Бои за селения Нижний Рогачик и Верхний Рогачик
Бои за Нижний Рогачик представляют из себя один из самых тяжелых периодов боевой жизни Корниловской Ударной дивизии, а потому описание их сначала помещается по книге «Корниловский Ударный полк».
Заднепровская операция оставила в душе Корниловцев горький осадок: опять все усилия, жертвы и победы оказались бесплодны. Энергия иссякала. Воля к победе надламывалась. Душа и тело требовали хоть кратковременного отдыха. Вместо этого Корниловская дивизия из Александровска сразу была послана для ликвидации налета неприятельской кавалерии на Большой Токмак. Только что дивизия пришла походным порядком в село Камышево, как было получено новое приказание — изменить направление и перейти в район Большой Знаменки для смены частей 2-й Армии. В дождь, снег, по непролазным дорогам потянулись Корниловцы снова к Днепру. 8 октября 1-й и 2-й полки были сосредоточены в селе Верхний Рогачик, а 3-й полк, сменив 6-ю и 7-ю пехотные дивизии, стал на позиции около деревень Ушкалка и Бабина. В Знаменку был послан сводный отряд из нескольких рот под командой полковника Пух. Настроение у Корниловцев было тревожное, все чувствовали нарастание событий. По дивизии был отдан приказ к неуклонному исполнению: полковых дам и сестер милосердия отправить в тыл. Не поднял настроения и отряд генерала Бредова, прибывший из Польши на пополнение Русской Армии. 13 октября 1-й полк получил срочно приказание немедленно выступить на помощь 3-му полку, в районе которого противник, накопив большие силы, переправился на левый берег Днепра. 1-й полк встретился с красными, уже сильно продвинувшимися за Днепр. 1-й батальон погнал одну группу красных на село Нижний Рогачик, а 2-й батальон оттеснил другую группу на деревню Ушкалка. Остатки 3-го полка были спасены. К вечеру было получено приказание — совместными действиями 1-го и 3-го полков произвести ночное наступление на Нижний Рогачик и овладеть им. 1-й полк пошел по левому берегу реки Рогачик, а 3-й полк должен был идти по правому. 1-й батальон не прошел и версты, как заметил колонну противника, двигающуюся навстречу ему по соседней дороге, Корниловцы притаились. Когда красные поравнялись с ними, две роты ударили в тыл красных, а две во фланг. Ошеломленные красные частью сдались, частью бежали назад.
Преследуя их, Корниловцы вошли в Нижний Рогачик, но были вынуждены сразу остановиться на южной окраине села: их встретили крупные силы противника. Всю ночь к красным прибывали свежие части с правого берета Днепра и накапливались в ста шагах от Корниловцев.
14 октября. Атаковать красных без 3-го полка полковник Гордеенко не решался, между тем противник сам повел атаки. До 5 часов Корниловцы отбивались и уже понесли большие потери, а 3-го полка все не было. Красные стали охватывать левый фланг полка, и полковник Гордеенко приказал отступить на бугры около села.
Командир 5-й роты подпоручик Пинский, желая избежать артиллерийского обстрела, уклонился от указанного пути отступления и повел свою роту другой дорогой. Внезапно налетела неприятельская кавалерия и рота была изрублена. К Пинскому подскакал кавалерист и выстрелом из нагана прострелил ему голову и левый глаз, причем пуля осталась во рту. Пинский очнулся, когда два кавалериста, ругаясь и чертыхаясь, отрезали ему шашкой палец руки, чтобы снять с него обручальное кольцо, и такова была сила воли у этого офицера, что он не издал ни одного стона, притворясь мертвым. После того, как красные ускакали, он нашел в себе силы доползти до полка. Поручик Пинский хотя и поправился от ранений уже в Константинополе, прожил не долго и скончался в Белграде, завещав свою фуражку и шашку Корниловскому Ударному полку.
(При переезде к брату в Польшу подпоручик Пинский был у меня в Болгарии, чтобы попрощаться, и тогда тоже поделился со мною подробностями его собственной трагической судьбы и его роты. Я в свою очередь рассказал ему, что мне пришлось увидеть, когда я взял Нижний Рогачик. Судьба и здесь нас не баловала: противник просто давил нас своим превосходством в числе, а мы были измотаны до предела и вели последние арьергардные бои. Полковник Левитов).
