8-13 апреля. Стоянка в Константиновке и Бердянске
8-го апреля в Константиновке. Можно было достать в военно-промышленном комитете 300 тысяч рублей — интендантские суммы от ликвидации имущества. Заведующий сам предлагал, намекая прозрачнейше, но слышавшие это офицеры не сообщили. Интендант промолчал. Сегодня все это узнал и поехал к С., у которого были деньги. Поздно, уже украинцы наложили руку, даже задним числом ничего нельзя. Сам С. жалел, что попадутся украинцам, да что делать. Узнал об этом у русского общества, приславшего делегацию часов в 18, программа — всероссийская. Спрашивали, что могут для нас сделать. Сказал — на местах готовить умы, для меня же — связать с общественными деятелями крупных центров, ибо для меня важны три кита: деньги, добровольцы и огнестрельные припасы.
Обедал в ресторане. Разговор с украинским комендантом. Помогу, если будут где-либо грабить население. Он просил, если ему нужно будет расстреливать, дать людей, кто мог бы не дрогнуть при расстреле. Я ему ответил, что роль исполнителей приговоров на себя не беру, а расстреливаем только нами приговоренных.
— Имею большие полномочия приказывать всем германским и украинским войскам в районе.
— Приказывать не можете.
— Могу.
— Можно только тому, кто исполнит, а я — нет.
— Вы обязаны!
— Не исполню!
— Вы на территории Украины.
— Нет. Где войска и сила, там ваша территория. Мы же идем по большевистской и освобождаем.
— Никто не просит.
— Нет, просят. Мы лояльны, не воюем, но должны с войны вернуться через ваши земли.
Еще много прекословил, не совсем трезв. В конце концов просил помощи окружным селам и деревням. Я согласился охотно, если помощь в направлении нашего пути. Наконец разошлись, оба очевидно недовольные друг другом. Вечером в оперетке. Масса офицеров. Вообще за время Мелитополя поведение корректное. Играли, как полагается в провинции, но некоторые были недурны. Ужин в ресторане, пьяный украинский комендант (по рассказам ему в конце разбили голову стаканом). Немного жаль покидать Мелитополь. Другая жизнь, отдых нервам. Хотя мне нет отдыха. Всегда окружен врагами, всегда страх потерпеть неудачу. Каждое осложнение волнует и беспокоит. Тяжело…
Погода все дни прекрасная, но ветер, изводящий восточный ветер. Утром телеграмма из Бердянска с просьбой о помощи. Там инвалиды выкинули большевиков. Подписана — Абальянц. Может быть и провокация. Заехал в город и взял френч (за фасон и приклад — 100 рублей). Прощальные визиты и в поход. Езда на автомобиле ужасна: все время пришлось менять шины, а новых нет, чиним, заклеивая тряпками, как пластырем, привязав веревками и опять плохо. Так мучился до села Покровка, где удалось настигнуть хвост колонны, уходящей с привала. Сел на предложенную мне лошадь и поехал дальше. Автомобиль еще долго маячил, обвивал шину веревками и едва добрался до ночлега. Я хорошо поспел в конный отряд.
Между колониями Владимировка и Богдановка (болгарская) встретил делегацию от инвалидов из Бердянска. Делегация, подтверждая телеграмму о свержении советской власти, просила Христом Богом поскорей послать артиллерию, так как у них нет пушек, а матросы безнаказанно громят город с гавани, укрепив две шестидюймовые пушки на лайбах. Кто же пошлет одну артиллерию?
Повел их в штаб в Богдановку, вместе с Войналовичем выяснить обстановку.
— Кто руководит обороной?
Назван ряд штатских.
— Я военный специалист. Могу с доверием относиться только к специалистам. Разве нет офицеров?
— Есть, много.
— Кто же командует?
— Полковник Черков.
— С усами и бородой, среднего роста?
— Нет ни усов, ни бороды.
— Что на погонах?
— Без погон.
Сбить не удалось, выяснилось, что это тот Черков, который нам известен. Очевидно нет провокации. Завтра рано прибыть все равно не можем, только к ночи, а это с артиллерийской точки зрения бесполезно. Решили идти 10-го апреля в Ногайск, а на рассвете 11-го апреля, часов в пять выступить и рано утром прибыть Послал Черкову записку держаться, успокоить испуганное население и терпеливо ждать. Артиллерии все равно прислать отдельно не мог, тем более — одна-две пушки на автомобиле. Делегация уехала.
