Бои за Каховский укрепленный район

14 августа. В 7 часов 2-й Корниловский Ударный полк в составе своей дивизии выступил из села Троицкое в село Елизаветовку. В Б. Ивановке двухчасовой привал. В 17 часов полк направляется далее по назначению. В 22 часа полк прибывает в Елизаветовку и располагается на ночлег, выставив сторожевое охранение на запад, юг и север, что ясно говорило о неопределенности положения.

15 августа. В 8 часов полк выступил из Елизаветовки в Демьяновку, куда прибыл в 12 часов. Около 16 часов полк в составе дивизии двинулся по дороге из Демьяновки на Нижние Серагозы.

Временно я прерываю выписки из журнала боевых действий 2-го Корниловского Ударного полка и ознакомлю читателя с 29-й главой книги «Корниловский Ударный полк», стр. 186, под заглавием:

КАХОВКА

В августе атаки красных в районе Большого Токмака стали выдыхаться. Последнюю сильную атаку они повели из Куркулака на Старый Мунталь, подступы к которому защищал 2-й Корниловский Ударный полк. Горячий бой длился два часа, но в это время Донской конный корпус овладел колонией Тифенбрун, расположенной к северу от Куркулака, и красные стали стремительно отступать. Их казаки перехватили. Ближайший к Токмаку район был очищен от красных, и бои перенеслись к с. Васильевка, недалеко от города Александрова. Не так благополучно сложилась обстановка на левом фланге Русской Армии: под прикрытием огня дальнобойных орудий, поставленных на высотах правого берега Днепра, красные навели понтонный мост через Днепр и овладели Каховкой. Сюда из Бериславля были переброшены три стрелковые дивизии, 51-я, 52-я и латышская, с шестью батареями. Укрепив каховский тет-де пон, красные двинулись в Таврию, оттесняя конный корпус генерала Барбовича. Они уже заняли дер. Нижние Серагозы и создали угрозу перерезать железную дорогу Севастополь — Мелитополь. Генерал Кутепов, к этому времени назначенный командующим 1-й Армией, решил в помощь генералу Барбовичу перебросить из Большого Токмака всю Корниловскую Ударную дивизию. Через два дня Корниловцы уже были в одном переходе от противника. Корниловцам была придана 1-я конная дивизия и два полка 6-й пехотной дивизии. Все эти части образовали ударную группу под общим командованием генерала Скоблина, 15 августа ударная группа получила приказ перейти в наступление. «Корниловцы, — писал в своем приказе генерал Скоблин, — положение очень серьезное... Только от вас зависит, останется ли Русская Армия в Северной Таврии или принуждена будет ее очистить... Превозмогите УСТАЛОСТЬ (скажу от себя, что недаром приказ по дивизии подчеркнул: «превозмогите усталость», а она была от предыдущих ежедневных боев такой, что Корниловцы просто валились с ног) и покажите еще раз, что Корниловская дивизия действительно Ударная»...

Полки стали готовиться к бою. 1-м полком продолжал командовать временно капитан Дашкевич, в командование 2-м полком после смерти полковника Пашкевича вступил полковник Левитов, и только в 3-м полку оставался старый командир, полковник Щеглов. К часу дня все распоряжения были закончены и полки потянулись к Верхним и Нижним Серагозам, откуда было приказано выбить противника. Когда Корниловцы стали разворачиваться в боевой порядок, хлынул проливной дождь. Перед глазами стояла сплошная водяная стена, и она скрыла от красных приближение Корниловцев. Ливень прекратился так же сразу, как начался, но за это время Корниловцы успели подойти к курганам и буграм, где укрепились красные. Несмотря на внезапность Корниловской атаки, первый бой под Н. и В. Серагозами кончился вничью. Красные, хотя и были сбиты со своих позиций, но под самыми селениями проявили большую стойкость. В 3-м полку был легко ранен полковник Щеглов и его заменил полковник Пух, тоже легко раненный. Только со второго дня Корниловцы стали теснить красных. Красные отступали, но отбивались упорно, каждый раз на месте боя оставались сотни убитых и раненых красноармейцев. Большие потери несли и Корниловцы (не забудем, что оборона Большого Токмака взяла от Корниловской Ударной дивизии больше двух тысяч убитыми и ранеными). Когда Корниловская дивизия к вечеру 20 августа, после целого ряда непрерывных атак, прижала наконец красных к Днепру, она была совершенно обескровлена, — в ней оставалось всего около шестисот штыков (это автором сильно уменьшено, так как в дивизии было три полка и один запасный, плюс к этому полки перед походом получили из своих запасных батальонов пополнение). Тем не менее ударной группе генерала Скоблина было приказано без всякой передышки не только отбросить красных за Днепр, но и взять Бериславль, висящий по ту сторону над Каховкой. Генерал Скоблин в ответ на это приказание немедленно послал донесение, помеченное 20-м августа, 23 часа 40 минут, в котором писал: «От самых Серагоз мы били красных исключительно благодаря Корниловской дивизии. На своих плечах она вывозила все тяготы и дралась за всех. Теперь, после семидневных непрерывных боев, Корниловская дивизия уменьшилась на две трети, выбыл из строя почти весь командный состав. Люди изнурены до того, что не в состоянии двигаться. Артиллерия своей блестящей работой неустанно помогала Корниловцам, но у нее осталось очень мало снарядов, не более сорока на орудие. Несмотря на все мои просьбы, снарядов не высылают. Очевидно, инспектор артиллерии не понимает, что при подавляющем числе противника наше небольшое количество штыков может быть возмещено только огнем артиллерии. Только против моей группы не меньше 7-8 тысяч красных (51-я советская стрелковая дивизия при переброске на станции Апостолово имела до 24 тысяч в своих девяти полках, при форсировании красными Днестра была в резерве и потому при столкновении теперь с нами ее численность должна быть старой). Их убыль пополняется непрестанно. И доблесть Корниловцев имеет предел. Раз приказано, — они идут на верную

1-го Корниловского Ударного полка подполк. Челядинов.    Сербия. 1935 г. 