Спасся еще один офицер. Он шел в дозоре, когда на него наскочили два кавалериста. От первого удара шашкой он упал. Кавалеристы продолжали бить и колоть его, лежащего, потом соскочили с коней и принялись раздевать его. Сняли с него сапоги, галифе, стали стаскивать гимнастерку. «Ишь как разукрасился золотопогонник» сказал один, рассматривая офицерские отличия. «Жаль только, — промолвил другой, — что перемазали в крови новенькую одежду. Надо было бы сначала раздеть, а уж потом рубить». Офицер потерял сознание. Пришел он в себя, когда около него хлопотали два пехотных красноармейца. Они поддерживали его за плечи и лили из фляжки воду ему на голову. «Ну и изуродовали тебя эти сволочи кавалеристы», сказал один красноармеец. «На, испей воды! — а потом спросил: — Хочешь идти к своим?» Офицер кивнул головой. Красноармейцы подняли его, поставили на ноги и сказали: «Иди вот в эту сторону, ваши там, недалече. Авось как-нибудь доползешь». Офицер молча пожал руки своим врагам-спасителям и побрел, шатаясь и опираясь на винтовку. В околодке у него насчитали двадцать ран.
В ночном бою в селе Рогачике 1-й полк потерял половину своего состава. Генерал Скоблин выехал к месту боя, приказав 2-му полку немедленно идти туда же.
* * *
Привожу показания полковника Бояринцева, бывшего в этом бою в должности командира 3-го батальона 1-го полка.
«13 октября поздно вечером все командиры батальонов 1-го полка были вызваны в штаб полка. Ознакомив нас с положением на фронте, где наш 3-й полк с трудом сдерживал давление красных, переправлявшихся через Днепр, полковник Гордеенко прочел директиву штаба дивизии. По диспозиции 2-й полк должен был оставаться в резерве в Верхнем Рогачике, а 1-му полку приказывалось выступить на рассвете следующего дня на помощь 3-му полку. Оперативный план предусматривал обходное движение на Нижний Рогачик, заключительной фазой которого должен быть прорыв к переправе через Днепр, отрезая от нее красные полки. Одновременно 3-й полк должен атаковать Нижний Рогачик с фронта, гоня красных в мешок между собой и 1-м полком. Марш последнего был сделан с таким расчетом, чтобы захождение в тыл Нижнего Рогачика можно было начать с приближением сумерек. Полк в походной колонне, не встречая сопротивления, скрытно занял исходную позицию на буграх южнее Нижнего Рогачика. Впереди простиралась ровная, как стол, местность, упиравшаяся в деревню. Слева были видны темные заросли плавней на Днепре, поросшие камышом и кустарником. Где-то справа была слышна редкая стрельба, не то на участке 5-го полка или отряда полковника Пух, не то даже дальше, у Марковцев. Равнину пересекал ручей, уходя в плавни. 5-я рота капитана Пинского получает приказание рассыпаться вдоль этого ручья. Сумерки сгущаются. В направлении плавней маячат наши конные дозоры связи. Перевязочный пункт готовится к приему «гостей». Наконец 1-й батальон полковника Ширковского получает приказание атаковать Нижний Рогачик и захватить переправу через Днепр. Как на параде, разворачивается батальон. Спускаясь с бугров, его роты растворяются в сумерках. В напряженной тишине мы ждем, Внезапно эту тишину разрывает бешеная стрельба и крики «ура»: роты бросились в атаку. На фронте 3-го полка по-прежнему тишина. По интенсивности огня можно судить что атака 1-го батальона не была неожиданностью для красных. Вместе с тем огонь не приближался и не удалялся. Было ясно, что Ширковский напоролся на крупные силы, продвигаться к переправе не может, но за деревню зацепился. Тот факт, что артиллерия обеих сторон молчит, но время от времени слышны разрывы ручных гранат, тоже был показателен: идет бой на короткой дистанции. «Видно, Ширковскому жарко», говорит полковник Лебедев, командир 2-го батальона. «Надо выручать!» отвечаю я. В это время подходит к нам полковник Гордеенко и, обращаясь ко мне, говорит: «Бери-ка свой батальон и, на-рысях, на помощь Ширковскому!» Сгустившаяся темнота дает возможность вести батальон развернутым фронтом. Выйдя на линию огня и левого фланга 1-го батальона (он висел в воздухе), нам представилась жуткая картина: идет не бой, а свалка. Корниловцы и красные перемешались так, что был трагикомический случай: командир 2-й роты капитан Редько вскочил в какой-то двор, полный солдат. «Какая рота?» спрашивает он. «Вторая», отвечают ему, и Редько, в полном сознании своего права, начинает командовать этой ротой, пока не выяснили, что рота красная. Одну сторону занимали роты 1-го батальона, а противоположную красные. Не только стреляли почти в упор, но и ругались витиевато. В этом кромешном аду нахожу Ширковского. Увидя меня, этот бесстрашный человек с железными нервами почти заплакал, обнимая меня, — мы были с ним очень дружны: «Ах как хорошо, что тебя прислал Карпуша!» несколько раз повторил он. «Выкрутимся, Митя!» старался я его подбодрить.