Богдановка — богатейшая болгарская деревня. У нашего хозяина каменный дом с городской приличной обстановкой, смесь с крестьянской простой: зеркала, буфет модерн, масса стульев... Многие жители живут очень богато. В Богдановке штаб, конница и лазарет. Остальные части отряда во Владимировке, с которой телефонная связь. Хозяин ничего не взял. Наотрез отказался.
Утром 10-го апреля прибыла опять делегация из Бердянска, но теперь уже офицеры. Те же самые разговоры и просьбы. Лететь же мы не можем».
Сегодня, 10-го апреля, двигался с конным отрядом. Недалеко от Ногайска встретил нас автомобиль с Черковым. Он мою записку получил. У них настроение не сдаваться, но все же тревога и неуверенность в массе «защитников». Еще утром, рассмотрев карту, увидел, что идти днем нельзя, так как вся дорога наблюдается с моря, а потому решил выступить ночью, часов в 10 вечера, чтобы рано утром прибыть. К рассвету иметь уже артиллерию всю на позиции, подведя к городу конницу и одну роту, а весь отряд оставить в колонии Ивановка, чтобы не втягивать его в город, иметь свободу действий против покушений со стороны Новоспасского или Петровского, откуда, по сведениям, большевики могли ожидать помощь. Для защиты же набережной и собственно города у инвалидов своих сил и так достаточно. Черков убедительно просил, как видимый признак помощи, послать хотя броневик с мотоциклетками. Это же послужит и опорой для инвалидов. Теперь, когда возможность ожидать провокацию исчезла, я согласился. Прибыв в Ногайск, арестовали советы, восстановили думу, захватили 20 тысяч советских денег, городские — вернули думе. Выловили еще несколько мерзавцев. Здесь получили сведения, что суда из Бердянска по-видимому ушли с рейда. Оставив отряд в Обиточном (2 версты восточнее Ногайска) и условившись о ночном марше, сам отправился с Неводовским и батарейным командиром для ознакомления с положением на месте и выбора артиллерийской позиции. С нами пошли броневик и два мотоцикла, все в распоряжение Черкова.
Дорога прекрасная, ровная. Справа то показывалось, то скрывалось море, скрашивавшее унылый вид степи. Азовское море в легкой мгле.
Позиции выбрали в районе маяка и кладбища. Осмотрел позиции инвалидов на набережной, достаточно неостроумно устроенные. Посетил их «штаб», в котором царил хаос, вмешательство миллиона людей, претендующих на право все знать и распоряжаться, не только военных, но и штатских, представителей политических партий (рабочих организаций).
Картинный объезд позиций с Абальянцем.
Броневик был встречен овациями и его появление внесло в население уверенность и успокоение — видимый залог пришедшей помощи. Наш автомобиль приветствовали, но не слишком. Мало публики на улицах (разбежались по окрестностям). Разрушения есть значительные, но редкие. В общем город не очень пострадал. Матросов и след простыл — суда ушли, говорят, в Мариуполь. Около шести пригласил к себе обедать бельгийский консул, состоятельный человек. Накормил отлично, удивил радушием. Засиделись поздно и только часов в 9 вечера поехали навстречу колонне. Встретили ее уже по выходе с ночлега, на походе. Весь отряд приказал сосредоточить в колонии Ивановка (по-местному — Куцая), на позицию выставить только взвод легкой и взвод мортир с прикрытием их из двух кольтов, что при легкой батарее, а одну (третью) роту поставить для порядка в городе, придав ей броневик и мотоциклетки, с тем, что роты менять, назначить комендантом Жебрака, вручив ему в городе военную власть, подчинить ему роту и броневик, устроить комендатуру и вербовочное бюро. Проехав впереди колонны в Ивановку, подождал Войналовича, передал ему все сделанные распоряжения и уехал опять в «военный штаб» в Бердянске, согласовать все распоряжения. Был 3-й час 11-го апреля.
Почти всенощное бдение: приехав из Куцой обратно в «штаб» в Бердянске, сидел там почти до 6-ти часов. Условился об очищении от сора мужской гимназии, где должна была разместиться дежурная рота, Жебрак, комендатура, бюро, комиссия по сбору имущества. Условился о высылке провожатого роте. Около шести выехал на автомобиле в Куцую, где по приезде и лег, наконец, спать.
Одновременно с посылкой к нам, посылалась депутация и к австрийцам, те было обещали, но не пришли своевременно. Вчера же к вечеру узнали, что запрашивается эшелон к приему. Для нас зарез... Просил Абальянца ответить, что пришел наш отряд и помощи австрийцев не нужно. Так им и телеграфировали. Проснулся — сообщают: уже австрийцы в городе. Грустно, в 11 с половиной поехал выяснять положение.