смерть, но сейчас, в данный момент, атаковать Каховку не могут. В крайнем случае, ваше приказание об атаке могу начать приводить в исполнение только в 4 часа 21 августа, но что из этого выйдет, — не знаю... Если атаку отложить на завтра, то, чтобы облегчить бой и уменьшить потери, прошу вашего ходатайства перед комкором 2-го о следующем: во-первых, послать аэропланы для непрерывной бомбардировки батарей противника и всех мостов, и, во-вторых, доставить к полудню не меньше 2 тысяч снарядов». Через 20 минут, в 24 часа, генерал Скоблин получил такое приказание: «Приказываю в 4 часа 21 августа атаковать Любимовку, — село восточнее Каховки, — и безостановочно развивать успех на Каховку, подготовляя выделение одной дивизии (?!) для занятия Бериславля тотчас после взятия Каховки. Дивизию направлять по понтонному мосту. Ваш правый фланг и тыл будет обеспечивать конница генерала Татаркина, которая сосредоточивается в Софиевке, Генерал-лейтенант Барбович».

К 4 часам ночи Корниловцы подходили к Любимовке. Они были еще верстах в трех от укрепленной полосы, когда 2-й корпус начал атаку западных укреплений каховского плацдарма. Красные всполошились на всем фронте, и неожиданность Корниловского удара была сорвана. Когда Корниловцы развернулись для атаки, впереди сразу засверкала непрерывная лента огней. Разрывы снарядов, вой осколков, свист пуль в темноте страшнее, чем днем. Все-таки Корниловцы подбежали к проволочным заграждениям. Ножниц не было. Стали бить по проволоке прикладами, рвать руками. Из окопов полетели ручные и зажигательные гранаты. 1-й полк залег под проволокой. 2-му полку удалось прорваться за проволоку, с криком «ура» он бросился за проволоку, но захлебнулся в свинцовом потоке. 2-й полк пытался атаковать еще раза два и, совершенно обессиленный, он свалился между проволокой. В 5 часов ночи Корниловцы выбрались из проволоки и отошли назад за бугры. Жутко было смотреть на измученные, осунувшиеся лица. Глаза были воспалены, руки сочились кровью, одежда вся была в клочьях. Во 2-м полку осталось СТО штыков, в первом около СТА ПЯТИДЕСЯТИ. Тремя пулями в живот был ранен капитан Дашкевич. На его место стал подполковник Челядинов.

Атака Каховки с налета не удалась. После длительных переговоров между штабами было решено произвести перегруппировку и, сосредоточив большую часть пехоты на западной окраине каховского тет-де пона, снова атаковать красных. Атака была назначена на 23 августа, в 2 часа ночи. На левом фланге атакующих 13-я и 34-я пехотные дивизии получили задачу взять хутор Терны, — опорный пункт каховского тет-де пона, и Малую Каховку. На правом фланге Корниловцев 6-я пехотная дивизия двухполкового состава и спешенная 2-я конная, наступая на Любимовку, должны были привлечь .на себя внимание противника. В центре, вдоль дороги из Чаплинки на Каховку, была поставлена Корниловская Ударная дивизия (точнее — 3-й и запасный полки с остатками 1-го и 2-го полков). Ей было приказано прорвать фронт и овладеть Каховкой. В авангарде дивизии шел 3-й полк с тремя танками и двумя бронеавтомобилями. Непосредственно за 3-м полком — запасный Корниловский полк. Затем 1-й и 2-й полки в резерве дивизии. Танки быстро прорвали четыре линии проволочных заграждений, и Корниловцы ворвались в окопы. Выбивая из них красных и преследуя их, Корниловцы захватили 20 пулеметов и несколько орудий, но страшный ночной бой нисколько не утихал. Остальные наступавшие дивизии залегли под проволокой, и красные всеми силами обрушились на Корниловцев. Их расстреливали спереди, из Каховки, и из Бериславля, сзади, из хутора Терны, и с фланга, из Любимовки Все танки были подбиты, они в темноте наткнулись вплотную на неприятельскую батарею. От прямого попадания танк «Сибиряк» запылал, как факел, у танка «Сфинкс» был разбит мотор и разорвана гусеница, у танка «Урал» лопнул корпус, два полевых орудия, сопровождавших танки, были еле вывезены, так как прислуга и кони были перебиты. Маленькую кучку Корниловцев обступили с трех сторон, особенно наседали латыши На помощь был брошен последний резерв, — Корниловская инженерная рота, но уже силы были слишком неравны. До 5 часов Корниловцы отбивались от яростных атак и наконец под прикрытием огня своей артиллерии выбрались из этого ада. Корниловская дивизия была почти добита. На перекличке редко кто отзывался. Все Корниловские полки были сведены в роты. В сводной роте 1-го Корниловского Ударного полка осталось сто семь человек, в сводной роте 2-го Корниловского Ударного полка — сто двадцать и в сводной роте 3-го полка - девяносто два.

Примечание составителя записок: таково освещение боев за Каховку по книге «Корниловский Ударный полк», изданной в Париже в 1936 году. Думаю, что по прочтении этого у читателя явится двоякого рода мысль: 1) Роковая развязка борьбы приблизилась, и предел человеческих возможностей наступил; 2) Здесь снова доминирует какое-то упорное нежелание организаторов боев истреблять живую силу противника в поле совместными ударами пехоты с кавалерией, которая в этих боях имелась в достаточном количестве, но она все время была на охране наших флангов.

