Картины отступления Дроздовской дивизии от Льгова
Во всем тылу Добровольческой армии тысячи, способных носить оружие, праздно шатались, занимались устройством своего благополучия и критикой всего и всех. Многие и многие пьянствовали, устраивая за спиной истекающих кровью фронтовых частей свои гнусные делишки, спекулировали, разлагающе действуя на других, не думая об оказании помощи тем, кто свою кровь проливал в борьбе с красными. С приближением же фронта они старались как можно скорей убраться с того места, куда могли вернуться большевики, где запахнет порохом и смертью, сея к тому же панику среди населения.
Упадку морального состояния тыла немало способствовали и появившиеся партизаны в тылу. Город Полтава был захвачен красными партизанами Шубы, а город Екатеринослав только 28-го ноября был освобожден от махновских банд частями войск генерала Слащева.
2-го ноября генерал Деникин сместил с поста Командующего Добровольческой армией генерала Май-Маевского и на это место назначил генерала Врангеля. На должность Командующего Кавказской Добровольческой армией получил назначение генерал Покровский. В это время в районе Царицына шли бои с крупными силами красных, под самым городом, перед укрепленными позициями.
Генерал Сидорин, Командующий Донской армией, рисуя положение на фронте, указал, что неудачи белых на фронтах генерала Юденича и адмирала Колчака дали возможность красному командованию перебросить с этих фронтов крупные силы на наш фронт. Кроме того он утверждал, что на нашем фронте появились целые части из бывших военнопленных немцев, которые сражались на стороне красных.
Войска Вооруженных Сил Юга России под натиском красных отступали. Воронеж, Касторная, Севск, Дмитриев, Льгов и Курск уже оставлены. Главный удар красные направили в сторону Донбасса, выполняя намеченный план расчленения войск Юга России. Их успеху немало содействовала наступившая суровая зима. Части красных были обмундированы по-зимнему, использовав имеющиеся в их распоряжении громадные склады, оставшиеся им в наследство от Императорской России. Особенно хорошо по-зимнему были одеты и обуты их ударные части, с которыми пришлось вести бои (в частности и Дроздовцам). Добровольческие же части не имели зимнего обмундирования, даже теплого белья. За время наступательных боев обувь тоже износилась. Внешний вид наших пехотных частей, особенно, был непривлекательный: стрелки в подбитых ветром шинельках, на ногах изношенные сапоги, вокруг голов обледеневшее тряпье, о башлыках вообще не приходится и думать и вспоминать.
По пути отступления на железнодорожных путях часто встречались вереницы теплушек. Их заносило снегом. Порой среди них были эшелоны, не только груженные имуществом, но с ранеными и больными. В дневнике дроздовца Рышкова есть описание «замерзшего» у станции Псел эшелона с больными и ранеными...
В теплушке «жарко, когда раскалена докрасна железная печка и холодно, едва она погаснет.
Вот поручик, голый по пояс, свесился с нар. Он кричит:
— Стреляйте в меня... Стреляйте мне в голову...
Мы все думали, что он или пьян, или сошел с ума.
— Не хочу жить. Стреляйте... Они всех моих перебили, отца... Всю жизнь опустошили... Стреляйте...
Его с трудом успокоили. Когда же он пришел в себя и очнулся, стал просить прощения:
— Нервы износились до крайности...
А за стенами теплушки воет пурга. Часовые ныряют в снегу. Вот-вот занесет снегом и эшелон и часовых...
Вдруг заскрипели колеса... Тряхнуло теплушку... Неужели тронулись? ..»
Орудующие в тылу партизанские банды часто срывали планомерную эвакуацию и отход частей Добровольческой армии и тем самым во многом содействовали успеху красных при наступлении.
Отходящие Дроздовские части часто взрывали за собою мосты, водокачки и даже, как выше было сказано, свои же бронепоезда. За отходящими частями стоял гул взрывов. За этот период боев сильно пострадали 2-я и 6-я Дроздовские батареи и в конечном, прерывается связь, отходящего с боями, Первого Дроздовского полка со штабом дивизии. Вспоминая отход, генерал Туркул в своих воспоминаниях так писал:
«Болота, болотистые речки. Грязь оттепелей, проклятые дикие метели. Глубокий снег, сугробы по грудь. Ветер то в спину, то в лицо. Едва войдешь в деревню на ночлег, уже подъем или ночной бой, без сна: красные в деревне. Отходим; по мерзлой пахоте без дорог, в лютую стужу, в потемках. Падают кони. Там, где прошли перед нами войска, холмами чернеют павшие кони, заносимые снегом. Все стало угрюмым: люди, небо, земля. Мы идем голодные. Теряем за нами замерзших мертвецов. Шинели смерзаются от воды, когда надо вброд переходить речки. Один из наших баклажек, мальчик стрелок Кондратьев, с двумя пулями навылет в груди, мог бы рассказать о том, как переходили они вброд реку, во льдинах, держа винтовки на согнутых руках над водой, как вышли на берег, а рук и не разогнуть: так смерзлись рукава шинелей.
Наш Первый Дроздовский полк шел в арьергарде. В Люботине, уже под Харьковом, который был нашими частями оставлен 28-го ноября, мы наткнулись на большевиков. Выбили их и получили приказ отходить на станцию Мерефа.
Под Мерефой застигли нас оттепели. Все потекло, стало черным. Дороги превратились в вязкую трясину. Грязь по брюхо коням. Застревают, захлебываются грязью патронные двуколки.
Полк вымотался. Люди ложились на дороге. Пулеметы тащили на полковых кухнях, снаряды волокли в санях. И среди наших колонн, на мужицких розвальнях, покачивался и в стужу и в оттепелях оцинкованный гроб капитана Иванова. Четвертая рота отходила со своим мертвецом командиром».