22-го марта по ст. ст. начало наступления на г. Екатеринодар
22 марта в 22 часа полк в авангарде бригады генерала Богаевского выступил на станицу Григорьевскую. До станицы было верст 10-12, дорога была ужасная: грязь по колено, с кусками льда, лужи превратились в сплошные болота. Люди и лошади измучились, вытаскивая пушки, поминутно завязавшие в грязи: жалкая дырявая обувь свободно пропускала холодную воду. Темно, холодно, у всех отвратительное настроение, а тут еще слухи от местных жителей, что Григорьевская сильно занята красными, и нам придется преодолеть упорное сопротивление. Перед самой станцией 1-й офицерский батальон Корниловского Ударного полка нарвался на окопы красных, мы стали рассыпаться, имея перед собой, как нам в темноте показалось, какую-то стену. Перед рассветом оказалось, что это была просто полоса нескошенной травы. Красные обстреливали нас с дистанции не более 200 шагов, но мы лежали спокойно за нашим воображаемым прикрытием. В расположение 3-ей роты пришел полковник Неженцев, прилег около нас и стал при свете электрического фонаря выяснять наше расположение по карте. Выстрелы участились, но мы продолжали верить в наше прикрытие. В это время на линии нашей цепи кто-то был ранен и громко кричал о помощи. Как после выяснилось, это был ранен командир 2-ой роты полковник Минервин, Михаил Михайлович. Под сильным ружейным огнем с очень близкой дистанции два молодых офицера, поручик Ващенко и поручик Дрейман, вскочили из-за нашего укрытия, подхватили своего командира, но тут же, одной пулей, оба были смертельно ранены в мочевые пузыри. Скончались они, по свидетельству сестры милосердия их роты В. С. Васильевой-Левитовой, в страшных мучениях. Полковник Минервин остался жив (он скончался во Франции перед отъездом в Америку от разрыва сердца). Осветив обстановку, полковник Неженцев наметил направление для нашей атаки и, едва появились первые признаки рассвета, Корниловцы бросились в атаку. Красные встретили их ураганным огнем, пули их долетали в тыл и ранили многих в резерве: на перевязочном пункте около генерала Богаевского один раненый офицер был ранен вторично, а третьей пулей был убит. Адъютант его был ранен. Окопы красных оказались очень близко, Корниловцы ворвались в них молниеносно, по-видимому, это ошеломило красных, они побежали и этим избавили нас от лишних потерь. Был убит доблестный командир 5-ой роты капитан Томашевский. Всего в этой атаке было убито и ранено более 60 человек. Больше всех пострадала 3-я рота, куда были влиты юнкера.
23 марта в 4 часа вся станица была очищена от красных, полк стал в резерве бригады и получил большой привал. После отдыха 2-я бригада генерала Богаевского двинулась на станицу Смоленскую, имея Партизанский полк в авангарде, а Корниловский в резерве. До станицы было всего три версты. Приехал Генерал Корнилов и горячо благодарил свой полк за блестящую победу. Между тем, Партизанский полк генерала Казановича наткнулся на упорное сопротивление красных. Они занимали окраину станицы на другом, возвышенном берегу и встретили партизан жестоким ружейным и пулеметным огнем. Только с большими усилиями и потерями удалось к вечеру взять станицу. Ночью было получено приказание о выступлении на рассвете для одновременной атаки станицы Георгие-Афипской с 1-й бригадой генерала Маркова. По имевшимся сведениям там были сосредоточены большие силы красных и находились их склады со снарядами и патронами. Бой 1-й и 2-й бригад за станцию и станицу Георгие-Афипскую имел для нас большое значение и оценивается бывшими его участниками, как это естественно бывает, в свою пользу. Для большей объективности я нахожу нужным привести мнения из авторитетных для нас источников.