В это время какой-то ударник подвел к нам старика, местного жителя. По его словам, пехота красных целый день переправлялась через Днепр и ею набита вся деревня. Конница же уходила в плавни. Пробиваться к переправе было безрассудно. Условились с Ширковским оставаться на месте до тех пор, пока 3-й полк не начнет атаку с фронта. Угрозу с фланга и со стороны плавней я закрою своим батальоном.
Перевалило за полночь. Перекатами шла стрельба. 3-й полк все молчал, а наши потери росли. Часа в два ночи увели раненым моего помощника, штабс-капитана Миловидова. Спустя еще некоторое время повисла плетью и моя раненная рука. Фельдшер наложил повязку, а батальон принял старший из ротных командиров подпоручик Новицкий. Предупредил его: на случай отхода не прижиматься к плавням, а идти открытым местом, не отрываясь от 1-го батальона, так как в плавнях, возможно, прячется красная конница. Найдя еще раз Ширковского, я пообещал ему доложить подробно командиру полка об обстановке и настоять или на отводе наших батальона из Нижнего Рогачика до рассвета, когда они попадут а ловушку, или на необходимости атаки 3-м полком с фронта, согласно диспозиции. Выслушав мой доклад, полковник Гордеенко посылает распоряжение: 1-му и 3-му батальонам отойти в исходное положение. Примерно через полчаса в штаб полка прибыл со своим адъютантом генерал Пешня. Ознакомившись с обстановкой, он карьером полетел в 3-й полк. Произошло драматическое объяснение между ним и полковником Щегловым. Мораль 3-го полка была сильно поколеблена неудачными попытками еще днем овладеть Нижним Рогачиком (почти целиком погиб батальон капитана Андрианова). Между тем 1-й и 5-й батальоны 1-го полка, оторвавшись от Нижнего Рогачика, начали отходить на бугры, к исходному положению. С фронта 3-го полка послышалось «ура». Полковник Гордеенко бросился навстречу своим батальонам и закричал: «Батальоны назад, в деревню, 3-й полк наступает (атакует)!» Налево кругом, и батальоны вновь бросились в деревню, а меня увезли на санитарной повозке в Верхний Рогачик, где оставались наши обозы. О дальнейшем развитии боя за Нижний Рогачик я знаю от уцелевших его участников. 1-й и 3-й батальоны снова зацепились за окраину деревни и снова попали на стальную стену пулеметов. Надвигался рассвет. На фронте 3-го полка прекратились не только крики «ура», но и не было слышно даже стрельбы. Положение батальонов 1-го полка стало трагическим. Спасительная ночь уходила. Наступил полный рассвет. Батальоны стали отходить, расстреливаемые на ровном месте перекрестным огнем пулеметов. Ширковского это не смущало, и он продолжал отходить по равнине, хотя и нес тяжелые потери, но поручик Новицкий с 3-м батальоном, оторвавшись от 1-го батальона, стал инстинктивно искать укрытия, прижимаясь к плавням, забыв мое предупреждение. Когда его батальон отошел на некоторое расстояние от деревни, из плавней вырвалась красная конница и началась рубка. Часть попала в плен, спаслись единицы. Та же конница заскакала в тыл 5-й роте, тоже погибшей почти целиком. Полк, меньше чем в половинном составе, был оттянут в резерв, а на его место был выдвинут 2-й полк. Бой за Нижний Рогачик закипел снова, но уже днем. Полковник Бояринцев».
По журналу боевых действий 2-го Корниловского Ударного полка. С 9 по 12 октября на фронте спокойно.
13 октября. Противник переходит в наступление. В 4 часа 1-я рота офицерского батальона поступила в распоряжение командира 3-го полка и была отправлена в Большую Знаменку, в группу полковника Пух. С 18 часов полк принял полную боевую готовность. В 20 часов полк перешел на северо-западную окраину села Верхний Рогачик и разместился по квартирам.
