1920

Год неравной борьбы Вооруженных Сил Юга России с диктатурой интернационального пролетариата.

1 января ст. ст. 3-й Корниловский Ударный полк был сменен запасным Корниловским полком (почему-то иногда называемым 4-м Корниловским Ударным).

1-5 января ст. ст. За это время 2-й Корниловский Ударный полк был сменен юнкерами, отошел в юго-восточную часть Батайска и в этом направлении нес сторожевое охранение. Батайск красные все время обстреливали из Ростова, ежедневно выбрасывая тысячи снарядов. И у нас артиллерия была довольно сильна и отвечала тем же.

3 января ст. ст. 3-й Корниловский Ударный полк погрузился в эшелон и выехал в станицу Тимошевскую на пополнение. Таким образом на фронте Батайск — Койсуг остались 1-й и 2-й Корниловские Ударные полки со своим запасным полком, составленным почти исключительно из шахтеров Донецкого бассейна.

6 января ст. ст. Батайск обороняют: юго-восточную часть — 2-й Корниловский Ударный полк; северную часть, до железной дороги, исключительно. — 1-й Корниловский Ударный полк; северную и северо-западную часть от железной дороги, включительно, и до Койсуга, исключительно, — юнкера; Койсуг — запасный полк дивизии.

Красные сегодня особенно усердно обстреливали Батайск и пытаются наступать. К вечеру все их попытки к наступлению отбиты.

6 января 3-й Корниловский Ударный полк прибыл в станицу Тимошевскую, где и пробыл до 14 февраля.

Наступил период решительного перехода красной армии в наступление, а потому необходимо возможно подробней установить соотношение сил обеих сторон и роль Корниловской Ударной дивизии в этих боях. Для приблизительного определения соотношения сил необходимо вспомнить организацию обеих армий для избежания фантастического и постоянного преувеличения большевиками наших сил. Красные армии не имели корпусов, а составлялись из дивизий, число которых в армии было не менее трех и более, в зависимости от задания армии. Дивизии имели по три бригады, бригады — по три полка. При дивизии по штату должно быть 15 батарей и, что для нас было очень важно, дивизии имели каждая свой кавалерийский полк.

Состав 1-й конной армии Буденного

На Донецкий бассейн 1-я конная армия Буденного наступала в составе:

При переходе за Дон ей были приданы на усиление: 12-я стрелковая дивизия 3-й армии и 9-я стрелковая дивизия 13-й армии, автоотряд Свердлова — 15 машин с пулеметами и Авиотряд — 12 самолетов. Кроме того — четыре бронепоезда: «Красный кавалерист», «Коммунар», «Смерть директории» и «Рабочий».

Полки 1-й конной армии имели по пяти эскадронов, плюс разведывательный эскадрон из лучших бойцов. На эскадрон — 4 пулемета, в полку отдельная пулеметная команда. На кавалерийскую бригаду одна 4-орудийная батарея. При кавалерийской дивизии артиллерийский дивизион из четырех батарей 4-орудийного состава.

1-я конная армия Буденного всегда отличалась силой своего огня, особенно пулеметного, на тачанках. Если она и несла большие потери при наступлении, то она хорошо и пополнялась, мобилизуя поголовно все население, начиная от своих партизан и до наших пленных, включительно, которые умудрялись, до нашего переезда в Крым, снова перебегать к нам. Но самым главным для успеха красной армии был превосходно поставленный ее звероподобный аппарат ЧЕКА или ГПУ при строевых частях и в тылу, чего у нас совершенно не было, а к тому же и сознание армейской массы в ее численном превосходстве над нами. Психология толпы всюду одинакова — она подчиняется силе.

Что же из себя представляли «Силы Юга РОССИИ»? Раздираемые самостийными течениями в тылу, тормозившими действия фронта, они в боях Воронеж — Орел потеряли веру в успех. Если и дрались мужественно, то по инерции, наперед зная, что смерть лучше рабства в лапах красного интернационала.

Не отступая от поставленной мной задачи сбора материалов для истории Корниловского Ударного полка, я и здесь приведу только состав Корниловской Ударной дивизии в данный момент. По данным книги «Корниловский Ударный полк», стр. 157, в трех полках дивизии было 415 офицеров и 1.663 солдата. С уходом 3-го Корниловского Ударного полка на формирование и приходом «запасного полка дивизии» под командой поручика Дашкевича это число повысилось приблизительно до 2.500 человек. К этому нужно прибавить около ста пулеметов с девятью батареями. Бременами к Батайску подходили два бронепоезда. Участок фронта Корниловской Ударной дивизии — от с. Кулешовка, исключительно, где начинался участок Дроздовской стрелковой дивизии, и до Батайска, включительно. С этого времени Добровольческий корпус генерала Кутепова вошел в подчинение Донской Армии.

Переход красной армии в наступление

Согласно приказу Шорина 1-я конная армия Буденного с приданными ей стрелковыми дивизиями переходит в наступление. В книге Буденного «Мой пройденный путь» он так говорит об этом: «3/16 января был отдан боевой приказ 1-й конкой армии на форсирование Дона и занятие Батайского плацдарма. Однако, начав 17 января н. ст. наступление, конная армия (6-я кавалерийская дивизия) даже в пешем строю не смогла развернуться в Батайских болотах, не смогла использовать ни артиллерии, ни пулеметов. В одну из атак в направлении на Батайск Ворошилов попал под сильный артиллерийский огонь противника. Целая очередь снарядов, обрушившаяся на атакующих, проломила лед, и Климент Ефремович вместе с лошадью (?) оказался в воде, Бойцы под градом пуль помогли Ворошилову выбраться из воды и спасли лошадь. Не имея успеха, конная армия к ночи отошла в исходное положение».

Журнал боевых действий 2-го Корниловского Ударного полка за это число отмечает только усиление артиллерийского огня под Батайском и попытки красных наступать, которые были отбиты артиллерийским и пулеметным огнем.

5/18 января 1920 г. В той же книге Буденный пишет: «С утра 18-го части конармии снова форсировали Дон и пошли в наступление. В направлении на Батайск наступали 12-я стрелковая дивизия из Ростова и 6-я кавалерийская дивизия (а по нашим данным, на Батайск из ст. Гниловской наступала еще и 9-я стрелковая дивизия). Они весь день, при активной поддержке бронепоездов, вели тяжелые бои, но успеха не имели. По Нахичеванской переправе перешли 4-я и 11-я кавалерийские дивизии. Совместными действиями, при поддержке правофланговой 16-й стрелковой дивизии 8-й армии, они в упорном бою выбили противника из станицы Ольгинской и преследовали его до темноты в направлении станицы Хомутовской»,

Сам противник здесь утверждает, что под Батайском 12-я стрелковая дивизия с 6-й кавалерийской дивизией (а по нашим данным и с 9-й стрелковой дивизией, из станицы Гниловской), несмотря на активную поддержку бронепоездов, были отбиты Корниловцами. Но в этом бою и Корниловцы понесли большие потери: пострадал наш необученный молодой «запасный полк дивизии», и был дважды ранен командир 1-го полка полковник Гордеенко. Во временное командование полком вступил штабс-капитан Челядинов, который в свою очередь был ранен, и на его место вступил поручик Дашкевич, а «запасный полк» принял штабс-капитан Филипский.

6/19 января. Из книги советского полковника Агуреева, стр. 173: «19 января, перегруппировав свои силы, конная армия и 16-я стрелковая дивизия перешли в наступление, стремясь овладеть Батайском, хутором Злодейским и Хомутовской. К этому времени к Батайску и хутору Злодейскому подошла конница противника и на всем фронте, от Батайска до Хомутовской развернулись ожесточенные бои. Имея сильное превосходство в живой силе (?!) И особенно в технике, деникинцы стали теснить наши части к Дону. Сдерживая натиск белогвардейцев, советская конница и пехота с боями отступали на север, удерживая подступы к Нахичеванской переправе и Ольгинскую. Понеся большие потери и не добившись решающего успеха, противник был вынужден отойти на рубеж Батайск — хутор Злодейский — Хомутовская, оставив часть сил 3-го Донского корпуса в районе Ольгинской.

