31 марта-1 апреля 1918. Серогозы. Калга. Вести с Дона
31-го марта в 7 часов 30 минут выступили из Любимовки. Во 2-й роте, бывшей в охранении и караулах, соседи разобрали подводы. Пришлось собирать новые. С утра пасмурно и холодный ветер с востока, но вскоре небо очистилось, а порой, и солнце пригревало сквозь ветер. Уже тронулись, прошли верст восемь, нагоняют на подводах шесть чехов из пленных и просят их принять в отряд даже без жалования. Они уходят от австро-германцев. Дважды в пути приезжали хуторяне из разных мест просить помощи против банд и оружия, но у нас у самих его уже мало. Богатый район. Кругом преимущественно хутора, а деревни редки. В хуторах каменные дома, прекрасные службы, черепица, чистота — культура. У одного хутора вынесли, между прочим, продавать бублики — таких два года не ел, в пору Филиппову. Местами выносили хлеб, сало, отказывались от денег. Всюду угнетение бандами разбойников невероятное.
Узнал - вчера вахмистр 1-го эскадрона познакомился в Каховке с сестрой поступившего к нам офицера, вдовой офицера. Вечером спьяна женился, а утром даже забыл об этом. Невероятно, но факт.
В пути выяснилось, что колония Вознесенская, где предполагался ночлег, больше не существует, а ближайшая деревня — Торгаевка. Пришлось сделать лишних 9 верст. За день прошли свыше 50 верст, но в общем легко, так как дорога грунтовая, твердая, гладкая, без подъемов. Был ветер, и двигались легко, только лошадям было тяжеловато, так как хутора разбросаны, шли без привалов, напоить их было негде, в Любимовке из-за холодной ночи много лошадей не пило. Верст восемь пехота шла пешком для тренировки, а вся колонна пять раз рысью по 10 минут.
В деревню Торгаевку прибыли в 18 часов 30 минут. Конный отряд раньше. Верстах в девяти от Торгаевки при дороге валялся труп. После оказалось, что в передовом конном отряде один офицер встретил клеврета Алехина, который раньше его разыскивал и приговорил к смерти. С большевиком быстро покончили, а его товарища, не столь виновного, крепко выдрали. Вот судьба — сам наскочил, разыскал свою смерть.
В Торгаевке узнаем, от бежавших из Нижней Серогозы, о бесчинствах там местного отряда красной армии, состоящего из 25 человек. Они взяли 11 тысяч общественных денег, терроризировали население (состоящее более чем из четырех тысяч человек). Очень просили помощи. Послал 20 человек желающих из конницы и пехоты на подводах. Туда же на легковом автомобиле поехал я, с Неводовским, интендантом и проводником-жалобником. Когда выехали уже темнело. Время неудачное, нужно было ночью, но и то уже оказалось излишним, так как о приходе нашем они были предупреждены и поэтому бежали. Гнаться было незачем. Была уже ночь. Просьба местной интеллигенции, преимущественно из лиц эвакуированной Рижской гимназии, помочь самообороне. Выпустил объявление о сдаче оружия, о падении большевистского комитета и о вступлении в силу земства. Заварив кашу, пришлось помогать. Оборона уже сорганизовалась: записалось много гимназистов. Обещал выдать завтра 10 русских винтовок. Был в этот день гимназический праздник. Набились в буфет, где шла организация и запись в оборону. Оригинальный колорит — дамские вечерние платья, мужские форменные, учебные и штатские пиджаки и косоворотки демократов и наши походные формы при оружие, Во 2-м часу ночи все закончили. Выдали в распоряжение директора гимназии оружие и патроны (из сданных), дали советы и уехали. Случайно узнал, что под шумок офицеры самочинно выдрали большевистского председателя комитета шомполами; приказали ему не кричать. Удивительно ловка эта молодежь; впрочем, он того стоит,
Сняли телефонные и телеграфные аппараты и электромагниты, чтобы прекратить связь с Мелитополем. Предварительно наш пионер разговаривал от имени председателя комитета с заместителем начальника мелитопольской банды. Оказывается, что у начальника банды, некоего Гольдштейна, в деревне Веселое, где их около трех сотен, своего рода штаб. В общем, получили известную ориентировку, но ничего очень существенного, боялись расспросами себя выдать.
Отмечаю, когда мы довольно долго задержались в Серогозах — нам прислали еще взвод на подмогу — налажено.
1-го апреля около 9-ти часов приехали из Серогоз за винтовками. Дали им 10 трехлинейных с патронами. Эти раздачи очень тяжелы — у нас самих всего около 150 запасных. Когда колонна ушла, поехал на легковом в Серогозы, проведать, как там самооборона. Оттуда наискосок хорошая дорога на тракт. Всего каких-нибудь верст пять крюка. Сдача оружия продолжалась все время, но вяло, однако с нашими винтовками вооружения почти уже было достаточно. Собрался волостной сход, который должен был дать людей для охраны и наладить порядок. Инертность, трусость и рабство массы поражает... Но есть надежда, что как-нибудь все наладится среди учителей и гимназистов — есть, хотя неопытные, но энергичные люди; помогут местные офицеры и солдаты — все обойдется.
