ГЛАВА I. КРЫМСКАЯ ЭПОПЕЯ
Трагедия в Новороссийске приближалась к концу. Один за другим отчаливали от пристани заполненные до отказа транспорты. Но не все части, даже боевые строевые, смогли погрузиться. На пристани творилось что-то ужасное: видя уходящие транспорты, многие, потерявшие всякую надежду выехать из Новороссийска, бросались в море, иные стрелялись, другие истерично плакали, протягивая в сторону уходящих транспортов руки. Тысячи офицеров, добровольцев, казаков и солдат, все раненые и больные — все они оказались брошенными на произвол судьбы.
14 марта, около 10 часов утра, судовая артиллерия стала обстреливать город, куда просачивались передовые части красных, а в 11 часов Новороссийск уже был окончательно занят красными.
В числе непогруженных частей был и 3-й Дроздовский стрелковый полк, прибывший на погрузку с большим запозданием. Только малая часть его успела погрузиться на броненосец «Вальдек Руссо», а остальные двинулись пехотным порядком вдоль берега моря на юг — в сторону Туапсе. В том же направлении пошел и Черноморский конный полк под командой ротмистра Христинича, не покидавшего свой полк ни на одну минуту. Он, хотя и знал что в городе должна быть его семья, не пошел ее разыскивать.
Трудно подыскать слова, чтобы передать всю ту тяжесть на сердце, с которой белые воины оставляли Кавказ. Рухнули все надежды — поход на Москву закончился драмой Новороссийска. Невольно всплывали в памяти дни прошлогодних побед, вспоминались картины радостных встреч освобожденными от красных жителями Кубани, Дона, Терека и юга России и в то же время, как тяжелый сон, мерещились бесконечные могилы павших за честь и свободу России бойцов.
Невольно тогда припомнились слова из песенки: «Плачьте, красавицы горных аулов, правьте поминки по нас, вслед за последнею меткою пулей мы покидаем Кавказ...» Да, так пелось когда посылалась последняя пуля. Но в Новороссийске в марте 1920 года, к сожалению, не прожужжала последняя пуля…
Главная масса конницы, и кубанской и донской, не попала в Новороссийск. Отступая через перевал Индюк и частично вдоль берега моря, она отошла на Туапсе. Об ее судьбе будет сказано ниже.
Дроздовцы, отходившие из города Новороссийска вдоль берега на юг, пройдя местечко Кабардинка, должны были вступить в бой с зелеными, преградившими им дальнейший путь. Вскоре к Дроздовцам присоединился, подошедший из оставленного Новороссийска, Черноморский конный полк ротмистра Христинича в составе около 400 всадников. Во время перестрелки с красно-зелеными в море неожиданно показались суда французского военного флота, которые выслали к берегу лодки и предложили грузиться. Ротмистр Христинич организовал погрузку под прикрытием артиллерийского огня с французских кораблей и на них погрузилось около 900 Дроздовцев и Черноморцев.
Покинувшие Новороссийск транспорты пошли прямо на Севастополь, кроме транспорта «Екатеринодар», на котором были части Дроздовской дивизии. «Екатеринодар» 15 марта прибыл в Феодосию, имея на своей палубе два оцинкованных гроба с останками генерала Дроздовского и полковника Туцевича, возле которых, во все время плавания, стояли часовые.
Стали разгружаться. И вот все, как только оказались на берегу — и батюшка, и командиры, и стрелки, и сестры милосердия, и жены офицеров — все со всех ног понеслись искать воду. Жажда заглушила всё остальное — и голод, и желание спать, так как у многих за два дня пути ничего не было во рту и они не могли сомкнуть глаз и даже прилечь.
Невольно, по прибытию в Феодосию, в глаза бросилась странная картина бухты. На виду у всех на якорях стояло несколько незагруженных транспортов, которые не были своевременно посланы в Новороссийск.
Выгрузившиеся из «Екатеринодара», измученные физически и потрясенные морально всем пережитым, Дроздовцы тут же на пристани ложились среди мешков, скаток шинелей, пулеметов и составленных в козлы винтовок, чтобы расправить, наконец, руки и вытянуть ноги, чего не могли они сделать за все время плавания.
Днем стало известно, что Дроздовцев в Феодосии не оставят, а перевезут в Севастополь на транспорте «Рион». Этот транспорт уже стоял в бухте, а вечером причалил к пристани. Вновь началась погрузка. Теперь для всех нашлось довольно места, а для начальства даже были предоставлены каюты. Когда вносили на транспорт «Рион» гробы генерала Дроздовского и полковника Туцевича, построившиеся Дроздовские части взяли «на караул», а оркестр сопровождал их торжественными звуками траурного марша.
17 марта транспорт «Рион» отчалил от пристани в весеннем легком сумраке и, выйдя в море, поплыл в Севастополь. Промелькнули горы Аю-Даг, затем Алушта, Алупка, Ласточкино гнездо, Гурзуф, Ялта, Георгиевский монастырь и под вечер показалась Севастопольская бухта. Когда транспорт «Рион» входил в бухту, на его палубе играл оркестр. С дредноута «Генерал Алексеев» также доносились звуки встречного марша, на палубах его и крейсера «Генерал Корнилов» стояли выстроенные команды, кричавшие «ура» и бросавшие вверх шапки.
