Конно-горной батареи. (Этот дивизион в Крыму был в составе 1-й Кубанской казачьей дивизии и был эвакуирован из города Феодосии с частями дивизии на транспорте «Владимир» на остров Лемнос.)
Штаб 1-го сводного Армейского корпуса разместился в городе Галлиполи. Комендантом города был назначен генерал Звягин, а комендантом лагеря — генерал-лейтенант Штейфон (во время второй мировой войны он командовал Русским корпусом в Сербии). В разрушенных зданиях города разместились военные училища, технические части, сведенные в Сводный технический полк под командой полковника Лукина, часть Алексеевской дивизии, Артиллерийская школа, часть Бронепоездного дивизиона, запасным кавалерийский полк под командой полковника Апухтина и интендантства. В городе же была и комендатура.
В лагере было всего около 24 000 человек, из которых на долю кавалерии падало 6000, на долю артиллерии — около 4000, а все остальные — пехота. В городе разместилось до 11 000 военнослужащих, кроме их семейств и гражданских лиц.
В лагере палатки были расположены отдельными группами с небольшими промежутками между полками и в порядке их номеров справа налево, если смотреть на запад. При соответствующих полках в пехотном лагере размещались и артиллерийские дивизионы.
Казачьи части были сведены в два корпуса:
1) донские части в Донской казачий корпус, размещенный лагерем в Чаталдже. Командиром корпуса был генерал-лейтенант Абрамов. (Позже Донской корпус был перевезен на остров Лемнос);
2) кубанские и терские казачьи полки образовали сводный Кубанский корпус под командой генерала Фостикова и были расположены лагерем на острове Лемносе.
На острове Лемносе сорганизовался, получивший всемирную известность, хор под управлением Сергея Жарова под наименованием Хор донских казаков. В декабре 1961 года этот хор отпраздновал в городе Мюнхене свой 40-летний юбилей, а в 1971 году, там же, — 50-летие своего существования. По всему свету прозвучали исполненные хором духовные песнопения и народные песни, показавшие народам стран, где выступал хор, красоту и богатство русских церковных песнопений и музыки русских песен. Хор донских казаков Сергея Алексеевича Жарова — это одна из самых ярких страниц золотой книги Российского зарубежья.
Вернемся к Галлиполи. Дневной паек был всюду приблизительно одинаковый и весьма мизерный. Хлеба выдавалось всего лишь до полуфунта на человека в день, причем — часто неаккуратно. Такой рацион хлеба для русского человека был очень недостаточным, особенно при рационе остальных продуктов питания тоже в мизерных дозах. Все вели полуголодную жизнь. Чтобы добыть недостающие для существования продукты, на базаре в Галлиполи продавали личные вещи, драгоценности, различного рода изделия. На вырученные драхмы прикупались, в первую очередь, хлеб и рис. Нужно отметить, что вещи и другое продавалось на рынке очень дешево.
В палатках было вначале очень тесно, так как на каждого, как правило, отмеривалось лишь место для лежания — шириною в поларшина и длиною в четыре, то есть похожее на то, которое отводится для могилы. Кроме того в палатках было сыро и неуютно, так как земля в лощине Муниб-бей-Дере была глинистая и обычно влажная от частых дождей. Вначале все располагались в палатках вповалку прямо на влажной земле, подстелив под себя, что кто имел, но потом, постепенно, стали устраивать из подручного материала что-то похожее на нары или даже отдельные кровати. Для того, чтобы достать для этого материал, нужно было отправиться в горы и там раздобыть колья и все остальное. Вместо матрасов служила высохшая трава, так называемое «перекати поле» и сухие листья деревьев. Но и этот материал все-таки не так легко было достать, его не было достаточно под рукой, поэтому большинство людей располагалось прямо на земле, подстелив свое скромное имущество поверх «перекати ноле».
Ко всем «прелестям» лагерной жизни к концу ноября прибавился осенний дождик, часто моросивший целыми днями. Кругом палаток размесилась грязь. Некоторые палатки местами протекли настолько, что на полу образовалась глинистая каша. К общей «радости», кроме этого, подул сильный резкий ветер, снесший несколько палаток Настроение у всех было больше чем скверное. Большинство, совершенно неоправданно, возмущалось создавшимся положением и ругало, прежде всего, французов. Слушая эти возмущенные бесконечные разговоры кругом, иногда подчеркивавшиеся модной тогда песенкой:
получалось впечатление, что эти люди совершенно не учитывали особенность путешествия за границу поневоле, ожидая чего-то приятного — сытой, беззаботной и комфортабельной жизни Они, наверно, думали, что стоит только попасть за границу, как всюду появятся «молочные реки и кисельные берега», как в сказках, а жареные голуби сами будут влетать в рот. Они забывали, что мы для французов были непредвиденной и громадной обузой, свалившейся на них как снег из безоблачного неба.
В то время у французов в Галлиполи не было больших интендантских запасов, и это было нормально и вполне понятно. Особенно в первое время французы были вынуждены нас ограничивать до минимума. Рацион хлеба в Галлиполи, за все время нашего пребывания там, был ниже нормального и менялся часто и больше в худшую сторону, так как местные пекарни, конечно, не могли испечь его в достаточном количестве, а доставка хлеба из Константинополя морем зависела от погоды и транспорта. В той же зависимости находилась и доставка остальных интендантских запасов, что ставило французов очень часто в почти безвыходное положение. Вот этого-то многие не хотели понять.
Также плохо было вначале с посудой, но постепенно недостаток ее стал пополняться. Сначала были получены бачки, ложки и вилки, а позже французы снабдили части и походными кухнями, которые были приобретены ими у турок.
Вскоре на рынок в городе попало множество всякого рода вещей и предметов, принадлежавших эвакуированные, и этим воспользовались местные торговцы, скупая их за бесценок. В этом захолустном городке жители, до прибытия частей Русской армии, вообще не видели такого разнообразия вещей, и в ювелирных товарах совсем не разбирались. На базаре можно было, почти даром, приобрести великолепные вещи. Я лично, зайдя в магазинчик чтобы купить табак, нашел там пачки нашего русского табака высшего сорта, и там же за бесценок приобрел нагрудный значок Михайловского артиллерийского училища.
Таким положением воспользовались появившиеся спекулянты из русских же, которые стали скупать по дешевке бриллианты, золото и другие ценности и отправлять все скупленное в Константинополь. Местные же турки народ доверчивый и весьма наивный, принимая безделушки за ценные веши, часто за них платили довольно дорого. На этой почве происходили нехорошие эпизоды. Один из офицеров Дроздовской батареи, даже не желая обмануть турка, продал ему красиво сделанный им из оловянных колпачков от шрапнели портсигар, который турок принял за серебряный, за две турецкие лиры.