Мнение генерала Богаевского по его книге «Ледяной поход»
«Ночью я получил приказание выступить с рассветом и одновременно с генералом Марковым атаковать станицу Георгие-Афипскую, где, по имевшимся сведениям, были сосредоточены большие силы красных и находились их склады со снарядами и патронами. Пройдя версты три, мы неожиданно попали под жестокий огонь с левого фланга. Оказалось, что
колонна красных шла от ст. Северной к Смоленской и, увидя нас, перешла в наступление, приперев нас к реке, вдоль которой шла дорога. Пришлось пережить очень неприятный час под расстрелом: деваться было некуда.
Однако меткий огонь моей батареи и переход в атаку партизан, спустя некоторое время заставили красных быстро ретироваться. Мы продолжали путь, попав еще раз под меткий артиллерийский огонь противника. Мои передовые части захватили в отдельной усадьбе десяток матросов, по-видимому сторожевую заставу, и немедленно их расстреляли. Из большевиков, кажется, никто не возбуждал такой ненависти в наших войсках, как матросы, — «краса и гордость революции». Их зверские «подвиги» были слишком хорошо известны всем, и потому этим негодяям пощады не было. Матросы хорошо знали, что их ждет, если они попадут в плен, а потому всегда дрались с необыкновенным упорством и, нужно отдать им справедливость, умирали мужественно, редко прося пощады. По большей части это были здоровые, сильные молодцы, наиболее затронутые революцией.
Направив свою бригаду для атаки западного конца станицы, в обход и тыл большевикам, я остался при артиллерии, так как отсюда было легче держать связь с бригадой генерала Маркова. Она неожиданно остановилась перед восточной окраиной станицы ввиду того, что река Шелш, протекавшая вдоль этой стороны, с крутыми берегами, с одним мостом, была непроходима вброд, а противник встретил генерала Маркова очень сильным огнем, который еще усилил подошедший бронепоезд. Только железнодорожная насыпь, за которой Марков быстро развернул бригаду, спасла ее от огромных потерь, а может быть и от полного истребления в открытом поле.
Смелой атакой моя бригада — Корниловский и Партизанский полки — взяла станицу Георгие-Афипскую, после энергичного ее обстрела и, в особенности, железнодорожной станции, нашей артиллерией. От одного снаряда, попавшего туда, загорелся вагон с пушечными снарядами, который добровольцы едва успели потушить. Все же несколько снарядов, лежавших на земле, взорвались, и этим взрывом был почти на клочки разорван подвернувшийся кубанец с лошадью. Как только 2-я бригада захватила западную половину станицы и станцию, с востока ворвалась в нее и бригада Маркова, пользуясь тем, что растерявшиеся большевики стали метаться по станице и бросили оборону восточного моста, через который и вошла 1-я бригада. Снова победа была на нашей стороне. Помимо полного разгрома крупных сил красных (5 тысяч человек), мы захватили хорошую добычу, в числе которой находилось то, что для нас было дороже всего: до 700 артиллерийских снарядов. Собрав после боя на площади у железной дороги бригаду для встречи Генерала Корнилова, приехавшего благодарить ее, я с грустью увидел, как мало уже осталось в строю старых добровольцев, вышедших из Ольгинской. Прошло немногим больше месяца, а столько храбрых выбыло из нее, одни — навеки, другие, раненые, надолго. Их заменила новая молодежь, кубанские казаки, присоединившиеся к нам в попутных станицах».
Здесь Генерал Корнилов благодарность свою полку выразил в таких словах: «Спасибо вам, Корниловцы, за вечное дело!» Теперь трудно даже представить себе, какое впечатление произвели эти слова нашего Вождя и Шефа полка на измученных боем ударников. У многих катились слезы из глаз от восторга, и гремело торжественное «ура». Торжество духа царило на поле брани.