14 октября. В 4 часа 3-й и 4-й батальоны под командой полковника Силина отправлены в колонию Ольгофельд для усиления 3-го Корниловского Ударного полка. В 8 часов полк в составе двух батальонов. 1-го и 2-го, с 5-й и 6-й батареями выступил в колонию Ольгофельд. В 12 часов полк прибыл в колонию и получил задачу овладеть Нижним Рогачиком.
2-й Корниловский Ударный полк в полном составе, кроме 1-й офицерской роты, находившейся в отряде полковника Пух, двинулся согласно приказу на Нижний Рогачик. Холодный октябрьский ветер бился в коротких полах английских шинелей, надувал однобокими пузырями фуражки и посвистывал на кончиках острых штыков. Вокруг шелестели засохшие листья обезглавленных подсолнухов. Перед самым наступлением сделали привал. Ударники, заправляя полы шинелей под колени, уселись в котловинках спиной к ветру. Все потирали глаза, покрасневшие и распухшие от бессонной ночи, ветра и пыли. Вяло принялись за скромный завтрак из хлеба и сала. Офицеры ушли на рекогносцировку. Начальство вернулось По лощинам, овражкам и балочкам ударники потянулись гуськом за своими командирами. В стороны, на пригорки, были высланы дозоры. Оттуда сразу открылся вид: впереди — почерневшие избы, белая колокольня, ветряные мельницы упираются в днепровские плавни, вокруг — обнаженные поля, по серому небу низко ползут свинцовые тучи. Беспросветно было и на душе. Коченея от холода, дозоры всматривались в серую мглу. Раскачиваемые ветром стволы подсолнухов казались наступающей пехотой, скачками пронесшаяся на горизонте стая собак померещилась кавалерией. Охватывала жуть. Дозоры объехал полковник Левитов, не отрывая глаз от бинокля. Наконец из одного овражка показался весь полк, он рассыпался веером и побежал в гору. Бой начался. Красных сбили с горы. Над наступающими низко стлались белые облачка шрапнелей, быстро разгоняемые ветром. Оторвавшись от Корниловцев, красные, подкрепленные резервами, перешли в контратаку. Из-за Днепра полетели тяжелые снаряды. Широкие столбы черного дыма с землей вздымались к свинцовым тучам, и тогда многие крестились мелкими частыми крестиками. Левый фланг полка стал отступать, рота, стоявшая на правом фланге, заметила это, когда она осталась в одиночестве. Ударники бросились наутек. То и дело падали раненые, они кричали и хватались за развевавшиеся полы шинелей и мелькавшие сапоги... Сзади неслось улюлюкание. Корниловцы остановились как только увидели показавшуюся из-за холма резервную офицерскую роту. Сердце еще колотилось, но у всех точно камень свалился с души. Офицерская рота шла стройной цепью, со штыками наперевес. Застрекотал люис. Только что бежавшие Корниловцы закричали «ура» и теперь покатились обратно красные, а за ними Корниловцы. Из плавней забила беглым огнем батарея красных. 13-я рота дала несколько залпов по плавням и залегла. Люди отдыхали. Где-то недалеко залегли и красные. Началась перестрелка. Легко раненные Корниловцы, точно пустые зерна, относимые на току ветром, скрывались из глаз за пригорком. Один ударник только что обернулся к соседу, как увидел его лежащим уже неподвижно, — на его смуглом виске виднелось черное пятнышко. К убитому подошел его земляк, сокрушенно покачал головой, перекрестился и сказал: «Царство ему небесное!», а потом обшарил карманы убитого и вытащил бумажник и хлеб, который тут же стал есть. Стрельба у красных усилилась. Над стеблями кукурузы стали видны тонкие струйки пара, поднимавшиеся от клокотавших пулеметов. Красные поднялись и цепями, одна за другой, пошли на Корниловцев, 13-я рота стала отходить, но уже в полном порядке, непрестанно отстреливаясь. Следом за Корниловцами ползли раненые. Вспоминая этот бой, ударник Дегтярев записал свои впечатления о том, как воевали отдельные ударники из бывших красноармейцев: «Был и у нас один ударник из пленных, который все время выбегал вперед и становился стрелять с колена. А история этого ударника такова: в 19-м году он попадает в плен к белым и назначается во 2-й Корниловский Ударный полк, участвует в походе на Орел, но при отступлении заболевает тифом и остается в г. Харькове. По выздоровлении он отправляется к себе на родину, в Пензенскую губернию, где долго скрывается от повторных мобилизаций и от налетов заградительных отрядов, но в конце концов был вынужден идти служить. Его отправляют на Южный фронт, он снова попадает в плен и опять оказывается во 2-м Корниловском полку, но уже со своим меньшим братом и несколькими земляками». А вот был и еще ударник, бывший пленный, мой земляк — Тихомиров. Получил он некоторое образование, слыл за белоручку и имел наклонность тереться около штаба, но вот попал на позицию и показал себя примерным героем. Последний раз я его видел уже к концу боя, — он бежал впереди меня, заряжая на ходу винтовку, а за несколько дней до того он вытащил из кармана сторублевую царскую бумажку и говорит: «Если меня убьют, обязательно забери деньги, не хочу, чтобы они доставались красным».