О том же из книги Буденного, стр. 389: «С рассветом 619 января 4-я и 11-я кавалерийские дивизии перешли в энергичное наступление, имея задачей выйти на линию Кагальницкая, Азов, Кулешовка, Койсуг, Батайск, хутор Злодейский. 6-я кавалерийская дивизия использовалась для развития успеха 4-й и 11-й кавалерийских дивизий. Однако противник, заняв выгодные позиции у Батайска и сосредоточив крупные силы конницы, артиллерии и пулеметов, при активной поддержке бронепоездов сковал наши части сильным огнем и сорвал наступление. На ночь дивизии отошли: 4-я кавалерийская дивизия в Нахичевань, 6-я и 11-я в Ольгинскую, куда к вечеру подошла и 16-я стрелковая дивизия 8-й армии. Всю ночь противник штурмовал Ольгинскую, стремясь выбить из станицы наши части».

ОПИСАНИЕ БОЯ 6/19 ЯНВАРЯ 1920 Г. ПО ЖУРНАЛУ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ 2-го КОРНИЛОВСКОГО УДАРНОГО ПОЛКА

(На участке Добровольческого корпуса генерала Кутепова)

6/19 января еще до рассвета казачьи разъезды обнаружили большое движение через Нахичеванскую и Аксайскую переправы. Действительно, красные с рассветом повели наступление кавалерией от станицы Ольгинской на хутор Злодейский, в обход Батайска. К этому времени 2-й Корниловский Ударный полк закончил смену 1-го Корниловского Ударного полка, который был отведен в направлении на хутор Злодейский для содействия кавалерии. К станице Хомутовской, как тогда передавали, противник шел беспрепятственно, а от хутора Злодейского ему навстречу выступил Терский конный корпус генерала Топоркова и к этому же времени, часам к 12, стала подтягиваться по линии железной дороги к южной части Батайска и кавалерийская бригада генерала Барбовича. Передовые части генерала Топоркова были сначала отброшены красными, и вся масса кавалерии Будённого пошла за ними на хутор Злодейский. Но в это время части генерала Топоркова сами перешли в наступление почти одновременно с генералом Барбовичем и при поддержке бронепоездов и 1-го Корниловского Ударного полка нанесли удар кавалерии Буденного от южной части Батайска в восточном и северо-восточном направлениях. Все поле боя хорошо наблюдалось с правого фланга 2-го Корниловского Ударного полка, так как представляло из себя сплошную равнину, покрытую неглубоким снегом, с камышами до Дона и небольшими возвышенностями к хутору Злодейскому. К этому времени и пехота красных перешла в наступление 12-й стрелковой дивизией с севера на Батайск и на Койсуг, но была отбита запасным полком дивизии и батальоном 2-го полка. Остальные батальоны 2-го Корниловского Ударного полка согласно приказу перешли сами около 14 часов в наступление прямо на восток, вдоль Дона, которое отличалось особой красотой. Все громадное поле от железной дороги у Батайска и до станицы Ольгинской было покрыто массой кавалерии и только у Батайска — пехотой. Артиллерии разных калибров и пулеметов с обеих сторон было достаточно, и от их работы все гудело и клокотало. Со стороны красных, как тогда определяли, было не менее 15 тысяч шашек (4-я, 6-я и 11-я кавалерийские дивизии) и 12-я, 9-я и 16-я стрелковые дивизии. С нашей же стороны — конница генерала Топоркова. Сводный Кубанско-Терский корпус, не более 1.500 шашек, кавалерийская бригада генерала Барбовича в 1.000 сабель и Корниловская Ударная дивизия в составе 1-го, 2-го и запасного полков численностью в 1.600 штыков на фронте хутор Злодейский, исключительно, Батайск и Койсуг. Было немного юнкеров. Со стороны ст. Егорлыцкой действовал 4-й Донской корпус генерала Мамонтова, который в это время опасно заболел, и корпусом командовал генерал Павлов. Этот участок Донской Армии с нашего участка не наблюдался, а потому мы о его действиях знаем по их данным.

Начало нашей атаки было до того энергично, такое громкое «ура» катилось отовсюду, что бой несмотря на явное превосходство сил противника и подавленное состояние наших войск обещал нам успех. Было видно, как наша конница почти сплошной шеренгой атаковала красных, сбивала их и стойко шла под губительным огнем пулеметов. С наступлением сумерек красные были разбиты и отброшены на нашем участке за Дон, откуда через наши головы их артиллерия из Ростова осыпала все поле боя снарядами. 2-й Корниловский Ударный полк ударом вдоль Дона, от Батайска на Нахичевань, добивал в полутьме бегущие части прославленной 1-й конной армии Буденного. На плечах бегущих легко можно было бы ворваться в Ростов и Нахичевань, но это не входило в нашу задачу и нам было приказано отойти на старые позиции. Потери нашей пехоты были невелики, но конница, особенно терцы, понесли большие потери. Был ранен и сам генерал Топорков.

Успех кавалерии генерала Барбовича и конницы генерала Топоркова пожинал 2-й Корниловский Ударный полк, своим ударом вдоль Дона отрезая путь бегущим к Ростову красным, забирая брошенные орудия и пулеметы. Такое количество фактически подобранного оружия — всего полком было взято 15 орудий и несколько десятков пулеметов — было возможно взять, помимо доблести нашей кавалерии и казачьей конницы, еще и потому, что луга были все же плохо проходимы для конницы, а тем более для артиллерии,

7/20 января. В журнале боевых действий 2-го Корниловского Ударного полка за это число отмечено, что ст. Ольгинская была взята Донской Армией.

8/21 января. На фронте Корниловской Ударной дивизии все атаки 9-й и 12-й стрелковых дивизий были отбиты,

8/21 января по книге Буденного: «Жестокие бои разыгрались 21 января. На правом фланге была брошена в бой 9-я стрелковая дивизия, находившаяся ранее в армейском резерве. Полки этой дивизии, действуя юго-западнее Ростова, весь день штурмовали хутора Обухова и Усть-Койсуг. В центре перешла в наступление 12-я стрелковая дивизия. 3-я бригада этой дивизии несмотря на ураганный пулеметный и артиллерийский огонь противника и зыбучие болота переправилась через реку Койсуг в двух верстах от Батайска. Однако вследствие неуспешных действий других частей дивизии и под давлением во много раз превосходящих сил противника бригада отошла».

За этот же день две бригады 4-й кавалерийской дивизии и вся 6-я кавалерийская дивизия Буденного совместно с 31-й и 40-й стрелковыми дивизиями атаковали Ольгинскую, участок Донской Армии, и взяли ее, но контратакой были отброшены за Дон.

Описание этого же дня советским полковником Агуреевым: «Под­тянув свежие силы, 21 января н. ст. конная и 8-я армии вновь перешли в наступление. В бой были введены 4-я, 6-я и 11-я кавалерийские дивизии и пять стрелковых дивизий (из них 9-я и 12-я, находившиеся в подчи­нении конной армии, 31-я и 40-я дивизии 8-й армии и 21-я — 9-й армии). От устья Дона до ст. Манычской шли ожесточенные бои. 9-я и 12-я стрел­ковые дивизии, наступая от устья Дона до Батайска, встретили упорное сопротивление Дроздовской, Корниловской и Алексеевской (один только полк) дивизий «Добровольческого корпуса» и, не добившись успеха, к вечеру отошли на исходные рубежи» (9-я и 12-я стрелковые дивизии име­ли 18 стрелковых полков и два кавалерийских полка при дивизиях, а на­ши дивизии имели максимально 7 полков малого состава. Остальные же части красной армии действовали на участке Донской Армии и, тоже не имея успеха, были отброшены за Дон).

9-10/22-23 января. На фронте спокойно. Красное командование ре­шило, по-видимому, оставить нас в покое и придумывало нанести удар где-то в другом месте.