А укрепления брать все же нужно было при содействии техники, а не голыми руками, как это было под Любимовкой.

Продолжаю описание этих же боев по журналу боевых действий 2-го Корниловского Ударного полка, который составлялся во время боев, велся специально назначенными для этого офицерами и представлялся в штаб дивизии, а копии отсылались в исторический отдел Русской Армии.

15/28 августа. Около 16 часов 2-й Корниловский Ударный полк в составе дивизии двинулся по дороге из Демьяновки на Нижние Серагозы и, пройдя 8-10 верст, залег, находясь все время боя в дивизионном резерве, уступом за правым флангом 1-го Корниловского Ударного полка. Дивизии было приказано при содействии 1-й конной дивизии и 6-й пехотной двухполкового состава дивизии овладеть Ново-Александровкой и Верхними и Нижними Серагозами. Стойкость 51-й советской стрелковой дивизии помешала выполнить эту задачу.

Согласно данным штаба 2-го корпуса, против нас должна была находиться только одна бригада 51-й стрелковой дивизии, то есть три свежих полка из дивизии Блюхера, прибывшей из Сибири, со станции Байкал, на Байкальском озере. Корниловская Ударная дивизия возвратилась в с. Демьяновку в 24 часа. Во время сильной огневой подготовки был ранен доблестный командир 3-го батальона 2-го Корниловского Ударного полка

полковник Бржезицкий, Александр Иосифович, и его заместил капитан Балашев.

3-й Корниловский Ударный полк из боя под Серагозами отходит тоже в Демьяновку. Его командир полка, полковник Щеглов, легко ранен. Потери во 2-м полку: 5 убитых и 2 раненых.

16/29 августа. 2-му Корниловскому Ударному полку приказано овладеть Ново-Александровкой и развивать наступление далее на юг, с целью разгрома 57-й советской дивизии, и занять Нижние Серагозы. В 6 часов полк выступил западнее села Демьяновка по дороге на Ново-Александровку и двинулся в следующем порядке: два броневика, 1-й и 2-й батальоны, 5-я и 6-я легкие батареи, 3-й и офицерский батальоны и тяжелая 6-дюймовая батарея. 51-я советская стрелковая дивизия обороняла восточную окраину села. Полк развернулся в трех верстах от Ново-Александровки. С расстояния в 600 шагов полк был встречен сильным ружейным и пулеметным огнем. Стремительным ударом в штыки противник был опрокинут в село, откуда красные после трехчасового боя были выбиты и разрезаны на две группы. Одна из них отходила на север, где натолкнулась на нашу конницу и вступила с ней в бой, другая в сторону Верхних Серагоз. Весь день противник обстреливал западную окраину села артиллерийским огнем и не раз переходил в атаку, но огнем наших пулеметов и артиллерии каждый раз отбрасывался с большими для него потерями. В 17 часов противник превосходными силами в сомкнутом строю, под прикрытием артиллерийского огня повел интенсивное наступление на юго-западную окраину села с целью произвести охват слева и соединиться со своей группой, отступавшей на север. Здесь выяснилось, что против нас была не одна 151-я бригада 51-й стрелковой дивизии, а и 153-я бригада той же дивизии, то есть против нас было уже шесть свежих полков. Это и было причиной, почему в первый день встречи с противником бой у нас кончился вничью.

Полк подпустил противника на 200-300 шагов, открыл сильный ружейный и пулеметный огонь и перешел в контратаку. Противник в беспорядке бежал, оставив на месте боя сотни убитых и раненых. На плечах противника полк ворвался в Верхние Серагозы. Около 20 часов полк втянулся в селение на ночлег; Из командного состава 2-го Корниловского Ударного полка были ранены командир 1-го батальона поручик Кленовой и командир 2-го батальона полковник Алексеев, который был ранен, когда я подъехал к нему, чтобы отдать приказание: пуля выбила ему глаз и, пройдя через горло, лишила его дара слова, отчего он потом, уже в эмиграции, в Болгарии, застрелился. Был ранен и командир офицерского батальона, полковник Злотников, оставшийся до конца боя в строю. Всего было ранено 23 офицера и 56 ударников, убитые не были записаны. Трофеи полка: 4 орудия, 7 зарядных ящиков, 4 пулемета, пленные, 30 здоровых лошадей и другая военная добыча. При своем отступлении противник был отрезан и сбит в лощину, в бесформенную массу, но из-за усталости наших частей и пользуясь темнотой и деревней, он отступил на юг и ушел из-под удара. При наличии в полку одного-двух эскадронов возможен был захват всей группы красных с их артиллерией. В этом бою Корниловцы наблюдали, в какое стадо баранов превращает паника войска, даже превышающие своего наступающего противника численностью во много раз. Когда 2-й Корниловский Ударный полк расколол на две части войска красных, одна из них стала отходить на север, то есть в свою сторону, нарвалась там на нашу кавалерию, но все же ушла. Вторая же была отброшена на юг, то есть по их представлению — на нашу сторону, что грозило им уничтожением, это они поняли и обратились в такое паническое бегство, которое было достойно представления в кирке. Красное сибирское войско побросало все мешавшее бегу, стараясь маскироваться заборами и огородами, и потому все ограды вдоль дороги были разрисованы комическими сценами прыжков и задних частей тела положительно на всех заборах. Я с небольшой группой своих ординарцев и конных разведчиков выбирали в этой массе начальство в кожаных тужурках, прямо как баранов. Но все же им удалось оторваться от нас по нескольким причинам: 1) 2-й Корниловский Ударный полк должны были сопровождать несколько броневиков, но они подъехали, когда все было уже кончено. Я в присутствии помощника начальника дивизии генерала Пешня в резких выражениях просил предать командиров машин суду; они же ссылались на полное физическое истощение их команд. Я указывал на свой офицерский батальон гнавший вместо них такую тучу красных и, конечно, не могший уничтожить их. 2) Я не знаю причин, почему отошедшую на север группу красных не уничтожила кавалерия. Быть может, ей это было не по силам? Но в этом случае получилось то же и в отношении группы, отступившей на юг, которую мы, пехота, не могли переловить полностью. В этом все же виноваты опоздавшие броневики, которые в обоих случаях могли бы парализовать движение противника. 3) Наступившая ночь не только скрыла от нас эту орду, но и позволила их начальникам сделать попытку прорваться, минуя нас стороной, чтобы соединиться со своей группой, отступившей на север.
Полковник Левитов.