Бой под Рогачиком длился до самого вечера. Много раз противники сходились вплотную, и Корниловцы даже врывались в село. Офицеры-пулеметчики даже вскочили в один двор и со своими лопатками набросились на красных. Хозяин двора стоял около клети, глядел на свалку и только приговаривал: «Чи красные, чи белые?» Корниловцы захватили все село, когда уже стемнело. Посреди села, на площади около церкви, были положены трупы всех взятых в плен Корниловцев, раздетых и перебитых. Холодным светом освещала луна искаженные лица. Корниловцы прошли село и остановились перед плавнями, полосой в несколько верст перед Днепром, заросшей кустарником и лесом. Никто не знал, ушли ли красные за Днепр или же притаились где-нибудь здесь. Корниловцы дали несколько залпов по плавням и разошлись по избам. Не раздеваясь, с винтовками под боком, все сразу завалились спать. Даже когда подъехали кухни, редко кто зазвенел своим котелком. Поставленные посередине улицы снятые с передков пушки охраняли тяжелый сон Корниловцев.
В этом бою и 2-й Корниловский Ударный полк понес большие потери убитыми и ранеными, около 200 человек. Трофеями полк тоже не мог похвалиться, так как в плен здесь не брали из-за жестокости со стороны красных, а собирать брошенное противником из-за усталости и ночного времени просто не было сил. Большое количество убитых и раненых, брошенных красными на поле боя, свидетельствовало о силе нашего огня, особенно пулеметного, и нашей превосходной артиллерии.
15 октября. На рассвете кавалерия противника сделала налет на Нижний Рогачик. О присутствии таковой 2-й полк знал от 1-го полка и к тому же воочию убедился в ее работе по многочисленным трупам как в самом селе, так и в поле. Поэтому, несмотря на полное переутомление от пережитого в бою 14-го, все были на-чеку. Артиллерия с вечера заняла соответствующие позиции на этот случай, а за ней наши 64 пулемета тоже устроились поудобней для боя с кавалерией. Передвижение в большом количестве кавалерии в условиях, для нее весьма неподходящих, по кустам и зарослям плавней, дало нам возможность обнаружить ее намерения и принять соответствующие меры. К ее подходу к селу почти все были на своих местах и потому красные были встречены нами всей мощью нашего огня с близкой дистанции. От пленных узнали, что вслед за кавалерией переправились две стрелковые дивизии, которые, услышав начало боя, спешили к селу. Уверен, что передвижения по плавням были затруднительны, и потому все это двигалось по центральной дороге от переправы к селу и благодаря этому само попадало под действие приготовленного нами здесь огня. Пока артиллерия красных вела пристрелку по нашим батареям и пулеметам, мы уже свое дело сделали, смешав передовые части красной пехоты. Ее повторные попытки наступать успеха не имели, мы загнали ее в заросли и громили артиллерией переправу. В это время был получен приказ начальника дивизии об оставлении Нижнего Рогачика и переходе в колонию Ольгофельд.
«Значит, опять где-нибудь неувязка», думали Корниловцы 2-го полка, покидая Нижний Рогачик, так дорого им доставшийся.