Итак, приказ командующего Юго-Западным фронтом Шорина, отдан­ный 3/16 января 1920 г. 1-й конной армии Буденного с приданными ей стрелковыми дивизиями к 9 января ст. ст. полностью провалился. По этому поводу между командующим фронтом Шориным и командующим 1-й конной армией Буденным произошло бурное объяснение, откуда мы можем частично узнать о причинах неудачи и о потерях 1-ой конной армии Буденного. Сначала приведу материалы из книги Буденного «Мой пройденный путь»:

Стр. 385: Излагаются раздоры между командующим 8-й армией и 1-й конной по вопросу, что последняя не должна была брать Ростова и На­хичевани, так как этот участок был отведен 3-й армии, и это дошло до командующего Юго-Западным фронтом Шорина в неприятном освещении для 1-й конной армии.

Стр. 388: Ревсовет 1-й конной протестовал против того, что Шорин посылает армию для удара в лоб на укрепившегося противника и где она попадает в болотистую местность. Попытавшись наступать, не могли вы­тянуть с собой ни одной пушки, ни одной пулеметной тачанки (?!). Кон­ная армия лишилась своего главного качества — подвижности и маневра. Несмотря на очевидную нецелесообразность наступления на Батайск, мы вынуждены были выполнять директивы Шорина.

Стр. 389: Не имея успеха 17 января н. ст. Буденный просит Шорина отменить директиву о наступлении на Батайск. Шорин отказался, но обе­щал дать указания о наступлении правофланговых дивизий 8-й армии.

Стр. 391-392: Убедившись в бесполезности лобовых атак на Батайск и Ольгинскую, Буденный просит Шорина отменить атаку Батайска со сто­роны Ростова. Однако Шорин отклонил эту просьбу и заявил, что конная армия утопила свою боевую славу в ростовских винных подвалах. Это не­слыханное оскорбление, брошенное Шориным по адресу героических бой­цов конармии, возмутило нас до глубины души. Мы заявили, что конар­мия тонет и гибнет в Батайских болотах по вине командования фронтом и что до тех пор пока он, Шорин, не приедет в Ростов, посылать армию в бесцельное наступление не будем.

Стр. 392 и 393: После этого Буденный адресуется по линии полити­ческой, к Сталину, с обвинениями Шорина и с предложением оборону Ростова и Нахичевани возложить на 8-ю армию, а 1-ю конную перебро­сить в район станицы Константиновской, где легко переправиться и на­ступать на юго-запад

Стр. 393-394: Приезжал в 1-ю конную армию сам Шорин, смотрел части и заявил, что порядок использования армий он находит правильным и будет придерживаться этого порядка и в дальнейшем. Конная армия должна взять Батайск. На этом разговор Шорина с Буденным закончился. В тот же день командование конармии обратилось с телеграммой к Ле­нину, Сталину и Троцкому. На следующий день главком приказал ко­мандующему Кавказским фронтом «отменить лобовые атаки на фронте 8-й и конармий». Таким образом по политической линии Буденный имел успех и Шорин был смещен.

Стр. 403: В разговоре со Сталиным по телеграфу Ворошилов сказал: «Мы все несказанно рады, что Шорин смещен. Если приедете в Ростов, то на месте убедитесь, что простого смещения, да еще с повышением для него, недостаточно. Мы все считаем его преступником. Его неуменьем или злой волей загублено более 40% лучших бойцов, комсостава и комис­саров и до 4.000 лошадей. Одна и самая важная просьба, не терпящая ни одного дня отлагательства: для сохранения состава конармии наста­ивайте (?) на немедленном откомандировании в наше распоряжение 9-й стрелковой дивизии. Наше поражение является следствием отсутствия при­крытия пехотными частями флангов и закрепления достигнутых рубежей. Вторая просьба: укажите на крайнюю необходимость срочного пополне­ния конармии».

Полным же признанием колоссальных потерь 1-й конной армии слу­жит содержание письма самого Буденного Ленину.

Стр. 398: «Станица Богаевская на р. Дон, 1 февраля н. ст. 1920 г. Глубокоуважаемый вождь, Владимир Ильич! Простите меня за то, что я обращаюсь к вам с этим письмом. Я очень хочу вас лично видеть и пре­клониться перед вами как перед великим вождем всех бедных крестьян и рабочих, но дело фронта и банды Деникина мешают мне сделать это. Я должен сообщить вам, товарищ Ленин, что конная армия переживает тяжелое время. Еще никогда мою конницу не били так, как били теперь белые. А били ее потому, что командующий фронтом поставил конную армию в такие условия, что она может погибнуть совсем. Мне стыдно вам это говорить, но я люблю конную армию и т. д...». Далее идут обви­нения Шорина во всех смертных грехах.

Теперь постараемся с нашей, Корниловской точки зрения взвесить и разобрать причины временного успеха Вооруженных Сил Юга России в трагических для нас условиях отхода от Орла на 700 верст и отката за Дон с оставлением в Ростове и Новочеркасске больших запасов вооружения и снабжения.

Первым и основным положительным фактором наших успехов явился моральный подъем в казачьих частях перед лицом совершившейся трагедии нашего поражения усилиями и руками главным образом самостийных течений, почти уничтоживших единство командования. Донские части были настолько потрясены этим, что когда-то славный 4-й корпус генерала Мамонтова, оставивший свою столицу без боя, теперь позволил генералу Сидорину почистить его обозы, в результате чего было поставлено в строй около 4.000 человек. Добровольческий корпус генерала Кутепова был численно слаб, но ему для бодрости нужен был отдых, который он и получил, пока красные громили в качестве победителей Ростов, Нахичевань и Новочеркасск,

Напрасно красные считают, что условия местности им препятствовали. Они были почти одинаковы для обеих сторон. С высот Ростова и Нахичевани красные своим артиллерийским огнем отлично прикрывали свои переправы туда и обратно, а равнина от Дона до линии на нашей стороне станица Ольгинская — хутор Злодейский и Батайск была одинаково малоприятна и нам, так как в первую очередь не имела укрытий от огня. Да, высоты у нас на линии ст. Ольгинская — хутор Злодейский частично скрывали переброску наших резервов, но их нельзя и сравнивать с высотами правого берега Дона, представлявшими собой настоящую крепость, тогда как наши были лишь слегка холмистой местностью. Напрасно и преувеличение нашей численности и вооружения. Все это было тогда и теперь известно и служит красным плохим прикрытием их средневековых методов подчинения народов Российской Империи своей интернациональной диктатуре.

Не вдаваясь в тонкости оценки соотношения сил, тогда нам казалось, что защищать Родину обязывает нас наш долг, а потому мы и дрались до конца по завету нашего Вождя и Шефа полка Генерала Корнилова, пока наши руки могли держать оружие. У вас же, товарищи буденные, было другое: безумство пропаганды неосуществимого, небывалое, зверское ЧЕКА и неограниченная власть иностранным полкам, которые создали неограниченные же ресурсы и, это никогда не надо забывать, что вы нас всегда давили своей массой. И теперь, несмотря на наш временный успех, мы сознавали, что вы раздавите нас, но в полном сознании правоты своего дела несли свои жизни на алтарь нашей Родины. Этим были заражены даже ваши прославленные пролетарии — шахтеры Донецкого бассейна, из которых был составлен «запасный полк Корниловской Ударной дивизии» и которые доблестно дрались с вами за национальную РОССИЮ под Батайском и до Новороссийска. Вечная и славная память этим доблестным героям за их хотя и кратковременный, но патриотический порыв, к тому же проявленный в условиях безнадежности успеха.

Освещение обстановки дает четкое представление о том, какую блестящую роль играли Корниловцы в этих боях при обороне Батайска и Койсуга. И в уменьшенном составе двух полков, при поддержке своего запасного полка из шахтеров, бодрые духом, они нанесли противнику колоссальный урон и были достойны предоставленного им отдыха в резерве.