17/30 августа. Ночь прошла спокойно. Обстановка на фронте: противник занимает Нижние Серагозы и участок верст на шесть к западу. 1-я конная дивизия должна была выступить в 9 часов из Рубановки на Торгаевку, обеспечивая правый фланг нашей дивизии. 6-я дивизия занимала восточную окраину Верхних Серагоз до разрытого большого кургана. Ей было приказано в 9 часов перейти в наступление на Нижние Серагозы и далее на Торгаевку, обеспечивая наш левый фланг. Корниловской Ударной дивизии приказано было разбить противника, занимающего Нижние Серагозы, уничтожить его и преследовать на Торгаевку. 1-му Корниловскому Ударному полку — в 10 часов перейти в наступление, охватывая Нижние Серагозы с западной стороны и действуя противнику во фланг. В 10 часов 2-й Корниловский Ударный полк перешел в наступление на Нижние Серагозы. В трех верстах севернее Нижних Серагоз полк развернулся и был встречен выдержанным ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем. Несмотря на ураганный огонь, упорство и стойкость противника, полк перешел в атаку. Видя нашу настойчивость, красные дрогнули и отошли в село, откуда после продолжительного боя на улицах были выбиты и стали быстро отходить на Торгаевку, оставляя на поле боя сотни раненых и убитых. На пути отступления противник пытался задержаться атаками, но успеха не имел. У Торгаевки противник залег и дал упорный бой, переходя неоднократно в контратаки. Огнем пулеметов и решительными действиями 1-го батальона противник был сбит и обращен в паническое бегство, оставляя тоже много раненых и убитых. В 21 час полк вошел в Торгаевку и расположился на ночлег. В этом бою конница генерала Барбовича вела себя пассивно.

18/31 августа. Ночь прошла спокойно. 2-й Корниловский Ударный полк в составе дивизии около 9 часов двинулся в Анастасиевку через Вознесенку, — оба села с прилегающими хуторами были заняты противником. 6-я пехотная дивизия вела наступление влево от дороги на Анастасиевку. Для обеспечения правого фланга 6-й дивизии, которая при преследовании противника охватывалась с правого фланга последним, полк развернулся и повел наступление во фланг и тыл красным. Противник оказал и здесь особенно упорное сопротивление, подпуская наши цепи на 100-150 шагов и в упор их расстреливая. Под давлением огня нашей артиллерии и лихой атаки противник с численным перевесом был сбит, что дало возможность 6-й дивизии продолжать преследование разбитого противника далее на запад. Здесь противник понес огромные потери убитыми и ранеными. В этом бою всю группу, действующую против полка, при наличии конницы можно было бы полностью уничтожить. Одна только команда конных разведчиков 2-го Корниловского Ударного полка в десять всадников захватила ШЕСТЬ пулеметов. Вообще встречать противника с близкой дистанции — дело рискованное, при неустойке кончающееся полным разгромом. Наши трофеи: 11 пулеметов и другая военная добыча. В 18 часов полк, построившись в селе Черемисове, что у большой дороги Антоновка-Торгаевка и к югу от Вознесенки, проследовал в хутор Федоровку, где расположился на ночлег. Ранено офицеров 19, ударников 69, убито офицеров 2.

19 августа/1 сентября. Ночь прошла спокойно. В 9 часов полк, развернувшись около большой дороги, повел наступление на хутор Анастасиевка. Под действием решительной атаки и меткого огня артиллерии противник быстро отошел на запад. В 16 часов хутор Анастасиевка был занят нами. В 22 часа, оставив 1-й батальон в Анастасиевке, с остальными тремя батальонами и.тремя батареями полк перешел в Ново-Николаевку на ночлег.

32 августа/2 сентября. Ночь прошла спокойно. На рассвете обнаружено движение противника на Ново-Николаевку с охватом левого фланга 6-й пехотной дивизии. 2-му Корниловскому Ударному полку приказано остановить наступление красных и развивать наступление далее на запад, двигаясь вправо от дороги Антоновка-Каховка. В 8 часов полк был переброшен в хутор Антоновка, где развернулся в боевой порядок. Противник проявил необыкновенную стойкость, открыл сильный ружейный, пулеметный и артиллерийский огонь и подпустил наши цепи на близкое расстояние. Несмотря на это, полк повел отчаянную атаку с главным ударом во фланг и тыл противнику. Последний, с превосходством в силах, стал отходить, отдавая каждую пядь земли с большим сопротивлением и громадными для себя потерями. Под вечер полк занял деревню Злобин. В 24 часа полк перешел в дер. Лукьяновка и расположился на ночлег. И здесь противник имел большие потери. В полку ранено 18 офицеров и 36 ударников и убито 3 офицера. Тяжело ранен доблестный командир 2-го батальона поручик Романюк.