Отходом нашим противник не воспользовался, и полк выступил из села, имея нормальное распределение огня в ожидании налета больших сил кавалерии противника. По прибытии в колонку Николайсберг в 17 часов он тут же был вызван в Верхний Рогачик. Не доходя версты до села, полк, к своему удивлению увидел, как к югу от него разворачивается полк кавалерии и идет на нас в атаку. Моему удивлению не было предела, и я срочно, через конных, отдал приказание колонне строиться к отражению атаки со стороны Верхнего Рогачика. Противник артиллерии не имел, а потому шаблонное построение полка прошло быстро и красные были встречены огнем в упор и просто сметены с поля боя. Профессор, Генерального штаба полковник Е. Э. Месснер в своей статье: «Немного о тактике» высказывает сожаление о том, что Корниловцы мало описывают в своем бюллетене эпизоды, создавшие славу Корниловских Ударных полков и дивизии, и к таковым он относит переход колонной 1-й Корниловским Ударным полком с острова Хортица на правый берег Днепра и... «как полковник Левитов построил свой полк в каре для отбития конницы подле Верхнего Рогачика. Все это и многое другое чрезвычайно важно для прославления Корниловской Ударной дивизии и чрезвычайно поучительно для учебников тактики в будущем».
В этих боях был и сам полковник Месснер, тогда временно замещавший нашего начальника штаба дивизии полковника Капнина.
(Упрек правилен, но он частично смягчается всеми препятствиями, сопровождавшими нас в эмиграции, и что теперь я исправляю перепечатыванием своих трудов пока что на машинке. Полковник Левитов.)
Эта вторая кавалерийская атака за день на полк была довольно легко нами отбита. Первая — ранним утром, из плавней, — была встречена дружным пулеметным и артиллерийским огнем, потому что полк еще не двигался, и все стояли на своих местах в ожидании этой атаки. Успех же отражения второй атаки заключался в обычном для 2-го полка распределении пулеметов и артиллерии в походной колонне, что часто и совершенно справедливо отмечается в нашем журнале боевых действий. Особенно строго это соблюдалось при наличии у противника кавалерии. Каждая пулеметная команда шла со своим батальоном, а батареи — через один или два батальона. Такое распределение огня легко и на все сто процентов могло быть использовано в любом направлении, до каре, включительно, избегая в то же время опасного скопления от огня противника. Растянувшаяся походная колонна всегда имела при себе заранее приданные средства огня, а потому, смотря по обстановке, занимала свои места с подходом батальонов или же на линии, где их застала тревога.
Вот что теперь, в Париже, в 1965 году, дополнил к описанию этого боя 2-го полка капитан Кривошеев, бывший тогда при штабе дивизии и как раз передававший мне от начальника дивизии приказание отходить из Нижнего Рогачика в Верхний Рогачик через колонию Николайсберг, где 1-й Корниловский Ударный полк должен был остаться в арьергарде (это определение места полку тогда не отвечало назначению, так как положение почти полного окружения дивизии обязывало ждать ударов противника отовсюду). Дополнительно к этому тот же капитан Кривошеев сообщает и то, почему 2-й Корниловский Ударный полк по выходе из колонии Николайсберг был атакован с юга, от Верхнего Рогачика, где должны были находиться штаб дивизии, лазареты и обозы. Капитан Кривошеев еще до начала атаки привез мне в колонию Николайсберг приказание изменить движение по выходе из колонии, взяв направление на восток, по полевой дороге, на указанную высоту, куда отступала сводная группа полковника Пух, окруженная кавалерией, и куда выехал сам начальник дивизии со своим конным дивизионом. Когда, после передачи мне приказания, капитан Кривошеев возвращался, то он видел, как красная конница пошла в атаку на 2-й Корниловский Ударный полк, то есть прямо в лоб полку, а в это время помощник начальника дивизии генерал Пешня «удирал» с группой конных из Верхнего Рогачика, а сам капитан Кривошеев едва не попал под удар атаки красных. Оказывается, что отступавшая к Верхнему Рогачику сводная группа полковника Пух был полностью окружена конницей, часть которой подошла к самому Верхнему Рогачику, но увидев идущий туда же с севера 2-й Корниловский Ударный полк, она лихо его атаковала и так же лихо от него и отскочила, будучи встречена сильным пулеметным и артиллерийским огнем. В данном случае части дивизии знали, что действует конница в больших соединениях, а потому применяли на походе распределение пулеметов и артиллерии по-батальонно. Даже такая неожиданная атака противника имела дело с нашим моментально построенным каре, углы которого были заполнены по батальону пехоты со своими пулеметами и артиллерией. Таким образом атака противника в любом направлении всегда имела против себя 2/3 всего огня полка, если не больше.