Из книги Марковцев «Марковцы в боях и походах за Россию»
(том 1, стр. 188)
«24 марта, бой у станицы Георгие-Афипской. 1-я бригада в 3 часа уже шла на сборный пункт. Смотр генералом Марковым Кубанского стрелкового полка сильно задержал бригаду, и она двинулась на Георгие-Афипскую только на рассвете. Дорога была тяжелая: густая грязь, вода в низинах и слабые мостики. Быстро светало. До станции оставалось еще две версты, но уже виднелись станционные постройки, стоящие на путях вагоны и можно было различить красные бронепоезда. Молчание. Колонна бригады стала разворачиваться: Офицерский полк взял направление правее станции, оставив 5-ю и 6-ю роты в резерве; левее его, фронтом на станцию, — Кубанский стрелковый полк. Местность ровная, покрытая мелким кустарником. Поражало продолжавшееся молчание противника и его бронепоезда, а затем и другого, появившегося из-за зданий. В это время к левой из ротных колонн полка подъехал Генерал Корнилов во главе своего штаба, с распущенным трехцветным флагом и группой текинцев, и обратился с каким-то указанием к генералу Маркову. Прошло несколько минут. Полк был от противника в версте. Вдруг сильный пулеметный огонь с бронепоездов обрушился на полк. Полк немедленно рассыпался и укрылся за дамбой, тянувшейся немного впереди. Первые потери: ранен в ногу начальник штаба Армии генерал Романовский, несколько текинцев упало с лошадей. Генерал Корнилов и штаб спешились и легли за валом. Правофланговой 4-й роте было приказано выдвинуться вперед с целью перерезать железную дорогу на Екатеринодар и охватить противника с его левого фланга. Рота не выдержала огня и остановилась. Но вот приказание: «Вперед!» Всего лишь верста разделяла противников, но ясно видимые цепи полка снова были встречены молчанием со стороны красных. Их бронепоезда застыли на двух крайних точках. Плохая примета! Значит, противник уверен в себе и готовит жаркую встречу. Батарея полковника Миончинского открыла огонь по бронепоездам. Ответный огонь красных по силе своей превзошел силу любого предыдущего боя. Цепи залегли. Зловещие стальные крепости красных маневрировали по линии и стреляли всей мощью своих орудий и пулеметов, не обращая внимания на рвущиеся вокруг них снаряды. Двинуться вперед прямо на бронепоезда офицерская цепь не смогла, она остановилась, не зная и не видя, что перед самыми позициями красных протекала речка Шелш, через которую был переброшен лишь один мостик: препятствие, которое, видимо, и давало такую силу сопротивлению красных. Уже Офицерским полком понесены большие потери. Было ровно 16 часов. Положение отчаянное. Генерал Корнилов продолжал оставаться на дамбе, наблюдая за боем.
Наконец он раздраженно сказал генералу Маркову: «Сергей Леонидович! Я просил вас о ночном налете, а вы закатили мне дневной бой!»
Это был упрек, даже более того — выговор. Генерал Корнилов не остался здесь больше, а уехал на левый фланг, где наступала 2-я бригада.
В создавшемся положении на участке всей 1-й бригады генерал Марков видел лишь одну возможность успеха атаки, это — в подавлении огня бронепоездов. Он приказывает полковнику Миончинскому отогнать красный бронепоезд, стоящий у станции, и при этом напоминает: бить по поезду, а не по зданиям, в одном из которых находился склад снарядов. Первый же снаряд батареи лег на насыпи под вагоном бронепоезда, а второй попадает в здание и... следует сильный взрыв. Генерал Марков воскликнул: «Эх, куда же ты стрелял! Я же предупреждал...» Этот невольный взрыв столь нужных Армии снарядов имел, однако, то немедленное следствие, что красные, сидевшие до сего времени крепко и уверенно на своих позициях, вдруг вскочили и бросились бежать через железнодорожную насыпь (по нашим данным, красные побежали не от взрыва на станции, а потому что в станицу и на станцию ворвалась 2-я бригада генерала Богаевского. Полковник Левитов). Бронепоезд дал ходу за ними и не вернулся. Мгновенно, с криками «ура!» рванулись вперед цепи 1-й бригады. Цепь Офицерского полка, поднявшись на железнодорожное полотно правее станции, увидела далеко убегающего противника. Далеко влево неслось «ура» 2-й бригады, которая обходила станицу Георгие-Афипскую с запада. Бронепоезд с пулеметами попал под огонь 5-ой роты и был взят. Бой кончился. Наступила ночь. В станицу одновременно вступали 1-я и 2-я бригады. Здесь полнота власти была у сестер милосердия: они задерживали проходивших здоровых и просили принести воды, хлеба, рвать простыни для перевязок и т. д. В этом бою потери Офицерского полка были большие, до 150 человек. Станцию и станицу обороняли до 5 тысяч красных при двух бронепоездах. Среди трофеев особую ценность составляли 700 снарядов».