С получением приказа от генерала Барбовича о наступлении никакого ночлега, собственно, не получилось. На все просьбы начальника Корниловской Ударной дивизии отложить начало наступления на 24 часа был получен приказ генерала Барбовича следующего содержания: «Приказываю в 4 часа 21 августа ст. ст. атаковать Любимовку (село восточнее Каховки) и безостановочно развивать успех на Каховку, подготовляя выделение одной дивизии для занятия Бериславля тотчас после взятия Каховки. Дивизию направить по понтонному мосту. Ваш правый фланг и тыл будет обеспечивать конница генерала Татаркина, которая будет сосредоточиваться в Софиевке... Генерал-лейтенант Барбович».

Я не хочу отступать от поставленной мною себе цели сбора материалов для освещения всего происходившего в обстановке именно того времени, а потому, помимо записи журнала боевых действий, я приведу и наши взгляды на это: генерал Барбович считался тогда опытным кавалерийским начальником, к которому мы впервые попали в подчинение в этой операции на Каховку. В конце 2-го Кубанского похода и потом, в заднепровской операции, мы были в подчинении столь же доблестного кавалериста, генерала Бабиева. Но, да простят меня наши соратники, их взгляды на совместные действия пехоты с кавалерией стоят на разных полюсах. Генерал Бабиев находил место и создавал обстановку именно для совместного удара двух родов войск, гармонично применяя каждый из них по назначению. Генерал же Барбович в данной операции за семь больших боев четырех полков Корниловской Ударной дивизии и двух полков 6-й пехотной дивизии только охранял наши фланги и ни разу не воспользовался случаем добить разбитого противника. Результатом этого было то, что мы только «вогнали 51-ю советскую стрелковую дивизию в то самое предмостное укрепление, которое нам же и нужно было брать». К штурму же Любимовки мы подошли не только с большими потерями, но и измотанными до предела ежедневными тяжелыми боями, когда люди просто падали. По всем данным мы тогда знали, что на нашем фланге к плавням болталось только 400 шашек той же 51-й стрелковой дивизии.

Что же касается того, что генерал Барбович отдал убийственный для себя и для нас приказ об атаке Любимовки без техники и без отдыха, с включением штурма крепости по ту сторону Днепра — города Бериславля и с выделением для этого несуществующей какой-то дивизии, быть может все той же единственной Корниловской Ударной, то предполагали тогда, что для этого могли быть две причины: 1) полное бездействие 2-го корпуса за все время его обороны этого района, почему он и не учел сил переправившегося противника, не дал подходящим для штурма войскам схем укреплений и информации о характере обороны, а потому и не сосредоточил на нашем участке просимые нами танки. Вышеизложенное отношение 2-го корпуса к штурму Любимовки передалось и генералу Барбовичу, который к тому же не был хорошо знаком с возможностями нашей ударной группы и потому подписал подобного рода приказ.

Вывод: приказ 2-го корпуса и протесты перед атакой Любимовки начальника Корниловской Ударной дивизии и двух его командиров полков были настолько далеки друг от друга в оценке обстановки, что невольно задаешь себе вопрос: как это могло быть в работе одного и того же боевого участка? Итак, приказом генерала Барбовича все просьбы начальника Корниловской Ударной дивизии были отброшены, и Корниловцы должны были ночной атакой с налета штурмовать укрепления Любимовки, то есть отбросить противника, как в простом бою в поле.

Прошу читателя обратить внимание на то, что 2-й Корниловский Ударный полк пришел в Лукьяновку в 24 часа 20 августа, а в 3 часа 21-го уже было назначено наступление для прорыва укрепленного любимовского района, Значит, на отдых на первом попавшемся месте полк имел не больше полутора часов. Истощение всех было таково, что все валились с ног и к происходящему кругом относились безразлично.

21 августа/3 сентября. Полку было приказано наступать по правую сторону большой столбовой дороги на Каховку и овладеть высотами, что южнее Любимовки верстах в двух, и южной частью села Любимовки. Влево по дороге наступал 1-й Корниловский Ударный полк, вправо — 6-я пехотная дивизия двухполкового состава.

В 3 часа 2-й Корниловский Ударный полк выступил по назначению с восточной окраины села Лукьяновка. Еще до рассвета полк подошел к укреплениям противника с окопами полной профили, с несколькими рядами проволочных заграждений и с хорошо пристрелянными рубежами для пулеметного и артиллерийского огня. С подходом полка к проволоке по нему был открыт бешеный ружейный, пулеметный и артиллерийский огонь. Несмотря на потери и огонь сорока пулеметов с фронта и с правого фланга, полк, за отсутствием всякой технической помощи, с голыми руками приступил к прорыву проволочных заграждений. Потеряв во время этой работы 2/3 своего состава и почти весь командный состав, полк после блестящих побед теперь в таком виде не удержался и бросился на ура в окопы. Под действием небывалого губительного огня с бросанием ручных гранат и при большом численном перевесе противника, который встретил нас контратакой, нам пришлось отступить и залечь перед проволокой.

Только третья атака на окопы удалась, и противник здесь их очистил, но было уже поздно, — был получен приказ начальника дивизии об отступлении вследствие неудачи 1-го Корниловского Ударного полка и 6-й дивизии, на участке которой не было даже сильного огня, а она должна была атаковать как раз тот укрепленный форт, который, будучи вынесен вперед из общей линии обороны, косил 2-й полк массой своих пулеметов. В этом бою пропал без вести помощник командира полка и он же командир морского батальона полковник Тарасевич и был тяжело ранен командир офицерского батальона полковник Злотников. В 21 час Корниловская Ударная дивизия выступила на хутор Топилов, что по дороге Чаплинка-Каховка, в 12 верстах от последней.