У многих в это время было какое-то неприятное ощущение, видя и слыша такую встречу. Ведь это было после только что пережитого большого поражения нашей армии и Новороссийской драмы. Мы вначале недоумевали: почему так рады все нашему приезду, зачем нужно было кричать «ура»?
После уже узнали — почему. Оказывается все, кричавшие «ура», радовались прибытию Дроздовцев, прибытию столь внушительных сил, так как была получена радио-телеграмма красных с приказом Троцкого: «Сосредоточив все возможные силы, в кратчайший срок, в две недели, покончить с Крымом».
Также красные сообщали и относительно Новороссийской драмы, и что там они захватили тысячи пленных и громадную военную добычу, просто неподдающуюся в данный момент учету.
Мы все знаем, что Новороссийск, так же как и в свое время Ростов, был оставлен преждевременно и не был своевременно эвакуирован. Наши боевые части пришли в город в полном порядке и Новороссийск можно было защищать в течение долгого времени, принимая во внимание природные условия, учитывая, что на дивизию пришлось бы не больше двух-трех верст фронта, на артиллерийскую бригаду обстрела по фронту до двух верст, при наличии к тому же судовой артиллерии и находящихся в Новороссийске пятнадцати бронепоездов. Нужно было дождаться прибытия транспортов, погрузить на них новые орудия, пулеметы, оружие, снаряды и патроны, броневики и танки, обмундирование, белье и обувь, а также и лучших лошадей, которых части с трудом собирали в течение трех лет и на получение других, взамен, в Крыму, конечно, нельзя уже было рассчитывать. Необходимо было, конечно, погрузить всех раненных и больных из всех лазаретов, а не бросать их на произвол судьбы.
Когда же все главное было бы вывезено, уже на прощание устроить артиллерийский обстрел подошедших красных, и только тогда с честью покинуть Кавказ. К сожалению паника, растерянность и нераспорядительность в Главном штабе не позволили этого сделать, поэтому и наступила катастрофа. Начальник Штаба Главнокомандующего генерал Романовский вышел в отставку и уехал в Константинополь, где вскоре был убит на улице офицером. Очень многие считали виновником катастроф в Ростове и Новороссийске генерала Романовского.
Транспорт «Рион» бросил якорь в Севастопольской бухте. Начальнику Дроздовской дивизии пришло приказание разгрузку начать на следующий день, на берег никого не выпускать, а послать в город только квартирьеров.
Возвратившись на транспорт, квартирьеры 1-го Дроздовского стрелкового полка доложили полковнику Туркулу, что «…по городу шляется офицеров до пропасти…»
Услыхав это, полковник Туркул приказал выслать патрули в город Севастополь, оцепить улицы, занять выходы у Морского сада, где было особенно много гуляющих и задержать всех праздношатающихся.
В тот вечер были задержаны в городе все «беспризорные» офицеры и даже штатские, по возрасту подлежащие мобилизации. Всех задержанных в Севастополе полковник Туркул приказал зачислить в полк рядовыми. Произошла своего рода внезапная поголовная мобилизация.
Тогда же вечером был еще довольно интересный эпизод в городе. Несколько офицеров, патрулировавших по городу, заняв выходы, вошли в редакцию одного местного радикального листка и вежливо попросили редактора назвать им сотрудника листка, который в своих статьях изо дня в день травил «цветные войска», то есть Алексеевцев, Дроздовцев, Корниловцев и Марковцев. Не получив удовлетворительного ответа, пришедшие офицеры перепороли всю редакцию, но так, что никто и не узнал, кто из офицеров там был и произвел эту экзекуцию. Много позже все сотрудники этого листка перекинулись в лагерь красных.
18 марта транспорт «Рион» был разгружен и части разместились по квартирам. В Севастополе узнали о бывшем в Крыму заговоре большевиков, незадолго до Новороссийской эвакуации ликвидированном генералом Слащевым. В местных газетах появилось сообщение о предстоящих переменах в руководстве операциями на Крымском участке фронта и о переводе Ставки из Феодосии в Севастополь. Стало также известно, что генерал Врангель покинул пределы России и находится в Константинополе. Газеты пошли еще дальше и стали намекать на необходимость больших перемен, и в первую очередь, чтобы власть в Крыму прочно взял в свои руки новый человек.
В это время на Кавказе еще находились части Донской и Кубанской армий — в самом безнадежном положении. Вместе с отходящими частями двигались безоружные донцы, калмыки со своим скарбом и верблюдами, беженцы с женщинами и детьми. Вся эта масса людей двигалась в хаотическом состоянии, не отдавая себе отчет — куда и зачем. Во главе отступающих кубанцев находились генералы Улагай и Шкуро. 18 марта части Кубанской армии выбили зеленых из города Туапсе и вся голодная масса людей, отходивших через перевал, очутилась на берегу Черного моря. В Туапсе запасов продовольствия не оказалось, и постепенно эта масса людей стала покидать Туапсе, двигаясь на юг вдоль берега Черного моря.
На Крымском участке фронта 21 марта, ночью, красные пытались наступать на Перекоп — густыми цепями и при поддержке артиллерией — со стороны Преображенки и Перво-Константиновки, и, вначале, имели небольшой успех. В 10 часов красные были остановлены нашей контратакой и стали поспешно отходить, бросив своих раненых, пулеметы, два орудия и с трудом удержались на прежних позициях (Схема № 1.)