11 января ст. ст. 1920 г. Смена Корниловской Ударной дивизии Алексеевцами и переход в резерв 1-го армейского корпуса Добровольческой Армии в Каял. 2-му полку была отведена Задонская слобода при станции Каял. Здесь части разобрались и приободрились, приступили к строевым занятиям и тактическим учениям. За это время известия о победе донцов на р. Маныч породили даже надежды на новое наступление. Екатеринодар же со своим правительством навевал совершенно противоположное настроение.

31 января. Приезд генерала Деникина. Полки радостно встретили своего старого соратника и Главнокомандующего. Его речь встряхнула многих и заставила смотреть на все происходящее более разумно.

1 февраля. Приготовления к выступлению в поход.

2 февраля. Выступление на Койсуг. До Батайска полки доехали в эшелонах и с рассветом пошли походным порядком на Койсуг. Стоял сильный мороз, и все передвижения были скованы им.

3 и 5 февраля. На фронте Корниловской Ударной дивизии Батайск-станица Елисаветовская все атаки красных отбиты. Отдых заметно поднял настроение, и бои ведутся дружно.

6 февраля. Добровольческий корпус генерала Кутепова переходит в наступление. Получен приказ Корниловской Ударной дивизии наступать на г. Ростов через ст. Гниловскую, которую предположено взять ночной атакой. В авангарде 1-й Корниловский Ударный полк, за ним — 2-й Корниловский Ударный полк, правее — запасный Корниловский полк и 1-й Марковский пехотный полк. Уступом за левым флангом 2-го Корниловского Ударного полка, «ящиками», — кавалерия генерала Барбовича. В 24 часа движение частей началось. Стоял сильный мороз, который с трудом переносили только хорошо одетые, а остальные согревались движением. Движение происходило по ровной, болотистой местности, местами заросшей камышом. Пехотные полки шли в колоннах по-батальонно, а кавалерия — «ящиками». Морозный туман окутывал собой все это величественное движение компактной массы войск.

7 февраля. Перед станицей Гниловской Корниловцы перешли Дон и подошли к высокому, обрывистому берегу. Стали на него взбираться, лошади скользили, падали, в темноте круча казалась бесконечной. Капитан Ширковский со своим батальоном взял стоявший бронепоезд, а остальные батальоны 1-го Корниловского Ударного полка забрали в плен Бахчисарайский полк имени Ленина со всеми его орудиями и пулеметами. 2-й полк стал в резерве дивизии в станице, а запасный Корниловский полк с 1-м Марковским были направлены на Темерник, — пригород Ростова. Красные перешли в наступление от Таганрога. Конница же красных, не предполагавшая, что мы так быстро заняли станицу, подошла к ней в колоннах и была в упор расстреляна нашими резервами. Бронепоезда красных в это время шли оттуда же в сопровождении пехоты с целью выхода нам в тыл. Противник и здесь был подпущен вплотную и отбит огнем.

Продвижение 1-го Марковского и запасного Корниловского полков встретило упорное сопротивление со стороны Темерника. На участке Корниловцев взвод Марковской батареи прямой наводкой стрелял по батарее красных, которая и была взята. Но несмотря на это наша атака дальше вокзала не продвинулась.

Кавалерия генерала Барбовича ушла на север.

На следующий день 1-му и 2-му Корниловским Ударным полкам приказано взять Ростов и Нахичевань.

8 февраля. К утру наши части удерживали Темерник, а красные были по ту сторону железной дороги, в улицах Ростова, выставив всюду пулеметы. С начала наступления наша артиллерия от темерницкой церкви открыла по позиции противника ураганный огонь и посбивала почти все пулеметы. Полки перешли в атаку, красные были отброшены и стали отходить, прикрываясь пулеметами. Правофланговому 2-му Корниловскому Ударному полку был дан участок от Дона, включительно, до Садовой улицы, исключительно, а в Нахичевани — Соборная улица, включительно. Левофланговому 1-му Корниловскому Ударному полку — от Садовой до окраины города, включительно, и так следовать на Нахичевань, до ее восточной окраины. Местами противник оказывал упорное сопротивление, но всюду мы его успешно сбивали. С наступлением темноты полки прошли г. Нахичевань, а к 23 часам были разведены по квартирам, выставив сторожевое охранение на восток и на север. Движения донских частей со стороны ст. Аксайской так и не было до окончания операции. 3-я советская армия была разбита, трофеями одних только Корниловцев были 13 орудий, 74 пулемета, три бронепоезда и до тысячи пленных. Помимо этого, кавалерией генерала Барбовича им было сдано до 800 пленных.

Запасный Корниловский полк понес большие потери в первый день наступления, — 200 человек убитыми и ранеными. 2-й Корниловский Ударный полк потерял 60 человек, 1-й Корниловский Ударный полк — до ста человек. Был ранен временно командующий полком капитан Дашкевич, и в командование полком вступил штабс-капитан Ширковский. Потери 1-го Марковского полка были до ста человек (см. том 2-й их книги «В боях и походах за Россию»).

Здесь уместно привести мнение командира эскадрона лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка ротмистра Е. Оношкович-Янына, изложенное им в журнале «Военная Быль» № 78, за март 1966 г. В великолепной статье «Взятие Ростова 7 и 8 февраля 1920 года» он описывает тот же бой только с виденного им на его участке и из этого делает заключение, что «вся тяжесть боя легла на кавалерийскую бригаду генерала Барбовича, точнее — на один Сводно-гвардейский полк, состав которого по данным автора был в 240 шашек с двумя пулеметами в его эскадроне (должно быть и во втором эскадроне было столько же)». Или: «Действия Сводно-гвардейского полка остались неизвестными, а они были решающими, так как полк прошел по тылам противника (только атакой сбил его цепь), окончательно его деморализовав и уничтожив его боеспособность» (?!)

В своих материалах для истории Корниловского Ударного полка я с самого начала предупредил читателя, что буду освещать действия Корниловцев в их узких рамках с целью избежать упрека от суждений о действиях других частей. Но в данном случае я в большой переписке с ротмистром Е. Оношкович-Яцына хотел доказать беспристрастность записей в наших полковых журналах, на основании которых я описываю этот бой. Да, действия кавалерийской бригады генерала Барбовича в этом бою были блестящими. По их данным, на их участке им сдались два бронепоезда, — по виду они были вооруженными вспомогателями. И в дальнейшем кавалерийская бригада действовала, как мной приведено выше в описании этого боя. Если сравнить численный состав кавалерийской бригады генерала Барбовича с четырьмя пехотными полками, прибавив к ним Корниловскую артиллерийскую бригаду, Марковскую батарею при 1-м Марковском пехотном полку, более ста пулеметов только в трех Корниловских полках, Корниловский конный дивизион и по эскадрону в каждом полку, захват станции и станицы Гниловской с бронепоездом и пленение полка пехоты в полном составе, со всеми его пулеметами и артиллерией, и учтя наши потери убитыми и ранеными, то… все это будет далеко от утверждения того, что «вся тяжесть боя» легла на один кавалерийский полк с четырьмя пулеметами.

Надеюсь, что беспристрастный читатель примет во внимание все вышеизложенное мной и, отдав должное действиям кавалерийской бригады генерала Барбовича, не забудет и о действиях четырех полков пехоты и их огневой силы. Большая переписка с ротмистром Е. Оношкович-Яцына с приложением письма его однополчанина, ротмистра Раух, хранится у меня в материалах. Полковник Левитов.