Потери только 2-го полка: ранено 32 офицера и 276 ударников, без вести пропало 15; все убитые оставлены на поле боя. Наши потери здесь уменьшены, так как быстрота выхода полка по приказу из укреплений противника, где его резервы уже подходили с флангов и могли легко нас уничтожить, не дала времени сделать подсчета и вынести убитых.

Дополнение к вышеизложенному от командира 2-го Корниловского Ударного полка: бой под селением Любимовка требует дополнения к сухим записям журнала, к тому же заполнявшегося в кошмарных условиях кровопролитного для нас боя, где 2-й Корниловский Ударный полк и его старший брат — 1-й Корниловский Ударный полк — принесли громадную жертву неумению организовать штурм укрепленного тет-де пона Каховки. Дело в том, что наше командование решило уничтожить укрепленный плацдарм красных у Каховки и с этой целью к селу Любимовка подходили с тяжелыми боями: в центре — Корниловская Ударная дивизия, 6-я пехотная дивизия двухполкового состава и кавалерийская дивизия генерала Барбовича. 20 августа перед Любимовкой, на линии села Анастасиевка, которую 2-й Корниловский Ударный полк взял с боем, укрепившиеся красные оказали упорное сопротивление. Здесь, как и всюду, сила нашего пулеметного огня и артиллерийского огня, соединенного с атакой пехоты, сбили противника. Силы красных во много раз превышали наши, но все же они были сильно расстроены и потому отступали стадом, хотя и не бежали. Вправо 6-я пехотная дивизия не была видна. За нами были кавалерийские части генерала Барбовича, и я надеялся, что наше командование воспользуется моментом и пустит кавалерию в атаку с целью уничтожить такую большую группу красных и не дать ей укрыться за укрепления плацдарма, которые мы же и должны были штурмовать. Однако конной атаки не последовало, красные вошли в основную линию укреплений, а мы остановились по приказу в маленьких хуторах перед ней. Вечером был получен приказ об атаке укреплений у села Любимовка до рассвета 21-го. Мы уже действовали в районе 2-го корпуса, где, полагаю, все приказы исходили от него и где к этому времени и наша ударная группа перешла в подчинение генерала Барбовича. О сопровождении пехоты техникой при штурме указаний не было, а мы не имели даже шанцевого инструмента, чтобы преодолеть отличное проволочное заграждение. О том, что перед нами находятся отличные проволочные заграждения с окопами полной профили, пристрелянные, мы знали от пленных и перебежчиков, но послать свою разведку за неимением у нас времени мы не могли. Настроение у командного состава штурмующих частей было убийственное и, не сговариваясь, командиры 1-го и 2-го Корниловских Ударных полков после неудачной просьбы оказать им поддержку танками отказались от атаки. Это был единственный случай отказа за все время существования Корниловской Ударной дивизии. В ответ на это, помимо отказа в поддержке техникой, было передано: согласно письменному показанию офицера 1-го Корниловского Ударного полка полковника Бояринцева, сам генерал Скоблин собрал всех начальствующих лиц 1-го полка, до командиров рот, включительно, и прочел им приказ генерала Врангеля об атаке Каховки — Любимовки, где говорилось, что атаковать необходимо «хотя бы ценой Корниловской Ударной дивизии».

Мне же, командиру 2-го Корниловского Ударного полка, было при слано письменное приказание такого содержания: «Если полк не атакует, то по приказанию штаба Главнокомандующего командный состав его будет предан военно-полевому суду». Кто отдавал эти приказы, почему они были двух вариантов, — последующие события не дали нам возможности выяснить, но они сделал свое дело, и Корниловские Ударные полки пошли на штурм с одними винтовками в руках. Самым тяжелым для нас было то, что наша главная сила — пулеметы и артиллерия — должны были бездействовать из-за темноты, за исключением бесполезных попыток стрельбы по тылам.

Прямо по дороге на Любимовку был направлен 1-й Корниловский Ударный полк, правее — 2-й полк, а еще правее — 6-я пехотная дивизия известного нам слабого состава, Левее же 1-го полка, как мы после увидели, был только спешенный эскадрон кавалерийской дивизии генерала Барбовича.

Движение ночью по ровной местности и в определенном направлении сначала шло нормально, но потом движение 1-го полка было встречено сильным ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем. Полк сразу понес большие потери: был тяжело ранен тремя пулями в живот временно командующий полком капитан Дашкевич, и полк залег перед проволокой. В командование полком вступил подполковник Челядинов.

2-й полк своим правым флангом подвергся сильнейшему обстрелу из окопов, особо сильно укрепленных и вынесенных вперед, которые должна была атаковать 6-я пехотная дивизия. Поэтому первые два батальона 2-го полка изменили свое направление с северного на восточное и пошли в атаку, подошли к проволоке, и вот здесь-то и сказалось отсутствие техники. Колья, где было можно, вытаскивали, но проволока все же скрепляла полосы заграждений и здесь мы понесли самые большие потери. Два раза бросались Корниловцы в атаку и только на третий раз ворвались в окопы. Красные здесь не выдержали и очистили окопы. Начался рассвет, и мы обнаружили наши ужасные потери и прорыв только на участке 2-го полка, для заполнения которого уже не было свободных батальонов. В это время мне был доставлен из штаба нашей дивизии приказ об отходе. Отдав соответствующее распоряжение, я ездил с ординарцем вдоль окопов с целью разыскать без вести пропавшего командира морского батальона и моего помощника по строевой части полковника Тарасевича, но безрезультатно, — глубокие гряды посеянного здесь картофеля укрывали убитых или тяжело раненых и потому мы спешно убирали кого могли. Здесь же был тяжело ранен и полковник Злотников- командир офицерского батальона.