Взаимные соотношения: исполнительный комитет и видные деятели инвалидов с нами в дружбе и помогают во всем; город же ведет политику, желая спасти арестованных комиссаров, а инвалиды настаивают на их казни. Мы чувствуем себя не вполне хозяевами. С приходом австрийцев город опирается на них и ввиду того, что большевиков скинули инвалиды сами. Он заигрывает с ними, говоря любезности и обещая поддержку, настраивая австрийцев и украинцев против нас. С получением снарядов, патронов и разного имущества обстоит довольно благополучно. Совместно обходим украинцев, но важно получить толику из захваченных 12 или 22 миллионов рублей (суммы так и не определили точно). Все время бегал и разговаривал по этому вопросу и об организации инвалидной самообороны. С самообороной обстоит так: все руководители инвалидов понимали, что в тревожное время вооружили они беспорядочно разный сброд и надо их разоружить, оставив оружие только в надежных руках. В этом достигнута у нас общая гармония, но прибытие австрийцев меняет дело— могут потребовать полного разоружения. Ищем переговоров с австрийским командиром. Принципиальное согласие получено. Требуют определить списки и дать внешние знаки. Вопрос о разоружении — уже дело инвалидов.
С прибытием австрийцев я вообще уклонился от какого бы то ни было распорядительства. Артиллерию приказал убрать, как только поставят свою австрийцы. Роту выведу из города завтра утром. Сегодня задержался приемом добровольцев. Вообще, завтра с утра ничего боевого в городе не останется — все в Куцую, а послезавтра уйдем дальше.
Днем, инвалиды, опасаясь освобождения арестованных под влиянием политических партий, или передачи их гражданскому суду, попросили передать их нам. Освободили двух, которые, с риском для себя, воспротивились избиению офицеров, задуманному в период господства матросов. В думе было специальное заседание вечером. Шел вопль, набросились на представителей инвалидов, а те отгрызались и ругали управу и думу за ее двусмысленную политику. Разошлись друг другом не довольные, признав, что укорами и спорами дело не поправишь и разрушенных домов не восстановишь...
Перед возвращением к себе в Куцую поймал меня австрийский гауптман. В разговоре он передал, что по распоряжению Рады все деятели большевизма должны арестовываться и отправляться в Одессу на специальный суд, мы же сами не можем их казнить. Как офицер, он вполне понимает, что их нужно убивать, но как исполнитель воли начальства, обязан мне это заявить и настоятельно просить: еще не казненных комиссаров передать ему. Дружески проговорили и, так как все, кого нужно было казнить, были уже на том свете, конечно, обязательнейше согласился исполнить все...
С деньгами неважно: в некоторой небольшой части инвалидов, примыкающих к рабочим кругам, вернее примкнувших к ним фронтовиков, ведется против нас агитация, стараются натравить на нас, распуская сплетни. По той же причине инвалиды остались без председателя Панасюка, их головы и сердца, пользующегося огромным влиянием. Исполнительный комитет решил на завтра в 9 часов собрать собрание, пригласил и меня. Вопрос о деньгах мог решиться только после заседания вновь избранного исполнительного комитета, как и вопрос о наших снабжениях. Кто-то работает против. В «военном штабе» кавардак. Черков на побегушках, а всем хочет заправлять Абальянц, но это не вполне удается. Кокетничает своими царапинами, перевязанной губой. Эту ссадину можно даже коллодиумом не заливать. Через два-три слова упоминает о ранении. Для нас забавно…
Собственно организации никакой, но пишущие машинки есть...
Чудные лунные ночи, чудные дни, море, деревья в цвету, так хочется отдыха и покоя, солнца и весны, а впереди заботы, бои и кровь, кровь без конца...
С утра 12-го апреля на собрании инвалидов (в том числе и все офицеры и солдаты из Бердянска). Театр набит битком, трудно протолкнуться, но меня устроили сидеть на скамье, выказывают большое внимание. Собрание, как собрание, тот же крик, шум, беспорядок, та же потеря времени. Па собрании Двойченко делал сообщение о задачах отряда, но слишком много говорил о немцах и австрийцах и много звучало враждебности. Если передадут — нехорошо. Были вопросы из публики, стараясь настроить против нас. но прения были сразу прекращены председателем, все успокоились, а мы ушли потом под аплодисменты. После выборов нового исполнительного комитета, началось закрытое заседание — я ушел.