9 февраля. 3 февраля, когда 8-я советская армия потерпела полный разгром, было днем больших надежд на продолжение нашего наступления, но судьба была к нам безжалостна, она как будто шутила над нами, скрыв от нас то, что происходило за нашим правым флангом, где наступала 1-я конная армия Буденного. День 9-го начался поступлением все еще радостных известий: были подсчитаны большие трофеи, с рассветом сторожевое охранение 2-го Корниловского Ударного полка неожиданно обнаружило на своем участке большое количество брошенных пулеметов, винтовок и патронов, по-видимому под действием нашего губительного пулеметного огня в момент уже ночного боя за восточной окраиной Нахичевани. Я, по должности помощника командира 2-го Корниловского Ударного полка, обследовал свой участок и попутно был свидетелем сбора брошенного. Лошадей живых не было, на них, надо полагать, удрали ездовые; много повозок стояло груженных патронами и пулеметными лентами, было даже несколько ящиков с новыми винтовками. Совесть не позволяла лишить ударников возможности отдохнуть после двухдневного боя при таком морозе, а потому сбором брошенного занимались немногие, и все же к вечеру было доставлено в полк 11 исправных пулеметов и десятка три повозок, груженных пулеметами, большим количеством пулеметных лент, ящиков с новыми винтовками и другим ценным добром. Таким образом, в узких рамках нашего боевого участка все было настроено победно, и под впечатлением этого я отправился с вечерним докладом к командиру полка полковнику Пашкевичу. Здесь-то я одним из первых узнал о всех превратностях нашей жестокой судьбы. В ответ на мой радостный доклад я получил приказание: «Завтра рано утром дивизия оставляет Ростов. Полку кратчайшим путем переходить на другой берег Дона и двигаться на Батайск». Удивлению моему не было границ, я не знал еще о действиях 1-й конной армии Буденного и потому наивно спросил: «Почему же отступаем?». Командир опустил голову и нервно шагал по комнате. Я не утерпел и вторично задал ему тот же вопрос Обычно исключительно тактичный в обращении со мной, — но на этот раз и успехи дня не спасают меня, — командир остановился и порывисто выпалил: «Вас не спросили!» Я поворачиваюсь и с тяжелой думой ухожу.

10 февраля. Из Нахичевани через Ростов, по Садовой и Таганрогскому проспекту, 2-й Корниловский Ударный полк к 4 часам переправился через Дон и в составе дивизии берет направление через Батайск на Койсуг. Жители Ростова были поражены нашим отступлением без боя, и некоторые из них бежали вместе с нами. В Ростове выяснилось, что большевики сожгли один наш госпиталь с нашими больными и ранеными. В Койсуге полки стали по своим квартирам и заняли свои позиции.

11, 12 и 13 февраля — Койсуг.

14 февраля. 2-му Корниловскому Ударному полку приказано перейти в Батайск. Не успел полк стать по квартирам, как противник повел наступление на Койсуг и занял его северную окраину. По приказанию начальника дивизии полк наносит удар красным во фланг, между Койсугом и Батайском, гонит их и доходит почти до Дона. После боя полк разместился в Койсуге. В этом бою наш запасный полк снова понес большие потери.

15 и 16 февраля. На фронте Корниловской Ударной дивизии Батайск-Койсуг затишье. Под ст. Ольгинской идут сильные бои, и Марковцы понесли большие потери.

17 февраля. Без давления со стороны противника наша дивизия отходит на станцию Каял. 2-й полк занимает Батайск.

18 февраля. Переход на хутор Слесаревский.

19 февраля. Станица Кущевка. Перед нами полная картина отступления Армии: идут громадные обозы, гонят стада и косяки, едут со своими кибитками калмыки и кое-где тянутся отступающие части. Станичники сильно поднажились за гражданскую войну и спокойно ждут большевиков. Погода испортилась, стоит невылазная грязь и при виде всей этой картины отступления у всех настроение отвратительное.

Отступление Корниловской Ударной дивизии в 1920 году от Батайска на Новороссийск

20 февраля. 2-й Корниловский Ударный полк и остатки запасного полка, который в ночном бою был почти уничтожен, — в станице Шкуринской. Вправо, в Кущевке, - кубанцы, влево, в станице Староминской, - 1-й Корниловский Ударный полк. К вечеру противник занял Кущевку.

21 февраля. На участке 2-го Корниловского Ударного полка в ночь с 20-го подошедшие пехотные части красных повели наступление на станицу и к 3 часам, обойдя левый фланг полка, подходили к полотну железной дороги, но резервными батальонами были отброшены за реку Ею. К вечеру противник снова занял половину станицы, но ночной атакой полк отбросил его и взял в плен командира красной бригады. Приказано отходить на станицу Новоминскую.

22 февраля. В час 2-й Корниловский Ударный полк оставил станицу Шкуринскую и пошел не полевой дорогой — была страшная грязь, — а по полотну железной дороги через станицу Староминскую, куда прибыл на рассвете. Противник не преследовал. 

23 февраля. Станица Стародеревянковская и ст. Канивская.

24 февраля. 2-му Корниловскому Ударному полку приказано перейти в ст. Крыловскую. которая занята Кубанским конным полком. При подходе обнаружилось, что красная пехота уже подходит к станице Крыловской, а их конница пошла на хутора, что восточнее станицы. Наступление было остановлено. Полк расположился в станице, а противник засел по ту сторону реки Челбасы, в продолжении станицы. Станица вся простреливалась ружейным и пулеметным огнем, а артиллерия противника затрудняла движение в нашем тылу.

25 февраля. С утра идет бой на реке с пехотой противника, и их конница обходит наш правый фланг с юго-востока. К вечеру 2-й полк отошел за реку Средние Челбасы, в хутор Угря, где и соединился с дивизией.

26 февраля. Станица Брюховецкая. Корниловская Ударная дивизия в резерве командира Добровольческого корпуса генерала Кутепова. Во 2-м Корниловском Ударном полку его запасный батальон сведен в роту и влит в офицерский батальон. 

1 марта 1920 г. Корниловская Ударная дивизия в станице Старовеличковской в составе 1-го и 2-го полков со своей артиллерией. 3-й же Корниловский Ударный полк по-старому в Екатеринодаре и его окрестностях, где хорошо пополнился.

2 и 3 марта. Дивизия в станице Старонижестеблиевской.

4 марта. Корниловцам было приказано занять станицу Полтавскую и пропустить мимо себя все части и обозы корпуса. Только что Корниловцы расположились на привал в станице, как подверглись атаке конницы красных 16-й дивизии. Бой был коротким: заполнивши собой всю станицу, они неожиданно для себя встретили тоже всюду губительный отпор Корниловцев и, не выдержав, отскочили с большим для себя уроном. 2-й батальон 1-го полка захватил знамя 96-го Кубанского советского конного полка. В 18 часов дивизия перешла в ст. Славянскую. Здесь и в следующих станицах чувствуется доброжелательное к нам отношение и полнее раскаяние за свое поведение в отношении нас. Конечно, это запоздалое и голое сочувствие не изгладило в наших сердцах горечь измены казачьих самостийников, оставивших нас и своих патриотов в самый критический момент боев на фронте Воронеж — Орел. И не просто оставивших нас, а временами хотелось открыть огонь по этим изменникам, когда на наших глазах несколько их сотен со своим старым Штандартом, с трубачами, песнями и в пьяном виде тянулись мимо нас по своим родным кубанским полям в сторону красной армии Ленина, чтобы помочь ей добивать нас во славу диктатуры мирового пролетариата. Все это было до того тяжело переживать, что быть может и сердечное теперь раскаяние казаков последних станиц не радовало нас. Оно запоздало...

5 марта. В 18 часов в станице Троицкой Корниловцы перевалили через реку Кубань. С тяжелыми думами смотрели Корниловцы на многоводные и раздольные воды исторической реки Кубани, на берегах которой мы и ее верные сыны пролили во имя общей нашей Матери РОССИИ в недавнем прошлом столько крови, добились славных побед и вот теперь, по милости ее изменников — самостийников, в последний раз смотрим на ее могучие воды с глубокой верой в то, что пройдут времена измен и предательств, сбросит РОССИЯ большевизм и вновь разольется по кубанским просторам привольная и свободная жизнь.

Противник не преследует.

6 марта. С 9 часов дивизия переходит в станицу Крымскую.