Противник не стрелял, и только его артиллерия стала усиливать огонь и было заметно, как по окопам на флангах, на прорванном нами участке, зашевелились резервы красных. Чтобы избежать полного нашего уничтожения, пришлось быстро отступать, унося горечь незаслуженного поражения. Противник не воспользовался нашим положением и, подобно

тому, как мы его не атаковали накануне кавалерией при его отходе за проволоку укреплений, так и он теперь дал нам возможность после трудностей ночного боя и потери более 300 человек отойти, разобраться и укрыться под защиту своих пулеметов.

Этот штурм каховских укреплений у села Любимовки выявил два больших недочета со стороны командования: 1) При отсутствии в предыдущих боях у противника кавалерии (было всего 400 шашек при 51-й советской стрелковой дивизии) наша кавалерия ни разу не была использована для организации боев на уничтожение живой силы противника, а подобных случаев для этого было не мало. В результате бывших до Любимовки больших боев противник убедился в нашей малочисленности и если и отступал перед силой нашего огня и жертвенностью войск, то не пал духом, справедливо определяя свою силу в том, что его ни разу не истребили и дали ему возможность своими массами усилить гарнизон укреплений. 2) После того, как мы только загоняли противника в его укрепления, а не истребляли в поле, какие данные могло иметь наше командование для атаки с налета? Оно не могло не знать наших физических и технических возможностей для атаки ночью и, несмотря на протесты двух командиров полков Корниловской Ударной дивизии, подтвердило приказание, сопроводив его угрозой репрессий (кому?), а не смягчающим указанием на создавшееся положение.

В журнале боевых действий 2-го Корниловского Ударного полка сохранилась копия моего рапорта начальнику нашей дивизии от 21 августа 1920 г.

 

Командир 2-го
Корниловского
Ударного полка
21 августа 1920 г.
хутор Сподин.

Начальнику Корниловской Ударной дивизии

Рапорт

В тяжелую пору жестоких боев с сибирскими стрелками, мадьярами и конницей красных, цеплявшимися при своем отступлении за каждый хутор и каждую складку местности, полк бил врага не зная страха, и лихие дела последних боев свидетели тому. Полк быстро таял, но упадка духа не было ни у гг. офицеров, ни у ударников. Из девятисот штыков и пулеметчиков за несколько дней боев осталось около двухсот пятидесяти штыков и ста двадцати пулеметчиков, и на это никто не обращал внимания, — все лихо работали, и полк в бою 20 августа лихим ударом во фланг и тыл противника перед участком 6-й пехотной дивизии погнал его, хотевшего прорваться на Ново-Николаевку. За эти бои полк захватил около 20 пулеметов, 4 орудия и 7 зарядных ящиков. Сотни трупов противника устилали путь полка. В решительный же момент, когда остаткам бойцов, окрыленным неудержимым порывом покончить с наглым противником, нужно было оказать поддержку техническими средствами и хорошей разработкой плана окончательного удара, — этого не оказалось. Артиллерию оставили почти без снарядов, бронеавтомобили ломались на каждом шагу, а танки оставались во 2-м корпусе, который имел задание демонстрировать наступление. В довершение всего эвакуация из дивизионного лазарета в тыл была на наших подводах и отказ приемщикам дивизии дать подводы — лишили полк самого необходимого транспорта, почему при отходе после штурма укрепленной позиции у села Любимовка полк оставил противнику старейших бойцов, так как 2/3 было ранено или убито. О переутомлении непрерывными боями и колоссальными переходами никто и не заикался. При таком состоянии приходилось штурмовать Любимовку. Я, как солдат, хотя и не имею права критиковать действия начальника, но, как командир полка, считаю долгом просить Ваше Превосходительство для пользы дела довести это до сведения высшего командования и в подтверждение мое засвидетельствовать работу полка в период, мною описываемый.
Полковник Левитов.

 

Полковник Бояринцев, офицер 1-го Корниловского Ударного полка, на мою просьбу осветить этот бой в 1963 году, в Париже, так отвечает: «Атаку Любимовки я помню отлично, она была первым этапом для овладения Каховкой. Корпус генерала Витковского не сумел вовремя помешать образованию в Каховке угрожающего нам тет-де пона и его повторные атаки стоили нам дорого, особенно принимая во внимание двух- и трехнедельные бои, которые вела дивизия без перерыва до перехода на Каховское направление. Тактически было правильно брать Каховку после овладения Любимовкой. Но ошибкой была ставка на беспредельность героизма атакующих, вымотанных в предшествовавших боях и очень ослабленных потерями. Мы буквально спали на ходу и засыпали мертвым сном на привалах. Разбудить людей для дальнейшего движения стоило большого труда. Все чувства были так притуплены, что сравнительно равнодушно был принят приказ об атаке сначала Любимовки, а потом Каховки. Помню обстановку, когда Скоблин вызвал в голову походной колонны командный состав и прочел приказ генерала Врангеля: «Каховка должна быть взята хотя бы ценой Корниловской дивизии»... Уходили мы от Любимовки в отчаянном настроении. Но даже и оно не могло побороть желания спать... спать... спать. В себя пришли в Николаевке (под Мелитополем), но пополнение, пришедшее в дивизию не было таким, чтобы возродить настоящее лицо Корниловцев. Все эти «воспоминания» меня так взволновали, что я... кончаю письмо. Полковник Бояринцев».