Совместного заседания — представителей инвалидов, моих (Жебрак и я), австрийцев и украинцев — не состоялось. По уходе с заседания узнал, что пришли немцы и украинец задрал нос. В конце концов мне все равно — пусть инвалиды сами отстаивают свою самооборону.
К вечеру получили все, что хотели, только сахара всего 100 пудов, вместо 600, снаряды (1000 горных), патроны, шинели, амуниция, сапоги и т. п. Помогал Абальянц. С автомобилями не уступают. С деньгами — плохо, обещано выяснить завтра — по-видимому исполнительный комитет уклоняется. Украинский комиссар протестует против взятия лошадей. Напустился на Абальянца, чтобы я их вернул, а если инвалиды не сумеют, то он примет меры. А комбинацию из трех пальцев хочешь? Абальянц пришел ко мне. Спрашивает, что делать? Я сказал: «Запросите начальника конного запаса письменно, за номером. Тот ответит тоже письменно мне и потребует возвращение лошадей. Я отвечу тоже за номером письменно, а там ищи ветра в поле». Он решил так и сделать. Подробность — украинский комиссар сказал: «Если Дроздовский пришел по зову, то пусть требует с города возмещение расходов, а лошадей брать нельзя!?..»
Офицерство записывается позорно плохо и вяло. Всего поступило 70—75 человек, считая и учащихся и вольных. И это для Бердянска...
Звал по аппарату из Мелитополя днем К. Он хотел передать что-то важное от атамана Натиева. Не понимаю, но нужно увидеться, к тому же еще одна попытка о деньгах... Завтра колонна выступит в 11 часов, а л в Бердянск, оттуда прямо в Новоспасское.
13-го апреля колонна выступила в 11 часов, а я же на автомобиле поехал в Бердянск для добычи денег и для свидания с К. С деньгами ничего не вышло. Абальянц обещает какие-то заседания, а вернее водит за нос. Ясно, что, использовав обстоятельства, приход австрийцев и свою безопасность, решили забыть о помощи... Деньги улыбнулись. К. приехал только часа в три. С Натиевым ничего интересного, простое недоразумение — приняли за другого Дроздовского, тоже полковника Генерального Штаба, с которым он искал свидания, как с другом. К. привез, правда, интересное телеграфное донесение немцев (15-й ландверной дивизии) о нашем отряде из Мелитополя. Между прочим они оценивают наши силы в 5 тысяч, из коих 2 тысячи офицеров.
Погода установилась чудная, наконец-то нет сумасшедшего ветра. Приехал в Новоспасское прямо из Бердянска. Какал богатая деревня! Каменные дома, большие и чистые, много домиков чисто городского типа. Приняли очень любезно. Присоединилось несколько добровольцев, из них два кадета.
Из Новоспасского выступили 14-го апреля в 8 часов утра... На походе нагнал Бологовский, прибывший морем в Бердянск. Ничего радостного, но лучше, чем предполагалось раньше. Корнилов почти наверно убит, понеся поражение (ни патронов, ни снарядов), но борьба идет, где-то существуют Алексеев к Деникин, Эрдели, но где? Весть о сосредоточении к Армавиру крупных казачьих надежных сил князя Баратова (сведения со слов большевистской делегации, туда ездившей). В общем неопределенность и неясность кругом, есть что-то родное, какая-то точка, к ней надо стремиться, но блуждающая, где, куда идти? Вообще же только слухи, почти ничего реального. Отрезаны от мира, весь в своих руках, на своем ответе. А денег мало, они иссякают... Грозный знак.
Из Одессы прибыл офицер Жебрака. Большая группа офицеров, собиравшаяся к нему с пулеметами, осталась, сбитая телеграммой «Киевской Мысли» о гибели отряда в «двухдневном кровавом бою» с крестьянами и красной гвардией у Воссиятского (?). Они спрятали пулеметы, а сами остались. Один лишь этот посланный примчался догонять...
Ночлег в Мангуше. Богатая, большая, благоустроенная, греко-татарская деревня, уцелевшая от грабежей и контрибуций — не шла течением большевизма. В Мариуполе уже австрийцы — предупредили. Приехал штаб-ротмистр — говорит — есть лошади, конный запас, отбитый от большевиков, обещает помочь его взять. Решили произвести это ночью, чтобы сделать скрыто от швабов. В 22 часа выступит 2-й эскадрон Двойченко, а вперед на машине несколько человек поедет на разведку. Приказал проделать только все тихо, без столкновений...