В книге «Корниловский Ударный полк», на стр. 87 и 88 отмечается: «Корниловцы подошли к станции, но их встретил сильный отряд красных и бронепоезд. Полковник Индейкин, командир 3-го батальона, выдвинул во фланг им пулеметы и обратил их в бегство. Перед своим отступлением красные подожгли вагоны со снарядами. Корниловцы бросились на станцию спасать драгоценные для Армии снаряды. Командир Партизанского полка генерал Казанович говорил тогда: «В этом бою всех успехом мы были обязаны Митрофану Осиповичу Неженцеву и его Корниловскому Ударному полку».
Освещая роль Корниловского Ударного полка в бою под станицей Георгие-Афипской с разных точек зрения и служебного положения, приходиться согласиться, что роль свою обхода во фланг и тыл противника он выполнил блестяще. Более вероятно, что взрыв снарядов последовал от поджога красными при подходе Корниловцев к станции, и это было видно из того, что огонь все же удалось потушить и спасти снаряды. Взорвалось же только несколько из них, оказавшихся лежащими в горящей соломе, открыто.
Без угрозы красным с тыла, особенно оборонявшим мост. Офицерский полк мог и не перейти реку Шелш. Я, как участник этих боев, свидетельствую, что в словах благодарности Генерала Корнилова своему полку за взятие станицы и станции Георгие-Афипской чувствовался неподдельный его восторг от нашей работы. Личность полковника Неженцева, младшего в чине среди заслуженных командиров полков в генеральских чинах, все время остается в тени, но в то же время его любит Генерал Корнилов и ценят другие. Помимо того, что он — инициатор создания ударных частей в дни развала Русской Армии, он является и талантливым организатором основной силы ударников, которую он видел в пулеметах и артиллерии. Начиная с 1-го Ударного Отряда и до конца борьбы Корниловцев за честь России на родной земле, они всегда имели много пулеметов, умели владеть ими и в этом видели свою основную силу. Несмотря на то, что Корниловский Ударный полк в Ольгинской обогатился Партизанским офицерским батальоном имени Генерала Корнилова в составе четырех рот, среди которого было много заслуженных боевых строевиков, к полковнику Неженцеву, со стороны всех чинов его было восторженное отношение. Заканчивая обзор боя за станицу Георгие-Афипскую, я до сего времени с чувством восторга вспоминаю, как Генерал Корнилов благодарил нас: «Спасибо вам, мои ударники, за ВЕЧНОЕ дело.»
Громкое «ура» и слезы восторга были ответом нашему Вождю и Шефу полка. Каждый из нас знал, что Генерал Корнилов заслуженно получал свои высшие посты в Русской Императорской Армии, что в революционное время он первым открыто призывал своим манифестом всех русских патриотов к борьбе за спасение национальной России и первым не только наметил место для сбора Добровольческой Армии, но и сам прибыл туда вместе со своим полком. Вот та сознательная сила, которая влекла добровольцев к Генералу Корнилову.
Потери полка за этот бой были около 50 человек убитыми и ранеными.