7-10 марта. Станица Крымская. Пришли сообщения об оставлении Екатеринодара и гибели у Елизаветинской переправы через Кубань нашего 3-го Корниловского Ударного полка. Прибыл сам его командир полка — капитан Щеглов — и подтвердил все ранее сообщенное. Первый раз этот полк истек кровью в длительных и кровопролитных боях от Орла до Донецкого бассейна. Из Батайска он был отправлен в район Екатеринодара на пополнение, избежав таким образом все тяжелые бои за Ростов и отход до станицы Крымской. Было точно известно, что полк хорошо пополнился и вдруг — какая-то непонятная и бесславная гибель полка? В связи с общей катастрофой капитан Щеглов не был предан суду и даже не был отстранен от командования полком, снова возродив его в Крыму. Календарь боевых действий 3-го Корниловского Ударного полка так кратко освещает этот трагический эпизод: по приказанию командования Донской Армии полк 3 марта в 20 часов выступил из Екатеринодара для переправы на другой берег реки Кубани у станицы Елизаветинской. По дороге полк имел привал у места смерти Генерала Корнилова и потом стал по квартирам в Елизаветинской. В станице никаких средств для переправы не оказалось. В 8 часов 4 марта полк двинулся на станицу Марьинскую, в которую и прибыл в 12 часов. Простояв там два часа и не найдя переправы и там, полк повернул обратно в станицу Елизаветинскую. Под самой станицей полк был обстрелян редким ружейным огнем из леса, что северо-западнее станицы. В самой же станице уже были квартирьеры красных, взятые нами в плен. Под прикрытием 2-го батальона должна была начаться у аула Хаштук переправа на левый берег Кубани на единственной лодке, вмещавшей 7 человек. К утру удалось переправить 201 человека. С восходом солнца переправившиеся остатки полка двинулись к аулу Панахес, где имели несколько часов отдыха. В 13 часов 5 марта двинулись на станцию Северскую, куда прибыли в 10 часов 5 марта и, погрузившись в эшелон, 8 марта прибыли в станицу Крымскую, где и соединились со своей дивизией (от составителя записок: я, как первопоходник и переправлявшийся тогда у станицы Елизаветинской с левого берега на правый на маленьком пароме, теперь о переправе здесь 3-го нашего полка, но уже в другой обстановке, на левый берег, держусь иного мнения. Если был приказ заведующего переправой от Донской Армии, касающийся только переправы полка, а не обороны таковой «жертвуя собой», то это был не боевой приказ, а потому можно было в исполнении его допустить разного рода приемы и, в первую очередь, использовать телефон и конную разведку для определения наличия переправы, а потом уже и удержания таковой до подхода полка. Без этих данных лучше было бы подождать очереди для переправы через железнодорожный мост, где была надежда на сохранение личного состава, так как все остальное все равно нужно было бросить при эвакуации. Бесспорно, что для выполнения боевого приказа мы должны жертвовать собой, но для выполнения простых перебросок части мы должны сохранять наши силы.

Для полноты картины происшедшего с 3-им Корниловским Ударным полком привожу показание полковника Румянцева, Николая Кузьмича, присланное им мне в 1970 году из США. После выздоровления от тяжелого ранения, полученного им в рядах 1-го Корниловского Ударного полка при наступлении на Курск, он назначается в 3-й Корниловский Ударный полк на должность помощника командира полка по строевой части. «В момент моего прибытия полк стоял верстах в 30 от Екатеринодара, и здесь я впервые познакомился с полковником Щегловым. Он — кадровый офицер, но почти всю первую Великую войну провел на нестроевых должностях. До этого в боях с ним мне не приходилось быть. Полк только что был пополнен. Старых офицеров, знакомых по 1-му полку, было очень мало, и таким образом весь состав 3-го полка был мне незнаком. Потом полк был переведен в Екатеринодар, где ему был сделан смотр генералом Деникиным, и в конце февраля 1920 года полк выступил в 20 часов в станицу Елизаветинскую. Дату помню хорошо, так как трагическая переправа была с 3 на 4 марта. Здесь у меня происходит первое расхождение с командиром полка, как и у части старших офицеров полка, из-за решения о переправе через Кубань. Мы настаивали, чтобы переправу делать в Екатеринодаре, он же отдал распоряжение идти по берегу Кубани на станицу Елизаветинскую. Полковник Щеглов был упрям и мало считался с мнением своих помощников. Постараюсь быть объективным. Итак, полк выступил из Екатеринодара на Елизаветинскую в полном составе, с двумя орудиями. При подходе к Елизаветинской было обнаружено, что ни переправы, ни средств для переправы не было. Командир шел в голове полка, а мне было приказано быть в арьергарде. Не найдя переправы, полк двинулся дальше. Станичники относились к нам, не скажу, чтобы враждебно, но очень и очень осторожно, с опаской. Сведения о дальнейшем нашем движении были разноречивы, одни говорили о переправе в 10-15 верстах, другие отрицали это. Я предлагал полковнику Щеглову оставить полк у станицы и выслать конный разъезд для поисков переправы, самим же, на месте, заняться подысканием перевозочных средств. Мне было разрешено оставить несколько конных и полуроту, сам же повел полк дальше. Оставшись, я выслал конных для освещения окрестностей и станицы. Была найдена одна лодка в исправном состоянии, на 15 человек, и ялик, на 5-4 человека. Часа через четыре было получено сообщение, что полк возвращается. К этому времени лодка и ялик были доставлены к нам на берег. С подходом полка началась переправа. Она шла интенсивно. Сам полковник Щеглов переправился на одной из первых лодок для приема переправляющихся. Сначала были переправлены сестры милосердия, больные и инвалиды. Все садились в лодку «налегке», забрав только винтовки, патроны и медикаменты. К сожалению, и мне пришлось бросить ящик с моими документами и фотографиями со времени моего детства и первой Мировой войны. Часть конных была выслана на розыски средств переправы. Время близилось к рассвету, когда я получил донесение от заставы, что красные приближаются к станице. Часть людей видя что надежды на переправу нет, стала уходить вдоль реки от станицы а часть тронулась в станицу. Сейчас мне это тяжело вспомнить, я пишу и нервничаю. Насколько еще память не изменяет, в полку было 800-900 человек, переправилось же 300-400. Переправили и три легких пулемета так как пулеметчики не хотели с ними расставаться. Были брошены орудия, пулеметы и все остальное. Последние лодки уже обстреливались красными. Я лично переправился с казначеем, поручиком Серебряковым держась за хвост коня. Артиллеристы, испортив орудия, переправились тоже держась за лошадей. К счастью, утро было туманное, что избавило нас от прицельного огня красных. Говорили, что были и утонувшие в последнюю минуту. Выбравшись на берег, мы были встречены полковником Щегловым, который распределил нас в ауле по домам, где мы обсушились и были накормлены. Затем мы тронулись на станцию Тонельную. По дороге к нам присоединились несколько чинов полка, переправившихся в других местах реки. Боев по пути не было, случались только стычки с зелеными. На станции Тонельная полку было приказано остаться в арьергарде до получения приказания. Командир полка послал в Новороссийск для выяснения обстановки и получения дальнейших распоряжении. Не помню, сколько мы стояли в Тонельной, но стояли спокойно, и только наши заставы имели перестрелки с зелеными. Получив распоряжение, полк тронулся в Новороссийск, куда и прибыл благополучно. Мы пришли одними из последних, поэтому некоторым пришлось грузиться на другие транспорты. Наконец мы тронулись. Описывать, что творилось в Новороссийске, не приходится. Некоторые, вместе с другими отставшими Корниловцами, под командой полковника Грудино пошли вдоль берега и потом присоединились к полку уже в Курман-Кемельчи. Это все осталось в моей памяти об этом периоде моего пребывания в полку. Незадачлив был для него этот период...»

Полковник Румянцев.

В Русской Армии генерала Врангеля полк окреп, получил за свои бои Николаевское Знамя, а в последнем бою на Юшуньских позициях, на Сиваше, генерал Кутепов благодарил его за отличное отражение красных. На следующий же день, при переходе 3-го полка в контратаку на моих глазах, полковник Щеглов был ранен. Полковник Левитов).