Помещаю сообщение о том, как переживал штаб нашей дивизии неудачу атаки на Любимовку.

Париж, 1 мая 1967 г. Вчера был первый день праздника Св. Пасхи и, как обычно, Корниловцы ходят друг к другу, чтобы поздравить с праздником, или собираются организованными группами на взаимные поздравления. Так у меня в семье вчера была сестра милосердия 1-го Корниловского Ударного полка Васса Яковлевна Гайдукова, приехавшая из старческого дома. Для нее полк — это ее семья, сама она была в его рядах четыре раза ранена, а две ее сестры пали смертью храбрых в его рядах. Прошло 50 лет с тех пор, как началась гражданская война, а мы все вспоминаем ее победы и поражения. Вспомнила и сестра В. Я. Гайдукова про кошмар боя под Любимовкой около Каховки на Днепре, в Северной Таврии, 21 августа 1920 года по старому стилю, в день ее Ангела. Она перевязывала раненых около штаба нашей дивизий и видела, как помощник начальника дивизии генерал Пешня, в ужасе от результатов этого бея, ходил и все повторял: «А кто же будет отвечать за ужасы этого боя?» Прошло с тех пор 47 лет, а яркость пережитого нами в этом бою жива своей изумительной жертвенностью Корниловских Ударных полков, которые в упорной атаке почти все пали. Ужасы этого заключались не в том, что наши жертвы были так велики, а в том, что командование не вняло доводам начальника нашей дивизии и командиров 1-го и 2-го полков, отказавшихся при таких условиях от атаки, и только после второго приказа они должны были двинуть свои полки на проволоку укреплений Любимовки. Что побудило штаб 2-го корпуса пустить нас в атаку в момент, когда наша главная сила — артиллерия и тяжелые пулеметы — не могли действовать, а ударники едва двигались?! Да, эта операция спасла тогда Армию от разгрома, но, по-нашему, этого можно было добиться и без столь кошмарных жертв, которые были принесены нами в боях под Любимовкой и Каховкой.
Полковник Левитов.

Считаю своим долгом поместить в своих материалах и переживания в бою под Любимовкой тех, кто был непосредственным исполнителем этого жестокого приказа: «Ценой Корниловской Ударной дивизии атаковать, не считаясь с доводами командования дивизии».

«Люксембург, 1964 г. Дорогой Михаил Николаевич! Я обещал вам дать свою заметку — свидетельство, как участник боя и атаки Любимовки в 1920 году. Не берусь судить о том, насколько мне удалась эта работа в смысле ее пригодности как материала для описания боевых действий нашего родного 2-го Корниловского Ударного полка. Исполнил свой долг и написал то, что знал, чувствовал, пережил и чему был свидетелей как чин офицерского батальона 2-го Корниловского Ударного полка. Многое я выпустил, как личные переживания и личные чувства по отношению к тем людям, коим я обязан жизнью, с которыми свела судьба на службе Родине во 2-м Корниловском Ударном полку с начала его формирования. Буду удовлетворен, если я хоть чем-либо малым помог вам в вашей нелегкой задаче по сбору материала, приведению его в порядок и т.д. Вы делаете большое и нужное дело в невероятных условиях, но это наш долг чести на службе Родине. Храни вас Господь!...»

Для того, чтобы яснее представить себе атаку Любимовки, автор письма кратко вспоминает напряженные бои: наш прорыв за Перекоп, в Северную Таврию, разгром двух корпусов Жлобы в 8.000 шашек, где 2-й Корниловский Ударный полк нанес ему первое поражение, и продолжает:

«Большой Токмак... Каждодневные напряженные бои с лучшими красными частями велись почти два месяца. 15 июля 1920 года, в день нашего полкового праздника, — гибель основателя 2-го Корниловского Ударного полка и его командира, полковника Пашкевича. Командование полком принимает его помощник, полковник Левитов. Потери Корниловцев неисчислимы, а свежих сил взять неоткуда. А боевая обстановка такова, что остается только драться до последнего патрона и до последней капли крови».

После описания причин, заставивших наше командование перебросить нашу дивизию для ликвидации прорвавшихся красных от Каховки, он продолжает:

«В половине августа Корниловцы уже атакуют холмы и курганы красных у Верхних и Нижних Серагоз. Красные, отступая, стойко дерутся. В конце концов они прижаты к Днепру. Корниловцы в беспрерывных, бессменных боях понесли колоссальные потери и дошли до предела напряжения всех человеческих сил. Начиная с Перекопа, с 24 мая, вплоть до 21 августа, — это без трех дней три месяца беспрерывных боев, напряжения всех возможных и невозможных человеческих сил, без оглядки назад: везде враг, везде одно и то же: бой, атака, победа или смерть. Притока свежих сил нет, нет передышки, нет и не может быть отдыха. По всей вероятности, необходимость общей боевой обстановки, просто нужда, заставили высшее командование отдать Корниловцам приказ: «во что бы то ни стало взять Любимовку и безостановочно развивать успех»... А Любимовка-то окопана в несколько рядов колючей проволокой. В окопах сидят свежие бойцы, пулеметные гнезда повсюду. Честно спрашивая, что у нас, получивших приказ атаковать, было в тот момент? Порыв, голые руки вымотанных до конца людей с винтовками и те, что на тебе, носимые патроны... Прошло с того времени ровно сорок четыре года, написано много и прочитано не мало и нашей и советской военной литературы. Но все еще не сказано последнее заключительное слово. Его скажет в свое время история, которая будет брать нужное ей беспристрастное суждение из приказов, боевых журналов, описаний, показаний. Так вот еще одно показание, если оно достойно приобщения к архиву Корниловских частей.