В этот день, около 18 часов, по дороге на село Большая Знаменка и недалеко от той высоты, куда с похода был направлен 2-й Корниловский Ударный полк, был ранен начальник дивизии генерал Скоблин, и во временное командование дивизией вступил генерал Пешня. В этот исключительно тяжелый для Корниловской Ударной дивизии день даже ранение начальника дивизии было отмечено короткой фразой, хотя управление его дивизией в этом бою, при колоссальном превосходстве сил противника, не могло дать лучшего, и мы с достоинством отходили. Если где человеческие силы и сдавали, то только потому, что, не забудьте, с момента пополнения после штурма Каховки былое упорство Корниловцев ушло в прошлое. Несмотря на это, нужно удивляться тому, как вчерашние красноармейцы жертвенно умирали за честь национальной РОССИИ.
Описание ранения генерала Скоблина привожу с точки зрения трех лиц, где общим является только факт ранения, но обстановка обрисовывается в зависимости от места их наблюдения.
По традиции опрос мнений в военной среде начинают с младшего, а потому я и привожу копию записи по затронутому вопросу офицера 1-й офицерской роты 2-го Корниловского Ударного полка поручика Дудниченко, роты, переданной в эти дни в отряд полковника Пух. «1-я офицерская рота 2-го Корниловского Ударного полка была назначена в распоряжение полковника Пух, командовавшего группой из трех рот 3-го Корниловского Ударного полка, одной инженерной роты под командой полковника Добровольского и одной 4-орудийной батареи, охранявших село Знаменка на Днепре. В первую ночь по нашем прибытии в Знаменку мы испытали очередной набег местных коммунистов, скрывавшихся в днепровских плавнях, и в ту же ночь нам пришлось оставить село и расположиться на ночлег в огромном разрытом кургане (могиле), отстоявшем от села в двух верстах. Спать мы могли под открытым небом только тесно прижавшись спиной к спине и с винтовками в руках. Несмотря на то, что был октябрь месяц, спать нам было тепло, потому что (о чем мы узнали, когда проснулись) мы были изрядно притрушены снегом. Рано утром мы были разбужены кавалерийским сигналом: «В атаку!». То был сигнал красной конницы, этой ночью перешедшей Днепр. Был страшный туман и до при-
ближения к нам противника ближе, чем на ружейный выстрел, мы ничего не предпринимали, так как не знали, да и не ждали ничего подобного.
Когда мы спустились с кургана, туман оказался менее густым, чем он был наверху, и тем явственней представилась нам действительность нашего положения. По всему фронту нашего участка, от края до края, мы увидели несметные силы красной кавалерии, которая подходила к нам все ближе и ближе. Наконец дистанция между нами уменьшилась до того, что мы стали ясно слышать их крики и брань по нашему адресу. В ответ на это мы на минуту останавливались, давали два-три залпа то в одну, то в другую сторону, и продолжали отступать. Мы несли огромные потери убитыми и ранеными. Всех раненых нашей роты мы подбирали на пулеметные тачанки и нагружали их столько, что нельзя было уже и стрелять из пулеметов. У всех пулеметчиков, сидевших на конях, было по два-три человека раненых. Наша артиллерия при безостановочном отходе пехоты не могла стать на позицию всей батареей сразу и стреляла одним орудием, меняя позицию каждые пять минут. Красные обнаглели до того, что покушались идти на нас в атаку. Мы тоже пытались применить строй, принятый для отражения кавалерии, но нам это не удавалось, так как составлявшие группу части 3-го полка были деморализованы тем обстоятельством, что первый из храбрейших и храбрых не выдержал и на тачанке исчез. Через несколько минут был ранен и заместитель полковника Пух полковник Удовицкий, который тоже оставил нас. Все солдатские части, составлявшие группу, прильнули к офицерам, ища у них защиты и спасения, но увы, многими из нас овладела паника. Даже такой огромной воли человек как штабс-капитан Малик вынул револьвер и приготовился. Начальник пулеметной команды офицерского батальона 2-го Корниловского Ударного полка бесстрашный подпоручик А. П. Бондарь 1-й, который тоже вез на своем коне двух раненых офицеров, приказал для прикрытия отхода всей группы к селу выставить пулеметы на мельницу, но напрасно... На нашем правом фланге инженерная рота, оставленная своим командиром, обращается в бегство... Фланги кавалерии противника все больше и больше смыкаются и грозят отрезать нас от села. В этот поистине страшный момент на нашем левом фланге появляется наш Корниловский конный дивизион с начальником дивизии во главе и с криком «ура» бросается на правый фланг противника, а в это же время на нашем правом фланге командир 1-го батальона 3-го полка капитан Марченко с револьвером в руках останавливает бегущую инженерную роту. Во всем наступлении красных происходит замешательство, и мы входим в село. Мы спасены, но ранен генерал Скоблин, начальник нашей дивизии, который в этом бою в последний раз подал нам пример беззаветной храбрости и тем спас многие, многие жизни для того, чтобы продолжать еще неоконченную борьбу за освобождение великой РОССИИ. Поручик Дудниченко, Париж, 1937 г.».