10 марта. Носятся слухи о приказе нашей дивизии двигаться на Темрюк, где удерживать Таманский полуостров и потом там же грузиться для переброски в Крым. Но… в то же время полурота офицерского батальона 2-го Корниловского Ударного полка назначается в распоряжение помощника начальника дивизии полковника Пешня для несения комендантской службы в Новороссийске. Во 2-й Корниловский Ударный полк были влиты остатки Кавказского стрелкового полка с конной сотней.

11 марта. К 20 часам 2-й Корниловский Ударный полк прибыл в ст. Тонельная (дер. Верхне-Баканская).

12 марта. Разъезды и небольшие группы противника с утра повели наступление, но были легко отбиты. К вечеру была замечена большая колонна красных, спускавшаяся с гор против правого боевого участка полка. С наступлением темноты на усиление сторожевого охранения был послан батальон с конной сотней, с помощником командира полка поручиком Левитовым для объединения действий. При подходе отряда к сторожевому охранению выяснилось, что разведки не велось. Конной сотне было приказано осветить местность перед фронтом участка, а двум ротам и всем пулеметам подошедшего батальона — всего около 20 пулеметов — усилить участок обороны. Едва успели роты занять свои места, а конная сотня продвинуться шагов на 300, как красные стали в упор ее расстреливать и бросились на нее в атаку. Оказалось, что сотня нарвалась на залегшие и приготовившиеся к атаке цепи красных, имевших один полк для удара нам во фланг. Наша пехота расположилась по самой окраине села, вдоль изгородей и завалов. Красные наступали бригадой и при подходе к окраине селения сошлись со своей обходной колонной, а в этот-то момент наша конная сотня их лихо атаковала согласно приказу поручика Левитова и заставила их обнаружить себя преждевременно. Бросившись в атаку, красные части еще больше сошлись, имея перед собой только конную сотню, которая в два счета повернула и скрылась в улицах деревни, а красные, по инерции, гурьбой ринулись за ней, опьяненные такой легкой победой. Местность перед селением была ровная, как стол, подходившая к нашей позиции не очень широкой полосой, имевшей по краям почти непроходимые обрывы. Красные были подпущены нами шагов на 250 и встречены убийственным пулеметным, ружейным и артиллерийским огнем. Конечно, их «ура» сразу прекратилось и они бросились назад. Преследовать их были посланы две роты под командой капитана Померанцева. На спуске под обрыв они догнали задержавшийся батальон красных, который и сбросили вниз штыками. Убитыми и ранеными противник понес большие потери, были взяты пленные и перебежчики из числа взятых красными до этого в плен Марковцев и Дроздовцев. Наши потери — 4 убитых и 8 раненых. Благополучный исход этого боя дал возможность спокойно выбраться из села многочисленной коннице и нашей дивизии со всеми обозами, которыми были забиты улицы. Трудно даже представить себе другой исход этого боя, так как выход из села пересекался многими оврагами и обрывами.

15 марта. С 3 часов 1-й и 2-й Корниловские Ударные полки стали стягиваться на сборный пункт, к станции. С рассветом полки уже шли по крутой горной дороге на Новороссийский перевал. Противник не преследовал, а конные его части шли почти параллельно нашему движению: мы шли через хребет к юго-востоку от железной дороги, а красные — к северо-западу от нее. При спуске обеих сторон с перевалов в долину реки Цемес, в районе села Мефодиевка, завязался бой. С начала его все части с обозами ринулись к Новороссийску, а их была такая лавина, что о правильной эвакуации нечего было и думать. Нашей дивизии пришлось остаться в арьергарде. Противник начал спускаться в долину, а его артиллерия с высот вела по нас довольно сильный огонь. Несколько наших бронепоездов, наша артиллерия и флот быстро ликвидировали наступление красных, разогнав одним артиллерийским огнем всю их конницу и батареи.

(В этот исторический момент, под гром настоящей канонады, со мной происходило то, что мне, добровольцу Великой войны и Добровольческой Армии с самого начала ее зарождения, казалось совершенно лишним: я был произведен сразу в штабс-капитаны, капитаны и подполковники. Младшим офицером я никогда в Великую войну не был. По прибытии на фронт, в 178-й пехотный Венденский полк, в конце 1914 г. я сразу же, в чине прапорщика, получил роту и потом более года командовал батальоном «временно» или «за» уже в чине поручика с конца 1915 года. Многие ранения и революция привели меня поручиком на положение рядового офицера в офицерский батальон Корниловского Ударного полка, потом я — фельдфебель офицерской имени Генерала Корнилова роты, имел честь быть от полка в конвое Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны; за этим я — командир батальона 2-го Корниловского Ударного полка, был короткое время временно за командира полка в двух полках и потом почти все отступление, от г. Фатежа до Новороссийска, провел в должности помощника командира полка по строевой части у выдающегося командира полка полковника Пашкевича, Якова Антоновича, в полку, где до конца сохранялся офицерский батальон. Я считался старым поручиком, и это спасало мое положение среди моих многочисленных подчиненных, старших меня в чине, и я ни разу не испытывал от этого ущемления моего самолюбия. И вот теперь, под салют артиллерийской канонады, до морской 12-дюймовой артиллерии, включительно, ко мне подъехал начальник штаба нашей дивизии Генерального штаба полковник Капнин и передал мне, с поздравлением, приказ о моих производствах и погоны подполковника. Я был настолько поражен этим показавшимся мне неподходящим к данному моменту производством, хотя давно мной и выслуженным, что был даже смущен. Выручил меня своим поздравлением ныне здравствующий ротмистр Доюн, мой младший офицер по Великой войне, теперь перешедший в кавалерию генерала Барбовича. Такое исключительно радостное совпадение встряхнуло меня, и я пришел в себя. Поэтому в дальнейшем повествовании буду именовать себя на законном основании подполковником Левитовым).

После разгрома таким артиллерийским огнем красных дивизия благополучно миновала Мефодиевку и подошла к Новороссийску. Здесь нам сообщили, что для нас назначен транспорт Добровольного Флота «Корнилов», который едва удалось погрузить углем и вырвать из рук спекулянтов, пытавшихся грузить его табаком.

Отсюда подполковник Левитов назначается от 2-го Корниловского Ударного полка с разъездом обследовать дорогу к своему транспорту. Был еще день, когда я тронулся в путь, получив все инструкции от командира полка полковника Пашкевича. До этого бой и другие события отвлекали внимание от обстановки в Новороссийске, но теперь она предстала пред нами во всей своей трагической красоте. Бронепоезда, пущенные под откос, взорванные, изуродованные столкновением, являли жуткую картину, понятную только полевым войскам. Все пространство, насколько видел глаз, было заполнено главным образом брошенными обозами, артиллерией и массой кавалерии, уходящей по берегу моря к Сочи. Облака дыма от пожаров и мощные взрывы создавали фон развернувшейся трагедии — поражения Вооруженных Сил Юга России. Город «битком набит» брошенными обозами и проходящей кавалерией, и режет глаза, когда проходят сотня за сотней здоровых молодцов, сменивших здесь все свое потрепанное обмундирование на новое, и с притороченным добавочным добром, но... без оружия. Мне казалось, что на лицах всех, не потерявших самообладания при виде этой ужасной картины, было написано какое-то скорбное выражение, говорящее: «Потерявши голову, — по волосам не плачут! Не послушали Генерала Корнилова, оставили в одиночестве генерала Каледина, не могли поднять на борьбу русский народ, значит — неси свой крест до конца».

Вопрос: не ошиблись ли они направлением, так как без оружия едут только сдаваться, а они как будто выбираются на сочинскую дорогу спасения? Неужели и здесь у этих несчастных копошатся в голове мысли, что кто-то их спасет?! Да, с этим явлением мы имели несчастье встретиться по всей России в самые первые дни зарождения борьбы за Ее честь, и теперь, в конце, мы видим то же самое... И это, неоднократно позорившее нашу Родину падение морали, отмечается у нас под мрачным названием «смутного времени», то есть того положения, когда управление страной попадает в руки международных проходимцев, а обезумевший народ, уничтожая друг друга, идет за лозунгом: «Грабь награбленное!»