На перекрестке дороги испортили обе перекрещивающиеся телеграфные линии, чтобы помешать большевикам взаимные осведомления. Сегодня опять с одного более близкого хутора (1 верста) прибыли крестьяне с молоком, яйцами, салом, хлебом встречать и приветствовать своих спасителей. Уплату отказались взять наотрез, извинялись, что мало вынесли, предлагали подождать пока принесут еще. Трудно представить себе те мучения и издевательства, которые они перенесли — это был систематический, беспощадный грабеж имущества, продуктов, денег и полное разорение. Сравнительно недалеко от Калги, на одном из хуторов наткнулись на сбор скота для отправки его в Мелитополь — очередная реквизиция. Обоих посланцев мелитопольцев (один еврей, конечно) — отправили для выяснения их виновности, а скот вернули по принадлежности. Счастье было видеть ту великую радость измученных, обездоленных людей; один начал молиться в уголку. И так весь путь отряда: встречается и провожается благословением и восторгом одних, проклятиями и ужасом других, тупым безразличием массы. Хотя, впрочем, не везде: где сильно поработали грабители, там удовлетворение бывало массовым.
Калга, куда прибыл отряд на ночлег, состоятельная, хорошая деревня, домов в 150. Видна зажиточность и, на редкость, не пострадала от бандитов. Пропагандисты-гастролеры не встречали сочувствия. Местный комитет оставался неизменным с первого переворота и что на редкость: председатель — бывший староста, секретарь — также бывший сельский писарь. Почти идиллия. Народ, в общем, так напуган всякими появлениями вооруженных, что и здесь часть поскрывалась, особенно женщины, пока им не разъяснили, что мы не враги. В Калгу опять прибыли из хуторов с мольбою о помощи — послали экспедиции, но только на одном фольварке, что у почтовой станции Калга, удалось арестовать несколько для разбора их вины, а трех, выскочивших с оружием, тут же на месте ликвидировать. Из остальных мест вся эта рвань поразбежалась и пока что никого не удалось захватить.
Вот вопрос: куда завтра идти? Опрос надежных людей выяснил, что из Мелитополя все разъезжаются, преимущественно на юг, что между станцией Федоровкой и следующей на север идут на Мелитополь «украинцы» (?) или большевики, мечущиеся, не зная куда. Кажется, собираются дать отпор. Из Веселого тоже бегут. Нас меньше всего ждут южнее Мелитополя, вот туда и надо идти. Опять же мы отрешаем их отход, испортив дорогу. До Мелитополя в один день все равно трудно, даже пройдя 53 версты, придти к вечеру. Нас ждут по тракту. Решил идти через колонию Ейгенфельд на Акимовку (тоже осиное гнездо), ликвидировать там большевиков (крюк очень маленький), а 3-го апреля раненько на Мелитополь, чтобы туда попасть первым (там много бензина). Есть ли там большевики — трудно сказать — слухи они распускают, что собираются драться, о своих силах «пужают» а как бегут — не догонишь; полная растерянность. Всех встречных и поперечных зазывают к себе, грозят, что мы всех вообще едущих и идущих расстреливаем. Есть болваны верящие, сами потом сознавались. Такие времена, такое бесправие и торжество силы. На Веселую же гораздо больший крюк, к Мелитополю могли бы опоздать.
(Примечание. Полковник Дроздовский, наметивший путь своего отряда на Мелитополь, обходным движением зашел с юга и перерезал железную дорогу у ст. Акимовка, отрезав, таким образом, мелитопольскую группу большевиков от крымской группы.)
День тяжелого удара — возвращение Кудрящева, посланного для связи с генералом Корниловым (его приключения, арест в Лепетихе, угроза крестьян расстрелять за большевизм) и вести с Дона; Корнилов в районе Кавказская — Петровск (на Каспии), измена молодых казаков, поражения, расстрелы офицеров. Может быть и преувеличено, но суть — едва ли. Эти показания дали два офицера, один из отряда, защищавшего Новочеркасск. Движение японцев; подход поляков к Воронежу. Бологовский поехал дальше. Маяком ему будут служить Симферополь и Ростов. Принципиальное решение — сохранить отряд до лучших времен. Что же делать непосредственно — обдумаем, а пока же в районе Мелитополя немного задержаться. Надежда на помощь союзников, на помощь японцев больше, но какою ценой. Катастрофа Корнилова и Алексеева — это национальное несчастье. Мое переживание — пройдя уже более половины пути, потерять точку стремления! И все же бороться до конца…