Теперь я кратко приведу свое впечатление о ранении генерала Скоблина с точки зрения командира 2-го Корниловского Ударного полка.
После отражения 2-м полком атак кавалерии и пехоты у Нижнего Рогачика полк оттягивается начальником дивизии в Верхний Рогачик. 1-й полк, бывший в это время в резерве дивизии, был оставлен в колонии Ольгофельд, в арьергарде. Не доходя до Верхнего Рогачика 2-й полк был атакован со стороны этого селения кавалерийским полком красных. Создавалось впечатление, что Верхний Рогачик уже занят красными, но потом узнали, что красные скорей всего были из группы, атаковавшей отряд полковника Пух. Нашим огнем противник был разбросан во все стороны и исчез. В этот момент мной и было получено приказание выдвинуть полк на высоты к северо-востоку от Николайсберг. Полевой дорогой полк подходил к месту назначения, прикрываясь с севера легкой, параллельной движению возвышенностью. Я с командой конных разведчиков ехал по северному склону ее на уровне головы своего полка и хорошо видел впереди себя, в верстах может быть двух, генерала Скоблина со своим начальником штаба тогда капитаном Месснером в сопровождении своего конного дивизиона. С севера всюду маячили разъезды красных и слышались редкие артиллерийские выстрелы. Об отходе группы полковника Пух я тогда еще не знал. Остановившись для осмотра местности в бинокль, я увидел такую картину: наш конный дивизион в походной колонне как будто смешался и часть его отскочила в сторону красных. Минут через десять узнали, что начальник дивизии ранен, но отступавшей группы полковника Пух еще не было видно от меня.
Полагаю, что разгром моим полком красной кавалерии под Верхним Рогачиком и наше движение на высоты в сторону отступавшей группы полковника Пух красные заметили и отказались от общей атаки подобно тому, как и разбитая нами этим утром под Нижним Рогачиком их стрелковая дивизия. По данным того времени, поведение полковника Пух, начальника горячего, часто игравшего по пустякам со смертью, объяснялось тем, что он, видя неминуемую гибель отряда, — ведь он был окружен кавалерией красных в расстоянии не менее десяти верст от резерва дивизии и потому, не получая ответа на свои просьбы о помощи, он решил сам воздействовать на начальника дивизии. А может быть еще и потому, что у отступающих тогда не было ни телефона, ни конной связи, так как все было занято под раненых. Вообще же здесь противник навалился на нас основными своими силами в колоссальном перевесе в его пользу и нам оставалось только почетное отступление. Нелегок был путь Корниловца при наступлении, но при отступлении тяжесть его увеличивалась в несколько раз, особенно с моральной стороны, и не каждому, измученному и измотанному в ежедневных боях дано природой побороть в себе это чувство в нужный момент. К тому же полковник Пух только в Крыму вернулся к нам после тяжелого ранения в бою под Ставрополем в сентябре 1918 года с раздроблением пятки, перенеся несколько операций, но, несмотря на это, от ходьбы он страдал.
Взгляд рядового бойца на роль его начальника не всегда совпадает с требованиями обстановки. В данном случае порыв полковника Пух для спасения своего отряда был рассчитан правильно, и его отряд движением моего 2-го полка был спасен.
Мнение о том же временно исполнявшего обязанности нашего начальника штаба дивизии тогда капитана, а ныне профессора, Генерального штаба полковника Евгения Эдуардовича Месснера. В частном письме ко мне он так освещает это: «Генерал Скоблин предполагал с высоты стоявшей перед нами мельницы осветить картину происходящего, но был ранен разъездами противника».
Вывод: появление начальника дивизии со своим конным дивизионом и 2-го Корниловского Ударного полка в направлении отступления отряда полковника Пух оказало своим маневром с отбитием атак красных благотворное влияние на исход боя и, полагаю, что это согласованное появление в нужное время и в определенном месте было не без участи начальника отступавшей в окружении группы Корниловцев полковника Пух. Полковник Левитов.