Отделявшее полк от пристани расстояние версты в три мне удалось преодолеть только к вечеру. На пристани я получил подтверждение, что 2-й Корниловский Ударный полк остается в арьергарде, где он в данное время стоит, батальон 1-го Корниловского Ударного полка — тоже на окраине города, дивизия грузится, а арьергардам отходить по приказанию. Здесь начальник дивизии подчеркнул, что при погрузке 1-й полк станет шпалерами, пропустит всех, а потом погрузится сам. Отправив донесение, я дождался приказания об отходе 2-го Корниловского Ударного полка и, получив его около 21 час., отправился к полку. К этому времени главная масса отступавших уже покинула город, и я, последний раз проехав на своем «верном коне боевом», быстро доехал до полка. Небывалое шествие полка началось: сняв седла и уздечки, мы отпустили наших верных товарищей-коней на волю. На позиции нашей артиллерии затрещали взрывы динамита, с винтовками на плечах и легкими пулеметами и на лямках — с тяжелыми, шла живая могучая сила, закаленная в боях и по-старому верная заветам своего Вождя и Шефа полка Генерала Корнилова. Вместе с полком идет и приданный ему кубанский пластунский батальон. Особенно тяжело было расставаться с оружием, сознавая, что оно еще пригодилось бы, но обстановка неумолимо требовала этого. Брали только то, что можно было унести на себе.

При подходе полка к своему транспорту «Корнилов» нам заявили, что места для нас нет. Тогда полковник Пашкевич потребовал к себе начальника штаба дивизии и прямо заявил ему: «Господин полковник, с нами пулеметы и винтовки, а потому без нас пароход не отойдет!» После доклада начальнику дивизии погрузка началась.

Был полностью погружен и приданный нам пластунский батальон. Места, действительно, почти не было, как не было и порядка при погрузке. Набралось много какой-то тыловой публики, а для фронтовой части определенного места не оказалось. Из числа посторонних администрация парохода отказалась погрузить 10 офицеров и 60 казаков, которые почти без слова упрека уходили в горы, а некоторые, по выходе с пристани, стрелялись. Транспорт был до того переполнен, что в нижних трюмах без воздуха невозможно было сидеть, и некоторые покончили с собой самым примитивным способом. И только на рассвете транспорт «Корнилов» вышел в море.

В городе слышалась редкая ружейная стрельба, а у Геленджика довольно оживленная ружейная и пулеметная перестрелка. О переживаниях фронтовиков в момент отъезда говорить не буду, так как понять их может только фронтовик. Одно можно сказать, что отступление открывало нам всю гнусность, дряблость и продажность нашего тыла. Новороссийск же с его колоссальными складами и с многочисленным личным составом всевозможных учреждений, взобравшимся на наш транспорт, отшлифовали ужасную картину и придали ей законченный вид.

Оставалась одна только, последняя пядь родной земли в нашем распоряжении — это Крым. Как утопающий хватается за соломинку, так и у большинства из нас надежда зацепилась за этот маленький клочек земли, и каждый из нас, качаясь на волнах Черного моря, как бы подводил итог пройденному нами крестному пути и думал о возможном еще сопротивлении и о своем и общем исцелении в способах ведения борьбы. Та же мысль была у высшего командного состава. Глядя на эту перемешавшуюся массу, наши начальники искали способа приведения ее в надлежащий вид для продолжения борьбы. Даже малоопытный взгляд штатского человека видел, что состав тыловых учреждений колоссален и требует решительных мер к его сокращению. Решение было принято и было приступлено к его выполнению.

Велись разговоры и о причинах поражения Вооруженных Сил Юга России, и все видели их в отсутствии единой власти в руках генерала Деникина, в то время как у нашего противника было не только единство власти и цели, но и звероподобное ЧЕКА польского дворянина Дзержинского, спасшего своими мерами своего собрата, русского дворянина Ленина. Союз двух дворян, подкрепленный американским жидом Троцким, создал дьявольскую силу на гибель и позор национальной России. Полное истощение физических и моральных сил было таково, что пережитую катастрофу Новороссийска и свою представляли в обычных жестоких военных выражениях: «Сегодня ты, а завтра я». Таковы законы войны.

15 марта. Транспорт «Корнилов» прибыл в Феодосию. Необходимо было произвести дезинфекцию и немного разгрузиться. Переход с транспорта на берег решено было использовать для фильтровки всех погрузившихся и для препровождения болтающихся на пополнение полков дивизии. Для этого недалеко от пристани был выбран громадный двор с высокими «крепостными» стенами, дорога к нему охранялась шпалерами офицерского батальона 2-го Корниловского Ударного полка и тогда было приступлено к разгрузке. Полки в этом дворе разместились по своим участкам, а всю остальную публику стали фильтровать. Большинство не ожидало такой меры, а предполагало спокойно выгрузиться где-нибудь в районе Константинополя, а тут — на тебе! Феодосия и предложение пожаловать в такую-то роту Корниловского Ударного полка! Вся эта толпа сомнительных сразу ощетинились и пытались «на арапа» выскользнуть на свободу. Все стали засыпать контролеров страшными фразами, указывая на занимаемые ими высокие посты и на связи со Ставкой, но этот номер для многих не прошел и им пришлось пока что пожаловать в какой-либо полк. Как только первый их натиск потерпел фиаско, сразу все это заюлило и стало определять высоту стен, окружавших двор. Картина, свидетелем которой я был, дала нам полную характеристику всем этим господам и их роли в Армии. Пять штаб-офицеров и несколько обер-офицеров, вследствие неопределенности их положения в Армии и за отсутствием у них надлежащих документов, была назначены в офицерский батальон 1-го Корниловского Ударного полка. Часть из них явилась командиру батальона, а часть занялась исследованием высоты стен. Через некоторое время вся эта теплая компания соединилась, оживленно и таинственно что-то обсуждая. Затем они принялись что-то быстро перекладывать в своих чемоданах, выбрасывая все ненужное, после чего, пользуясь отсутствием надлежащего надзора, стали пытаться взять барьер — стену и бежать. Группа наших офицеров наблюдала это и хохотала. Самым рьяным спортсменом оказался один старец, который минимум раз пять пытался преодолеть стену и каждый раз срывался. Наконец их остановили, и старче не выдержал и, махнув рукой, сказал: «Черт побери, а как бы на самом деле не пришлось служить!» В следующую ночь все они сбежали.

Итак, первое доброе начинание встретило отпор. Последующая борьба облегчилась, так как у подобного рода господ, действительно, оказались солидные связи и их понемногу выручили.

На питательном пункте дивизия получила горячую пищу и вечером приступили к погрузке на старый транспорт. 

16 марта. Около 3 часов отчалили и направились в Севастополь. Наша артиллерийская бригада осталась в Феодосии. Все любовались Ливадией — резиденцией Государя Императора Николая 2-го, Хараксом, Ай-Тодором, Дюльбером, Кореизом, Симеизом и т. д. Памятники искусства еще сохранились и блистали своей красотой. Я же имел случай вспомнить о своем пребывании здесь в охране Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны от Корниловского Ударного полка. День был хороший, играл оркестр и все как-то приободрились. В 13 часов транспорт «Корнилов» прибыл в Севастополь. При проходе мимо крейсера «Генерал Корнилов» его экипаж с оркестром был выстроен для встречи на палубе. Корниловцы-ударники и Корниловцы-моряки приветствовали друг друга и громкое «ура» далеко разносилось по заливу. Встречать нас на пристань приехал наш бывший Командующий Добровольческой Армией генерал Май-Маевский. Мне тяжело было видеть его после битвы за Орел, и поэтому я уклонился от участия во встрече. Позади за нами осталась трагедия неудавшейся борьбы в течение двух лет за Россию. Теперь все наши чувства и мысли были направлены к тому, как сложится дальнейшая борьба на этом последнем клочке родной земли?